Исцеление смертью (ЛП)

Он как раз собирался что-то ответить Терезе, но в это время в аудиторию вошёл Крысюк и зашагал по проходу, хлопая в ладоши.

— Внимание все! Займите места. Нам нужно кое-что прояснить, прежде чем мы удалим Барьер.

Он выговорил это так невзначай, что до юноши не сразу дошёл смысл его объявления. А когда дошёл — «удалим Барьер» — Томас застыл.

Шум стих, и Крысюк взошёл на подиум у передней стены аудитории и стал за кафедру. Он ухватился за её края и снова выдавил из себя улыбку — такую же притворную, как раньше.

— Да-да, леди и джентльмены. Скоро вам вернут память. Всю. До малейших подробностей.

Глава 5

Томас кое-как оправился от столбняка. Мысли вихрем закружились в голове.

Он пошёл и сел рядом с Минхо.

Как долго он напрасно старался оживить свою память, вспомнить родителей, друзей и детство, хоть что-нибудь, ну, например, день перед своим появлением в Приюте! И вот всё вернётся... Новость потрясла его настолько, что её трудно было вот так сразу воспринять. Но по мере того, как сознание всё больше привыкало к ней, Томасу постепенно становилось ясно, что в его душе кое-что радикально изменилось. Мысль о возвращении памяти его почему-то больше не соблазняла. Даже больше — страшила. Интуиция, во весь голос заговорившая в нём, когда Крысюк объявил о том, что все Испытания позади, подсказывала: уж больно как-то всё легко! Что-то здесь не так!

Крысюк прочистил горло.

— Вас уже проинформировали, что Испытания подошли к концу. Как только ваша память будет восстановлена, я думаю, вы поверите мне, и тогда мы сможем двигаться дальше. Все вы получили сведения относительно Вспышки и цели, которую преследуют Испытания. Мы очень близко подошли к тому, чтобы завершить процесс картирования убойной зоны. Дальнейшие исследования, которые будут состоять в уточнениях и усовершенствованиях полученного материала, дадут лучшие результаты, если вы будете сотрудничать добровольно, с полным осознанием и неизменённым мозгом. Так что — поздравляю.

—Эх, залезть бы к тебе на кафедру да врезать так, чтобы твой долбаный нос влип в заднюю стенку твоего же долбаного черепа, — сказал Минхо — на удивление спокойно, отчего его слова прозвучали ещё более угрожающе. — Меня уже тошнит от того, как ты выделываешься тут — словно всё клевяк, никто из нас не погиб... Тьфу, противно.

— И я бы с удовольствием полюбовался новым носом этого типа, — ощерился Ньют.

Его голос был полон такой ярости, что Томас даже вздрогнул. Через что в течение третьей фазы пришлось прийти обычно спокойному и выдержанному Ньюту, что он еле справляется с собой?

Крысюк закатил зенки и тяжко вздохнул.

— Во-первых, каждому из вас известно, каковы будут последствия, если вы попытаетесь причинить мне хоть малейший вред. Как уже было сказано — за каждым вашим шагом следят. Во-вторых, я сожалею о тех, кого вы потеряли; однако в конце концов вы поймёте, что утраты не были напрасны. Что до меня, то, похоже, как я ни стараюсь, до вас, мои дорогие друзья, не доходит, насколько высоки ставки в нашей игре. Речь идёт о выживании человеческой расы — никак не меньше.

Минхо набрал было в грудь воздуха, видимо, собираясь дать Крысюку достойный отпор, но сдержался и закрыл рот.

Томас подозревал, что каким бы искренним ни казался тип в белых одеждах, наверняка все его уверения — только обманный трюк. Однако заедаться с Крысюком в данный момент не стоило — ни кулаками, ни словами. Самая важная вещь для них сейчас — это терпение, терпение и ещё раз терпение.

— Кончайте галдёж, — ровным тоном произнёс он. — Давайте выслушаем его.

Но не успел Крысюк раскрыть рот, как заговорил Котелок:

— А с какой стати мы должны верить, что вы... как оно называется... да, Барьер... Так вот — с чего это вам, после всего того, что вы с нами сотворили, удалять этот самый Барьер? Благодарю покорно, может, я не хочу его удалять? Провались это моё прошлое куда подальше, вот что!

— ПОРОК — это хорошо, — раздался вдруг голос Терезы — задумчивый, отрешённый, будто она говорила сама с собой.

— Что? — откликнулся Котелок.

Все повернулись и уставились на Терезу.

— ПОРОК — это хорошо, — повторила она чуть громче и, не вставая со стула, обернулась лицом к другим присутствующим. — Когда я очнулась от комы, то могла написать у себя на руке всё что угодно, но почему-то написала именно эти три слова. Всё думаю, думаю об этом... Должна же быть причина. Давайте заткнёмся и сделаем так, как предлагает этот человек. Мы сможем понять происходящее, только если нам полностью восстановят память.

— Согласен! — выкрикнул Арис — гораздо громче, чем это было необходимо.

Аудитория взорвалась. Все ударились в споры; по большей части они шли между приютелями, ставшими на сторону Котелка, и членами группы Б, поддерживающими точку зрения Терезы. Томас сидел тихо и в перепалки не встревал. Хуже момента для выяснения отношений не придумаешь.

— Тихо! — взревел Крысюк и обрушил кулак на кафедру. Подождал, пока все не замолкли. — Никто не собирается упрекать вас за недоверие. Вы были вынуждены действовать на пределе ваших физических и духовных сил, вы видели смерть ваших друзей, пережили ужасы, которые едва можно вынести. Вы имеете право на недоверие. Но я обещаю вам: когда всё закончится, никто из вас не оглянётся назад...

— А что если нам этого не надо? — оборвал его Котелок. — Что если мы не хотим, чтобы наши воспоминания возвращались?

Томас взглянул на Котелка с облегчением. То, что сказал его товарищ, в точности соответствовало мыслям самого Томаса.

Крысюк вздохнул.

— Почему? Потому что тебе действительно неинтересно твоё прошлое или потому что вы не доверяете нам?

— Не доверяем? Ну что ты! — иронично отозвался Котелок. — Не могу представить себе, с какой стати нам не доверять вам?

— Вам не приходит в голову, что если бы в наши планы входило причинить вам вред, мы бы уже это сделали? — Оратор опустил взгляд на крышку кафедры, потом снова уставился на аудиторию. — Не хотите убирать Барьер — не надо. Стойте и смотрите, как это делают другие.

Реальный выбор или блеф? По тону Крысюка ничего толком сказать было нельзя. Впрочем, уже то, что он сказал это, вызывало удивление.

В помещении повисла тишина. Прежде чем кто-либо подал голос, Крысюк сошёл с подиума и направился к двери в задней стене аудитории. Дойдя до неё, он вновь обернулся к публике.

— Вам и в самом деле хочется провести остаток жизни в неведении о том, кто ваши родители, друзья, близкие? Неужели вы упустите шанс возродить в памяти два-три по-настоящему ценных момента вашей жизни до того, как начались Испытания? Если так, то милости прошу. Но вам, может статься, другого шанса и не представится...

Томас тщательно взвешивал своё решение. Конечно, ему хотелось вспомнить своих родных — он думал о них так часто, так много... Но он хорошо знал, чего можно ожидать от ПОРОКа. Ещё раз на те же грабли он не наступит. Будет драться когтями и зубами, но не позволит этим людям опять шалить с его мозгом. Как же, так он и поверил, что теперь они восстановят его истинные воспоминания! Они же могут впаять ему любые, по своему выбору!

Было и ещё кое-что, волновавшее его не меньше — та мысль, что вспыхнула в его мозгу, когда Крысюк в первый раз упомянул об удалении Барьера. Мало того, что Томас не желал безропотно принимать всё, что ПОРОК постарается выдать за его подлинные воспоминания. Нет — юноша был напуган другим соображением: если все утверждения этих людей насчёт его собственного вклада в планы ПОРОКа — правда, то ему таких воспоминаний и даром не надо. Он не мог ни понять, ни принять того человека, которым, по словам ПОРОКа, он когда-то был. Более того — он ненавидел прежнего Томаса.

Как только Томас увидел, что Крысюк открыл дверь и исчез из аудитории, он низко наклонился к Ньюту и Минхо — так, чтобы больше никто не услышал — и прошептал: