Страница 7 из 55
Тщательно оформив и записав свои выводы, он увольняется и летит в Россию. Там Петр приходит к единственному человеку, который мог бы его понять – к своему отцу.
Отец Петра, Андрей Никандрович Самойленков, когда-то был старшим научным сотрудником в институте математики Стеклова, в отделе математической физики. Интриги в руководстве и отсутствие финансирования института в бурных 90-х заставили его покинуть научную стезю и уйти в бизнес, но как говориться «мастерство не пропьешь». Кроме того, блестящие математические способности не раз оказывали ему добрую услугу на трудном карьерном пути к посту вице-президента одного из московских банков. В физике он понимал если и меньше своего сына, то ненамного, и оценить теорию Петра мог. Увидев горящие глаза сына, и услышав его пояснения, Андрей Никандрович, не долго думая, взял отпуск в банке, и с удовольствием засел за расчеты.
Две недели они с Петром еще раз тщательно проверяли и перепроверяли выкладки его гравитационной теории и, сообща, не нашли в ней изъянов.
После этого, Андрей Никандрович взял папку с основными выкладками и пошел, как он объяснил сыну, «куда следует».
Сколько времени, усилий и нервов пришлось ему потратить, история умалчивает.
Но ему удалось организовать официальную проверку теории сына при академии наук. Естественно, под эгидой ФСБ.
И, теория стала жить отдельной жизнью. Эксперты не нашли в ней никаких значимых погрешностей, о чем и доложили начальству. Ответственные за проверку теории в ФСБ, доложили, в свою очередь, о положительном результате своему начальству. Начальство заинтересовалось и велело проверить еще раз. Проверили. Вердикт был ясен – теоретически все верно, требуется практическая проверка. Которая невозможна, поскольку в России условий для подобного глобального эксперимента нет, имеющиеся ускорители частиц не имеют достаточной мощности.
Почему директор ФСБ пошел с этой темой на доклад к президенту, остается неизвестным. Никаких сиюминутных выгод это не сулило, наоборот, при такой серьезной должности, меньше всего следовало пытаться прослыть фантазером. Тем не менее, взяв с собой все материалы и выкладки, самого Петра, одного академика и двух член – корреспондентов, участвовавших в проверках, он добился встречи с президентом и тот заслушал их доводы по теории, доведенной до завершенного вида несколькими проверками и последующей работой самого Петра. Точнее говоря, это была уже не теория, а проект.
Президент был уже не молод. Его лысина расползлась на всю голову, морщин стало больше, и только в глазах отливал тот же холодный блеск, что и десять лет назад. Неофициальный титул «отца нации» и несколько президентских сроков наложили неизгладимый отпечаток на этого человека. Это был Гарант с большой буквы, главный в стране, абсолют власти. Добиться встречи с ним было трудно. Все, кто работал «в верхах» знали – президент России дает один шанс. Очень редко два, никогда – три. Следовало сразу, с первой встречи убедить его в ценности проекта, если не выйдет с первой попытки – все точка. Абстрактную теорию или неотшлифованные идеи излагать бессмысленно. Ниже президентского уровня такой проект никто не пропустит, а второй раз обращаться к «отцу нации» бесполезно. Быть при разговоре с Гарантом неподготовленным или некомпетентным, означало похоронить все дело. Изложение должно быть четким, ясным, плюсы, минусы, экспертные оценки – все должно быть на высшем уровне. Решение же могло быть принято только Самим.
Поэтому на стол к Президенту легла уже не теория, а проект, хотя и не получивший еще своего названия.
Предполагалось построить кольцо ускорителя частиц, сообщавшего заряженным частицам энергию свыше 23 тераэлектронвольт, диаметром чуть более шестидесяти километров. Кроме того, к самому ускорителю требовались особые сверхпроводящие магниты и фантастическое количество энергии. Поэтому предполагалось строительство двух АЭС, действующих синхронно, для нужд нового сверхускорителя. Кроме того, требовалась масса вспомогательного оборудования, кое-что предполагалось создать впервые, вроде огромных охлаждаемых сверхпроводников. Бюджет этой гигантской стройки должен был составить от тридцати, до тридцати пяти миллиардов долларов в течение четырех лет.
Предполагаемая выгода от всего этого грандиозного проекта была очень простой: возможность в течение нескольких десятков минут на площади радиусом около полутора километров нейтрализовать гравитационное поле Земли до одной двадцатой части от нормального. То есть, фактически сила тяжести будет в три раза меньше лунной. Для космонавтики это был бы прорыв: фактически обыкновенный «союз» вывел бы на орбиту груз в сто сорок тонн, вмести проектных семи. Даже более того, вполне возможным и не очень дорогим становилось создание многоразовых космических кораблей, типа «Буран» или «Шаттл» с весьма дешевыми и маломощными ракетами для подъема в космос. Или даже вовсе без них. Реальностью становилась ситуация, при которой набравший высоту самолет, в верхних слоях атмосферы, мог в рамках гравитационного колодца достичь орбиты силой своего штатного реактивного двигателя. Россия могла бы сделать огромный скачок в будущее, удивив, в очередной раз весь мир.
Расчеты были заверены подписью нескольких академиков, компьютерное моделирование проведено. Естественно, оставался ряд вопросов научного и производственного характера, но шансы на успешную реализацию проекта были высоки.
С другой стороны был и «запасной» вариант, на случай, если теория все-таки останется теорией. Два атомных реактора могли поставлять электроэнергию для гражданских целей, которую можно было и продать за рубеж. Создавалось множество рабочих мест. В любом случае эта установка была бы крупнейшей в мире и здорово поднимала престиж России как научной державы. Интерес к подобному сооружению проявили и химики, для работы над синтезом новых элементов, и физики, и компьютерщики, которым подобное сооружение было нужно для проверки ряда теорий по созданию «квантового компьютера».
Разговор с президентом состоялся жесткий. После провала проекта «Российские нанотехнологии», съевшего огромные бюджетные деньги и не давшего ничего, кроме никому не нужных наносигарет и загородных вилл на рублевке для чиновников от науки, отношение президента к дорогостоящим научным инновациям было самым критическим. И, все-таки, что-то не дало президенту отвергнуть проект с ходу. Слишком конкретным был проект, не похожим на обычные «распилы» бюджета от науки. Те составлялись расплывчато, с гораздо более скромным поначалу бюджетом и многочисленными обещаниями невероятных научных прорывов, сразу по нескольким направлениям, но без ясно выраженного конечного результата. Здесь же, с одной стороны, были огромные материальные и денежные вложения, с другой, конкретная и понятная конечная цель. Сам факт, того, что под подобной, казалось бы, фантастикой, стояли подписи ведущих ученых тоже говорил о многом. Значит, не испугались, уверены в успехе и готовы отвечать за последствия при неудаче. Не могут они не понимать, чем все для них закончится, если проектируемая система не заработает.
И еще, России нужен был прорыв. Пусть в военной сфере, если не в экономике. Президент знал, насколько пугающе вероятной с каждым днем становилась перспектива новой войны. Было ясно, что просто так кризис не кончится, что слом всей системы возможен и вряд ли он будет мирным. России очень был нужен козырь в тот момент, когда игра, в которой ставкой будет роль страны в новом мире, пойдет действительно по крупному. А взять его было неоткуда, оставалось надеяться только на чудо. Возможно этот проект мог быть таким чудом…А тридцать миллиардов долларов? Да это много, но они еще были, страна пока обладала большими резервами. И президент понимал, что через несколько лет их все равно не будет. Разойдутся на пособия, разворуються, утекут сквозь песок, как было уже не раз…иногда президент жалел, что он не может сажать чиновников на кол, как Иван Грозный. Может хоть это помогло бы, хоть чуть– чуть.