Ковер грез

— Ну, ну! — воскликнул Джеффри. — Только не плакать. Если мое присутствие так на вас подействовало, меня попросят удалиться, но я хотел бы прежде знать, не стало ли вам лучше.

— Мне… мне намного лучше, — ответила Пита шепотом, с трудом выговаривая слова.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Вентворт.

— Но… я не ожидала… вас увидеть.

— Я и не рассчитывал, что вы меня ждете. — Джеффри поставил пустой стакан на полку и стал изучать надписи на пузырьках с лекарствами. — Кажется, вам пора принять микстуру. Да и я обещал позвать сестер, когда вы проснетесь, но прежде сообщу вам вот что: я приехал сюда навестить вас и намерен пробыть в городе, пока вы не выздоровеете, по крайней мере не пойдете на поправку. Так что вы имейте в виду.

— Да, — ответила Пита и слабо улыбнулась.

— И не надо слез, ни в коем случае, прошу вас.

— Хорошо, — отвечала она, хотя нижняя губа ее задрожала.

Джеффри слегка погладил ее по руке, лежавшей поверх одеяла.

— А как… как случилось, что вы приехали… так далеко, чтобы меня увидеть? — спросила девушка.

— А почему бы и нет, милое дитя? — Голос его звучал так мягко, что Пита ушам своим не верила. — Вы выбрали самостоятельность, приняв предложение миссис Рамбольд, но это не значит, что я перестал вами интересоваться. И естественно, когда вы заболели, меня вызвали сюда.

— Не понимаю, зачем они потревожили вас, — ответила Пита, словно извиняясь, таким слабым голосом, что Вентворт едва ее расслышал.

В ответ Джеффри улыбнулся, да так тепло и дружески, что она изумилась: ей-то казалось, он не способен так улыбаться. Взгляд Вентворта стал ласковым, он встал, вышел за дверь и через минуту вернулся вместе с одной из сестер. Она положила свою холодную руку на лоб Пите, посмотрела на нее внимательно и удовлетворенно кивнула.

— Да, — сказала сестра по-итальянски, — ей значительно лучше, но сегодня не стоит ее больше тревожить. Вам следует сейчас оставить ее. — Сестра дружелюбно улыбнулась высокому, видному мужчине, которого она считала настоящим английским джентльменом. — А вот утром, пожалуйста, приходите.

— Хорошо, — послушно ответил Вентворт и чуть поклонился своей подопечной: — Утром, Пита, я снова нанесу вам визит, а пока — будьте умницей.

Девушка ответила ему одними глазами. Ей хотелось спать, и вместе с тем она чувствовала удивительное умиротворение после того, как узнала, что он где-то здесь, неподалеку.

«Будьте умницей», — повторила она про себя его слова и улыбнулась. На этот раз она заснула спокойным, здоровым сном.

Но на другой день, в полдень, первым гостем, который посетил маленькую, почти лишенную мебели, но полную цветов комнатку, где лежала Пита, был не Джеффри Вентворт. Она даже испытала глубокое разочарование, когда увидела доктора Роберта Грешема.

— Так-так, — сказал он, взяв ее за руку и щупая пульс. — Похоже, вы не ожидали меня увидеть?

Пита слегка покачала головой. От огорчения она не могла вымолвить ни слова.

Роберт сел рядом с ее кроватью. Он нашел Питу ужасно изменившейся, но сделал все, чтобы скрыть от нее свои эмоции.

— Мы прилетели вместе с Вентвортом, — пояснил Грешем. — Я как раз написал миссис Рамбольд, что готов принять ее предложение провести здесь праздники, но, едва только Вентворт сообщил мне, что с вами произошло, я решил не откладывать поездку. Однако, по-моему, вы в надежных руках?

— О да, — ответила Пита слабым голосом. — За мной тут ухаживают прекрасно, хотя сама я мало что помню об этом.

— Еще бы! — Он сочувственно покачал головой. — Бедняжка, как вам не повезло! Но такое могло бы случиться даже в семьях с самым упорядоченным бытом. А сейчас худшее для вас уже позади. — Он ободряюще улыбнулся. — Вы на пути к выздоровлению.

— Надеюсь, — отозвалась Пита, но ее ответная улыбка была столь безжизненной, что Роберту стало больно. — Мне очень приятно, что вы приехали навестить меня, — добавила она, — вместе с мистером Вентвортом.

— Вентворт ждет в коридоре, — сказал доктор. — После меня и он поговорит с вами. Но в эти дни вам не разрешено принимать много посетителей. — Грешем посмотрел на Питу, пытаясь по каким-либо признакам понять, что она и в самом деле рада его видеть, но не смог прийти к утешительному для себя выводу. Однако стоило ему только упомянуть о том, кто считался ее опекуном, как взгляд девушки повеселел и ее бледные щеки чуть порозовели.

— Вы хотите сказать, что он зайдет ко мне? — переспросила Пита.

— Ну конечно, зайдет.

Пита немного смутилась. Не выдала ли она себя взглядом или голосом, когда говорила о Вентворте?

— Знаете, мистер Вентворт и мой… отчим для меня связаны невидимой нитью, — принялась оправдываться она. — Они братья, и потом, у меня нет своей семьи…

— Ну конечно, вполне естественно, что вы хотите его видеть, — успокоил ее доктор. — Между прочим, он страшно беспокоился о вас. — Он вдруг по-мальчишески улыбнулся. — А ведь люди вроде него производят впечатление бесчувственных. Впрочем, в трудную минуту они становятся очень деятельными. Пока я суетился со своим багажом, он заказал нам билеты и продумал все, что связано с поездкой.

Пита улыбнулась ему, но доктор не мог не заметить, как ее утомила беседа, и поспешил выйти и пригласить Вентворта. Тот терпеливо ждал за дверью и повернул голову сразу же, едва она отворилась.

Доктор Грешем сделал ему знак рукой, и Джеффри на цыпочках вошел в палату и остановился у кровати. Закрыв за собой дверь, Боб вышел.

Глава 13

Через неделю Пита уже стала садиться, и круг ее общения расширился. Нельзя сказать, что ее посещало много гостей, да и те, кто приходил, обычно допускались ненадолго, но монахини в белых одеждах, которые выхаживали девушку, признали за Джеффри Вентвортом естественное право оставаться с ней достаточно долго. И он всегда пользовался приоритетом по сравнению с любыми другими визитерами.

Можно было подумать, что дело в его английском происхождении. Но Боб Грешем тоже был англичанином, к тому же сам доктор, но его визиты были нерегулярны — правда, не по его воле — и продолжались лишь несколько минут, тогда как Вентворту тотчас ставили стул, и он сидел у Питы по полчаса. Настоятельница всегда радостно улыбалась ему, когда он просил любезно предоставить ему возможность побыть наедине с девушкой. Может быть, аббатиса, несмотря на ограниченные контакты с внешним миром, неплохо разбиралась в людях и многое читала на лице этого высокого сурового англичанина, а может быть, так и не излечилась от романтизма. Во всяком случае, мать настоятельница не могла не заметить выражения радости во взгляде Питы всякий раз, когда ей сообщали о приходе опекуна. Тут уж она никогда не ошибалась.

Графу Ференци, человеку очень богатому и влиятельному, никогда не отказывали в просьбах навестить девушку, и он всегда приносил ей массу экзотических цветов, фруктов или других гостинцев. И если настоятельница видела какую-то романтическую подоплеку и в его визитах, то, может быть, не без оснований. Граф настолько был потрясен ее болезнью, что, подобно Бобу Грешему, стремился почаще посещать обитель и всегда очень беспокоился о ней.

Вентворт не дарил девушке ни больших букетов, ни дорогих фруктов, но обычно оставлял цветок у нее на подушке. Когда она чуть окрепла, он принес ей томик стихов с ее столика на «Вилле кипарисов».

— Судя по состоянию страниц, вы часто листали его, — заметил он с улыбкой, присаживаясь у кровати.

Пита, хрупкая и изможденная, сидела, откинувшись на подушки, в розовой ночной кофточке. Это был подарок миссис Рамбольд, которая боялась заразиться исключительно из-за Пола, как она подчеркнула в записке, сопровождавшей ее дар. Впрочем, колодец у нее на вилле сейчас обследовали на предмет инфекции, и граф Ференци любезно предложил Элен пожить пока у него. Она постоянно общалась с ним, а он, в свою очередь, часто навешал больную, так что опасность инфекции для нее все же оставалась. Впрочем, Пита хорошо понимала, что в больничной атмосфере Элен будет очень неуютно, пусть уж держится в стороне. В общем, Элен писала Пите нежные письма и купила ей эту нежно-розовую вещицу, благодаря которой больная приобрела еще большее сходство с фарфоровой статуэткой.