Страница 17 из 18
– Патронташ? – уточнил хозяин, беря ремень с прилавка, и я энергично кивнул.
– Один рубль вам обойдется. – сказал он, протягивая ремень из крепкой кожи мне. – На тридцать патронов гнезда. Что-то еще?
Ходить с пустым патронташем тоже не годится, странно это, поэтому пришлось разориться на два десятка снаряженных патронов к револьверу, которые я распихал в гнезда, а затем взял две коробки гильз, револьверных и для винтовки. В довершение всего нож купил, с клинком сантиметров пятнадцать, в ножнах. Без ноже нельзя, он не только для драки, он вообще нужен. И на этом мы закончили.
Патронташ я сразу нацепил на себя, с удовлетворением заметив, что он хитрым карабинчиком дополнительно крепится к подвесной или брючному ремню, исключая съезжание вниз, а на него повесил кобуру с револьвером, но не на бедро, а на живот, наискосок, и почувствовал себя еще уверенней. Попробовал пару раз быстро выхватить, и убедился, что оружие выскакивает легко, а клапан откидывается движением пальца. Хозяин внимательно наблюдал за моими манипуляциями, но не комментировал.
Я рассчитался, и мы вышли на улицу.
– Кушать хочется, но надо к полковнику, срочно. – сказала Вера, за все время пребывания у оружейника не проронившая ни слова. – Мы и так нарушили, что сразу не пошли.
– Ну так пошли. – кивнул я, поправляя ранец, болтавшийся сейчас на одном плече. – Чего тянуть? Где это?
– В форте.
– Пошли в форт. Потом перекусим.
Форт виднелся прямо перед нами, в паре сотен метров, но дорога вела к нему не прямо, а огибала деревянный забор, за котором возвышалось фабричного вида зданьице, которое Вера поименовала «кирпичным заводом». И эта самая дорога сначала вывела нас к берегу, где меня ожидал очередной сюрприз – пляж.
Нет, в самом пляже ничего удивительного не было – желтая полоса чистого песка и набегающие на нее волны несильного прибоя. Но компании детей на пляже ударили по стереотипам, причем уже в который раз. Не далее, как час с небольшим назад я видел «церковную казнь», из чего заключил, да и из всего прочего, что церковь здесь силой и влиянием не обделена. И при этом я всегда полагал, что там где церковь в такой силе, там и без ханжества не обойдешься. Но то, что я сейчас увидел, эту картину развалило в один момент – загорелые и мускулистые мальчишки и девчонки носились по песку друг за другом, одетые лишь в полотняные шорты вроде семейных трусов, и какие-то совсем не впечатляющие топы, конструкция которых явно диктовалась отсутствием эластичных тканей в местном ассортименте.
Там же сидели несколько средних лет женщин с маленькими детьми, прикрывшись от солнца плетеными тростниковыми зонтиками. Нормальный провинциальный пляж, когда все взрослые на работе. Все как у нас.
– А что, дети не в школе уже? – спросил я, бросив взгляд на часы.
Вера глянула на меня чуть удивленно, потом спохватилась, и ответила:
– Сейчас их домой отпустили, на лето. И работать по домашним делам они только до обедни могут, а после обедни – свободны. А школа у нас не здесь, здесь только начальная церковная.
– А после начальной? – заинтересовался я.
– После начальной всех отправляют на Детский остров, это через узкий пролив от Большого. И там все учатся с десяти и до четырнадцати лет.
– Ты год, получается, как закончила?
– Да, школу девочек. – кивнула она.
– У вас раздельно учатся?
– Конечно. – она снова чуть удивилась моему вопросу. – Мы же там живем, как можно смешивать? У нас свои дела, девчоночьи.
Тут она чуть смутилась и слегка покраснела.
– И не видитесь с мальчишками? – удивился я.
– Почему не видимся? – удивилась девочка. – Каждые выходные у нас танцульки и все такое, и в другие дни все время что-то вместе делаем. Даже пляж и конный манеж у нас общие. Просто школы разные и живем отдельно. А у вас как?
– У нас все вместе, но в школе не жили, а после уроков по домам шли.
– А кто живет далеко? – удивилась она.
– У нас школ было больше. А сами школы – наверное, меньше.
– Это сколько учителей тогда надо? – поразилась она.
– Ну, не знаю… Хватало, наверное. – пожал я плечами. – Кстати, а после школы есть где еще учиться? Если кто больше знать хочет.
– Если совет Преподобных выберет такого ученика, то его потом переводят на Большой остров, с согласия родителей, и там он уже учится на инженера, или мастера, или даже священника. – ответила Вера.
– То есть, сами отбирают?
– Да, смотрят, кто самый лучший, и затем предлагают.
Ну, может оно и к лучшему? Больше народа «у сохи и у станка» и меньше никому не нужных «образованцев», на которых только деньги зря потратили и для которых диплом – способ не работать руками?
– Совет Преподобных… – задумался я. – Школа церкви принадлежит?
– Конечно! – Вера вроде даже как слегка возмутилась вопросу.– А кто еще имеет право учить?
– Ну… да, верно. – кивнул я, решив в дискуссии на такую скользкую тему не вступать.
Пока, из того, что я заметил, местная церковь таким уж злом мне не казалась, хоть я сам, мягко говоря, хорошим христианином никогда не был и к этому званию не стремился. Нравы… мне почему-то вспомнилась Скандинавия, где церковь никогда за «общую нравственность» не боролась, а полагала таковой лишь прилежание в труде и честность в делах, отчего скандинавы в свое время и добились столь многого для столь малых стран, пока верх с низом не перепутали, равно как и их церковь.
– А тот, с крестом на груди, который казнью командовал – священник? – снова спросил я.
– Да, Преподобный Симон. – подтвердила Вера. – Ему суд в этом городе.
– Значит, здесь судит Преподобный? – удивился я. – Все случаи?
– Ну… да. – как бы недоумевая от такой моей необразованности, ответила девочка. – А кому еще суд, как не ему, если суд Господу? Он ведет службы каждый день, и он судит. Ему подчинена больница и школа для маленьких, где учатся писать и читать. И ясли для детей негров, если они есть в городе.
– В смысле?
– Что в смысле? – не поняла девочка.
– Что за дети негров?
– Ну что непонятного? Ребенок рождается без татуировки, а значит, таким, каким его создал Господь. – пустилась она в объяснения. – А значит, свободным от рождения и допущенным к Таинству Крещения. Поэтому с неграми такие дети жить не могут, негры их испортят и отвратят от Господа. Их воспитывают сначала в яслях, а потом отправляют в школы на Детский остров.
– А потом?
– Потом – кто куда. – пожала у нас плечами. – У нас училка была из таких детей. например. В основном, на Большой остров они уезжают, в церковное войско, или на тамошние фабрики. Или учатся дальше. Священники часто получаются из них.
– Понял. – кивнул я, подумав, что это лучше, чем в нашем мире было, где дети рабов рождались рабами, а крепостных – крепостными, после чего спросил: – А кто управляет городом?
– Голова. – ответила она. – А полковник командует объездчиками и ополчением, когда его собирают.
– Ага! – сообразил я, и добавил: – А что? По уму.
Завершение фразы было уже специально Вере адресовано, чтобы не подумала, что я здешнее мироустройство сразу сомнению подвергаю. А я и не подвергал, я пока просто усваивал информацию. Куда мне подвергать, если я третий день здесь, и часа два как в город приехал, рано еще.
Еще один поворот, и нашим глазам открылся вид на ворота форта и гавань. Гавань была велика, хоть причалы занимали и небольшую ее часть. А еще она была хорошо защищена от штормов с моря далеко выдающейся косой и волноломом, на сооружение которого явно положили немало сил. У пирсов стояло десятка два парусных судов, все больше двух– и трехмачтовых, преимущественно гафельные шхуны и грузовые барки. Хватало и рыбацких лодок, которые забили своей разноцветной массой пространство между двумя ближними пирсами, на которых раскинулся небольшой рыбный рынок. Пахло этой самой рыбой, но и еще чем-то, вроде как смолой или дегтем.
– Видишь, во– он там! – показала пальцем Вера. – Двухмачтовая, с коричневыми бортами и голубой полосой по фальшборту. В самом конце.