Князек

Поднявшись по склону, они направились вдоль ручья сквозь заросли, а собаки сновали вокруг, принюхиваясь к земле. Мэри вновь повеселела, ее головка опять горделиво вскинулась, она взглянула на Джона как всегда повелительно:

– Далеко ли отсюда до того места, где, как ты говоришь, рысь устроила свое гнездо? Я знаю этот лес с самого детства – и никогда не встречала тут рыси.

– Мы уже почти приехали. – Джон с облегчением перевел дух. – Уж коли ты затащила меня в такую глушь, то, может быть, я поеду впереди?

Он и сам замечал, как сильно переменился за годы, проведенные здесь – но, казалось, впервые осознал всю глубину этих перемен, словно взглянул на себя со стороны. Между высоким нежным мальчиком, одетым в простой костюм из грубой шерсти, ведущим жизнь простого лендлорда – и сильным зрелым мужем, в любую секунду готовым вступить в бой, но все еще нежным в душе, некоронованным королем этих мест, была пропасть. Здешний народ признал его – в отличие от Мэри... Именно к нему, равно как и к Черному Виллу шли они со своими тяжбами, скорбями и особенно с недугами. Джон не утратил способности исцелять и унимать боль – пожалуй, именно это, более чем его очевидная доблесть, расположило к нему суровых нортумберлендцев.

И вот он, сильный и возмужавший, едет по невидимой тропинке, ведомый почти незаметными глазу приметами – вот ветка необычной формы, вот камень с причудливым пятном лишайника, вот изогнутое дерево... Его глаза, уши и мысль начеку – он чутко ловит каждый звук лесной чащи, и его невозможно застать врасплох... Они уже приближались к тому самому месту, он подал знак Мэри остановиться и подозвал собак.

– Нам лучше спешиться, – сказал он тихо. Они привязали коней к сухому дереву и взяли собак на поводок. Мэри подошла к нему и встала чуть позади, подчиняясь ему как старшему, словно дисциплинированный воин – и снова сердце Джона екнуло: да, она необыкновенная! Полюбит она его когда-нибудь или нет? Но одно он знал твердо: он никогда не отдаст сердце другой – ведь ей нет равных!

Ступая осторожно, как кошки, подкрадывающиеся к добыче, они сошли с тропинки и углубились в чащу, ведя собак, – оба они были опытными охотниками. Ни одна сухая ветка не переломилась под ногой, ни разу не хрустнул сухой папоротник... Они достигли поляны и опустились на мягкий мох, чтобы оглядеться.

Поляна оказалась невелика, с одной стороны ее поднималась вверх серая скала. У подножья росла трава и кусты, в одном месте растительность была смята и вытоптана – словно какой-то крупный зверь постоянно прыгал вниз из небольшой норы, видневшейся в скале. В воздухе стоял странный запах – Китра сглотнул слюну и тихонько заскулил. Джон успокоил пса и взглянул на Мэри. Она сидела, поджав ноги, совершенно неподвижная в своей коричневой куртке, сапогах и шапочке – почти невидимая на фоне зарослей. Брови ее, такие же светлые, как и волосы, чуть сдвинулись над большими и чистыми глазами, ноздри трепетали, втягивая незнакомые запахи, губы сжались... Джон ощутил вдруг острейший приступ желания – но усилием воли овладел собой...

Какое-то время они сидели неподвижно – пока не заметили белку, стремительно сбежавшую по стволу. Зверек чуть помешкал около корней мощного дерева, затем, вильнув пушистым рыжим хвостом, побежал к дуплу. Все было тихо и спокойно.

– Пойдем, – сказала Мэри. – Здесь никого нет. Пойдем, посмотрим поближе.

Они со всеми предосторожностями пересекли поляну, через каждые несколько шагов останавливаясь и прислушиваясь – но ни один звук не нарушал тишины. Собаки вели себя тихо, хотя были настороже. Они добрались до скалы, и, прежде чем Джон успел остановить ее, Мэри легко вспрыгнула на скалистый уступ, чтобы заглянуть в глубокую и довольно широкую трещину. Некоторое время она смотрела внутрь, а потом, очарованная, обернулась к Джону.

– Спускайся! – сдавленно прошептал Джон. – Не глупи!

– Ты был прав! – сказала она, не обращая внимания на его волнение. – Здесь и вправду логово – и два котенка! – она снова взглянула в нору и насупилась: – По-моему, один мертвый. Один шевелится и глядит на меня, Джон! Но другой... ой, он рычит! Какие крошечные зубки – словно иголочки для вышивания! Думаю...

Но собаки вдруг ощетинились. Китра грозно зарычал.

– Мэри, вниз – быстро! – крикнул Джон. Она обернулась, повинуясь его властному приказу, но не успела она спустить одну ногу, как вдруг, откуда-то из-за спины Джона выскочила крупная рысь. Словно золотистая молния, она одним прыжком пересекла поляну, взвилась в воздух и опустилась на спину Мэри.

Спасла девушку шапочка. Задние лапы рыси вцепились в кожу куртки, а передние лапы и клыки вонзились в шапочку, которая тотчас слетела с головы – и кошка потеряла равновесие. Обе они упали на землю, Мэри ударилась плечом и бедром и покатилась по траве. В следующее мгновение рысь снова прыгнула ей на спину. Обе собаки рванулись вперед с грозным рычанием и лаем – это отвлекло кошку от жертвы. Джон привел сюда Мэри только чтобы поглядеть на место – он вовсе не собирался убивать рысь. Но теперь выбора не было. Рысь кинулась на собак, Мэри схватилась за рукоять кинжала, но Джон уже извлек нож, намереваясь вонзить его в самое сердце зверя.

Руку Джона обожгла боль – он с удивлением смотрел на глубокую кровоточащую рану и на распоротый рукав, набухший от крови. Моуди завизжала от боли и, поджав хвост, отскочила. Теперь рысь осталась один на один с Китрой – Мэри, у которой хватило здравого смысла повернуться к рыси спиной, наименее уязвимой для внезапного нападения, поспешно отползала прочь. А в Китре словно закипела кровь его предков-волков – он почуял запах заклятого врага. Выглядел пес устрашающе. Он был крупнее и тяжелее рыси, но рысь оказалась проворней. Вмешательство пса все же позволило Мэри отступить на безопасное расстояние. Китра прыгнул – навстречу ему кинулся рычащий, когтистый и зубастый клубок меха, быстрый как молния. В следующее мгновение дикая кошка стояла уже на скале возле логова, ощерившись, обнажив клыки и шипя от ярости – а Китра лежал на земле, все еще грозно рыча, но с глубокой раной на голове, сочащейся алой кровью.

Это был шанс – и Джон воспользовался им.

– Беги! – приказал он Мэри. – Быстрее!

Она повиновалась, схватив за ошейник прихрамывающую Моуди, и бросилась в чащу. Джон позвал Китру – пес попятился от скалы, он схватил его за ошейник, рванул на себя, и они оба спаслись бегством. Кошка не преследовала их, сочтя более уместным остаться рядом с детенышами – но яростно шипела им вслед...

Лошади пританцовывали на месте, вскидывая головами и округлив от страха глаза – но, благодарение Богу, не оборвали поводьев. Джон и Мэри, ни слова не говоря, спешно отвязали коней, вскочили в седла и взяли с места в карьер. Мэри все еще прижимала к себе небольшую и легкую Моуди, а Китра бежал следом. Когда шипение рыси смолкло вдали, они остановили взмыленных лошадей и спешились, чтобы осмотреть раны друг друга.

Больше всех досталось храбрецу Китре – он даже хозяину не позволил к себе прикоснуться, и Джон в конце концов оставил пса в покое.

– Он вылечится сам, незачем ему помогать, – сказал он, и Китра, поняв, что досаждать ему никто не намерен, отбежал в сторону, прилег и попытался вылизать пораненные плечи – но тщетно. И тут Моуди, прихрамывая, подошла к нему, легла рядышком – какое-то время собаки рычали друг на друга, но потом принялись дружелюбно зализывать друг другу раны.

Люди делали почти то же самое. Рысь лишь слегка оцарапала Мэри – главный удар мощных когтей пришелся на кожаную куртку – однако ее шея и плечи были в крови. Из разодранной руки Джона обильно текла кровь, а в одном месте обнажились мышцы. Мэри молча скинула куртку, подняла сорочку, оторвала от подола полоску и принялась плотно бинтовать рану.

– Вот так, – сказала она наконец. – Это все, что я пока могу сделать. Когда мы приедем домой, я забинтую все как следует. Эта повязка лишь остановит кровь. – Она подняла на него глаза, в которых появился странный блеск: – Джон... – она колебалась, – Прости... Это я во всем виновата – я не послушалась тебя. Я была неправа....