Чернильный орешек

При своем скудном воображении Амброз не предвидел трудностей их рискованного предприятия. В этом он был весьма похож на своего дедушку, Томаса Морлэнда: тот никогда не ждал беды, а когда она приходила, животная тяга к душевному покою часто позволяла ему ускользать от нее. И теперь, когда Мэри-Элеонора нерешительно высказала ему свои опасения, он весело отмахнулся от них.

– Я уже слышал все эти байки о Виргинии: как там плантаторы мрут, с голоду, как их убивают злобные индейцы и тому подобную чепуху. Все это было много лет назад, Нелл, в самом начале. Теперь дела в Новом Свете обстоят совсем по-другому, там уже есть настоящие города, в них – лавки, где можно купить все необходимое, и туда каждую неделю, приходят торговые суда… В Америке ты ни в чем не будешь нуждаться.

Амброз, я знаю, что жизнь в Новом Свете изменилась, – спокойно упорствовала Нелл, – но все-таки это дикая страна, совсем не то, что Англия. Нас ждет тяжелая работа, лишения и опасности. Мне хотелось бы, чтобы ты в душе подготовился к этому. Но Амброз лишь засмеялся, посадил ее к себе на колено и поцеловал в щечку.

– Ах ты, моя осторожная маленькая Нелл! Нет-нет, не годится, чтобы оба мы были такими, как ты, надо, чтобы хоть я как-то поддерживал в семье веселье! Но ты не тревожься, моя голубушка, мой отец нипочем не послал бы нас туда, за тридевять земель, да еще за такую цену, чтобы мы там просто работали и подыхали, словно скотина. Он надеется, что я стану крупным землевладельцем, а ты – знатной дамой. Да мы с тобой обзаведемся, может, имением вдвое… нет, даже втрое больше, чем весь Морлэнд! Ты будешь жить в огромном доме, ходить вся в шелках, ездить в отличном экипаже, я тебе точно обещаю.

И Мэри-Элеонора никак не могла заставить Мужа посмотреть на вещи по-иному, а когда Эдмунд рассказывал им о своих планах, то и это не лишило Амброза радужных надежд.

– Вы отправитесь в ту часть Виргинии, которую называют Мэрилендом, – говорил им Эдмунд. – Она лежит ближе к северу, и земли в тех краях на редкость плодородные и добрые. Это палатинат[33], где дружелюбно относятся в равной мере и к католикам, и к протестантам, так что вам там не будут угрожать никакие сепаратисты. И земельное пожалование, хоть оно и стало меньше, чем прежде, все еще остается весьма порядочным.

– И насколько же порядочным, отец? – поинтересовался Амброз.

– По две сотни акров на человека, если ты доставишь с собой за собственный счет пятерых трудоспособных мужчин, – ответил Эдмунд. – А это означает, сын мой, что для начала ты получишь тысячу акров… и если дела у тебя пойдут хорошо, то будет несложно купить и больше.

Глаза Амброза заблестели, и он порывисто повернулся к Мэри-Элеоноре.

– Ну вот, Нелл, ты видишь? Я же говорил, что ты станешь знатной дамой!

Но Мэри-Элеонора оставалась хладнокровной.

– А где мы найдем этих пятерых мужчин, сэр? – спросила она свекра.

– Это не трудно, – ответил тот. – Я объявлю, что мы готовы оплатить проезд пятерых здоровых и крепких фермеров, после чего останется лишь отобрать из желающих самых лучших. Многим добропорядочным людям нужна земля. Они поработают на вас по контракту семь лет, а к концу этого срока ты уже будешь в состоянии нанять новых работников, если понадобится.

Но оптимизм Эдмунда был оправдан лишь отчасти. Да, многие с готовностью вызвались за чужой счет проехаться в Новый Свет, однако мало кто из них оказался достойным, богобоязненным и трудолюбивым фермером. Это, главным образом, были люди, у которых имелись веские причины покинуть Англию, или те, кто надеялся, что в некоем месте, где их не знают, им будет легче жить припеваючи, не обременяя себя работой. Но тем не менее, проявив терпение, Эдмунд в конце концов подыскал семерых мужчин, согласившихся пуститься в это рискованное путешествие. Самыми лучшими из них были Джозеф Хэммонд, его жена Бетти и шурин Джозия Пулмен. Все трое обрабатывали небольшой участок земли на севере Йоркшира на правах бессрочных арендаторов и не так давно были изгнаны землевладельцем, сдавшим им эту землю. Было еще трое работников: Уилл Бревер, Пен Хастер и Роберт Апдайк. А также молодой скотовод Джон Хогг, плотник Сэмуел Гудмен и его жена Хестер. Хотя выбор работников вплотную касался молодой четы, мнением Амброза и Нелл опять пренебрегли. А спроси у Нелл раньше, она возражала бы против Гудменов, поскольку с первого взгляда один вид этой парочки вызвал у нее неприязнь и недоверие.

Только они их не видели до тех самых пор, пока не сели все вместе на корабль в Гулле, чтобы морем добраться до Лондона. А к тому времени возражать было, мягко говоря, поздновато. Их имущество уже погрузили на борт, все то, что, как предполагалось, могло им потребоваться: сундуки, полные одежды и белья, собранного домочадцами, топоры и прочие инструменты, мушкеты и ножи, разная хозяйственная утварь, вроде кухонных принадлежностей, иголок, кубков, мисок, ну еще такие припасы, как свечи, соль, мыло, лекарственные травы и, конечно, провизия. В этом отношении им повезло, так как один из друзей Зафании и Захарии был капитаном корабля, отправлявшегося с торговым рейсом в Виргинию, так что он смог посоветовать им, что следует с собой взять. Эдмунд пригласил его отобедать в Морлэнд, посовещался с ним и составил исчерпывающие списки. По совету этого капитана, они также прихватили семена для посадки, несколько молодых деревцев и кое-какой домашний скот: овец, цыплят, коз и стельную телку.

Было также сделано несколько уступок в пользу роскоши, хотя если бы Амброз задумался над крайней малочисленностью этих уступок, уже одно это должно было бы предупредить его, какого рода жизнь ему предстоит – ящик с книгами, набор шахмат и небольшая гитара. В самый последний момент, перед тем как сундуки были обвязаны веревками и отосланы на корабль, Мэри-Эстер разыскала Нелл и вручила ей еще одно сокровище – прекрасное распятие из слоновой кости с крестом из палисандрового дерева.

– Оно принадлежало твоей бабушке, – сказала Мэри-Эстер, – но, умирая, она оставила его мне. А ей самой отдала его моя прабабушка, Нанетт Морлэнд, поэтому твоя бабушка считала, что оно должно возвратиться в мою семью.

– Это та самая Нанетт Морлэнд, портрет которой висит в столовой?

Мэри-Эстер кивнула.

– Да, та самая. И вот теперь я возвращаю его тебе, моя дорогая. Я знаю, ты будешь дорожить этой реликвией, а она послужит тебе напоминанием, что наша любовь и молитвы всегда с тобой. Веруй в Господа нашего, Нелл, и крепко держись своей веры, что бы ни случилось.

Обе женщины печально смотрели друг на друга, отлично понимая, сколь опасным было это дерзкое предприятие.

– Я буду скучать по вам, мадам, – наконец промолвила Нелл.

Да, конечно, она будет скучать по всей семье, в которой выросла. Маловероятно, что Нелл вновь увидит хоть кого-нибудь из них.

Но когда на лондонской пристани все они взошли на борт большого корабля «Гренвель», готового к отплытию в Виргинию, в городок Джеймстаун: Амброз, Нелл, семеро кабальных слуг[34] и двое женщин, да еще тройка их личной прислуги, Рейчел, Феб и Остин, – Нелл поняла, что только у нее самой и Мэри-Эстер были мрачные предчувствия. Амброз, подобно своему отцу, воображал, что в этом Мэриленде он будет жить так же, как жил в Йоркшире, ну а слуги, если бы не думали то же, что и он, никогда бы, разумеется, не согласились составить им компанию.

В этом году, 1642-м от Рождества Христова, даже Рождество не было похоже само на себя. К уже привычным лишениям зимы добавились еще и вызванные войной. Хотя Йорк и почти весь север сохраняли верность королю, порт Гул по-прежнему находился в руках парламента, а дороги к портам на юге пролегали через занятые войсками парламента внутренние области страны, поэтому в этом году невозможно было добыть заморские товары, в обычных условиях вполне доступные.

– Апельсины и лимоны, имбирное пиво и сладкое вино… – ворчливо произнесла Анна Гетте, когда они присели в гостиной у окна. – Когда же мы увидим все это снова? И еще шелк, и ленточки… а когда я спросила у папы насчет нового платья к Рождественским праздникам, так он мне даже не ответил!

33

Палатинат – весьма сложный средневековый институт феодального землевладения. В данном случае важно знать, что колония Мэриленд была дарована в июне 1632 года Карлом I лорду Балтимору с правом наследственного пользования этой территорией, издания и осуществления на ней «подобающих декретов», сбора налогов, проведения – при необходимости – карательных мер и т. д.

34

Институт кабального рабства, существовавший в Северной Америке в XVII – начале XVIII века, не означал рабства в прямом смысле слова. Как уже описано в тексте выше, лица, желавшие переселиться в Америку, но не имевшие средств для этого, добровольно продавали себя в услужение (кабалу) как правило на семь лет, после чего получали полную свободу и даже участок земли, сельскохозяйственный инвентарь и прочее от бывших хозяев