Сквозь топку

Гарриет и Соня расположились поблизости и, готовясь ко сну, украдкой бросали на Томаса любопытные взгляды. И снова он уловил на лицах девушек то же непонятное выражение вины и стыда. Ну что ж, пожалуй, предоставляется возможность побороться за свою жизнь с помощью убеждения.

— Ребята, да ведь вам на самом деле вовсе не хочется моей смерти, разве не так? — Он произнёс это таким тоном, точно поймал их на лжи. — Вы вообще когда-нибудь в своей жизни убили кого-нибудь?

Гарриет, которая уже опускала голову на свёрнутое несколько раз одеяло, служившее ей подушкой, яростно прищурилась. Она приподнялась и оперлась на локоть.

— Судя по тому, что рассказала Тереза, наша группа вырвалась из Лабиринта на три дня раньше вашей. В последней битве мы потеряли гораздо меньше людей и убили куда больше гриверов, чем вы. Не думаешь же ты, что мы не справимся с каким-то жалким мальчишкой-подростком? Да одной левой.

— А совесть не замучает? — Ему оставалось уповать лишь на то, что эта мысль не даст им покоя.

— Помучает-помучает и перестанет. — Она показала ему язык. Нет, в самом деле — показала язык! Потом положила голову на «подушку» и закрыла глаза.

Соня сидела, скрестив ноги, и спать, по-видимому, не собиралась.

— У нас нет выбора. ПОРОК сказал, что это наша единственная задача. Если мы её не выполним, они не пустят нас в Мирную Гавань. Мы умрём здесь, в Топке.

Томас пожал плечами.

— Тогда понятно. Пожертвовать мной, чтобы спасти себя. Очень благородно.

Она пристально уставилась на него, Томас ответил тем же — ему пришлось призвать всю свою силу воли, чтобы не опустить глаз. Первой не выдержала Соня, отвела взор и улеглась к Томасу спиной.

К нему подошла Тереза. Лицо её не выражало ничего, кроме раздражения.

— Что это вы тут разболтались?

— А, так, всякие глупости, — пробубнила Гарриет. — Скажи, пусть он заткнётся.

— Заткнись, — приказала ему Тереза.

Томас хохотнул:

— А что ты будешь делать, если не заткнусь? Убьёшь, что ли?

Она ничего не ответила, лишь смотрела на него ничего не выражающими глазами.

— Почему ты вдруг возненавидела меня? — спросил он. — Что я тебе сделал?

Соня и Гарриет повернулись, как по команде — им тоже была охота послушать — и переводили быстрые взгляды с Томаса на Терезу и обратно.

— Сам знаешь что, — наконец ответила Тереза. — И все здесь знают — я им всё рассказала. Но даже из-за этого я не стала бы опускаться до твоего уровня и сводить с тобой счёты. Мы убьём тебя только потому, что другого выбора нет. Извини. Жизнь — штука жестокая.

«Мне показалось, или действительно в её глазах что-то мелькнуло?» — подумал Томас. Что она пытается ему сказать? А вслух он спросил:

— Что это значит — «опускаться до моего уровня»? Я никогда в жизни не убивал друзей ради спасения собственной жизни. Никогда.

— Я тоже. Вот почему я рада, что мы не друзья.

Она собралась уходить.

— Так что же я тебе сделал? — поспешно спросил Томас. — Извини, но дело в том, что у меня провалы в памяти — ты же знаешь, это у нас сплошь и рядом. Напомни, пожалуйста.

Она резко обернулась и неистово воззрилась на него:

— Не смей меня оскорблять! Сидишь там, прикидываешься, будто ничего не случилось! А сейчас заткнись, не то получишь ещё один фингал на своё прелестное личико.

Она зашагала прочь, и Томас затих. Он поёрзал, устраиваясь поудобнее, прислонил голову к мёртвому стволу дерева и закрыл глаза. Да, ситуация — хуже не бывает, но он был решительно настроен распутать узел и остаться в живых.

И в конце концов он уснул.

ГЛАВА 47

Сначала его сон был беспокоен, несколько часов он промучился, ворочаясь и ёрзая, пытаясь найти более удобную позицию на твёрдой каменистой почве. И наконец, вместе с глубоким сном к нему пришло сновидение.

Ему пятнадцать. Он не знает, откуда ему это известно. Память так подсказывает. Значит, это всё же не совсем сон, это воспоминание?

Они с Терезой стоят около огромной консоли со множеством экранов. На каждом экране — различные изображения, имеющие отношение к Приюту или Лабиринту. Некоторые из изображений движутся, и Томас понимает, почему: съёмки производятся жукоглазами, а тем ведь необходимо время от времени менять позицию. Когда это происходит, то картинка на экране выглядит так, будто её видишь глазами крысы.

— Не могу поверить. Они все мертвы, — говорит Тереза.

Томас озадачен. И снова он не совсем понимает, что происходит. Он — внутри этого мальчика, он — действительно Томас, но тем не менее он не имеет понятия, о чём говорит Тереза. Безусловно, не о приютелях: вон, на одном из экранов — Минхо с Ньютом бредут через лес, на другом — Гэлли, сидит на скамейке... Алби — распекает какого-то незнакомого Томасу приютеля.

— Мы же знали, что так и должно было случиться, — отвечает он наконец, не понимая, почему говорит так.

— Всё равно это тяжело. — Они не смотрят друг на друга, их взгляды прикованы к экранам. — Теперь всё зависит от нас. И от людей в бараках.

— Ну хоть с этим всё в порядке, — отзывается Томас.

— Мне жалко их почти так же, как и приютелей. Почти.

И пока Томас-старший размышляет, что бы это значило, Томас-младший прочищает горло.

— Думаешь, мы узнали достаточно? Думаешь, мы сумеем справиться с задачей даже без Создателей, которые стояли у начала Испытаний?

— Мы обязаны справиться, Том. — Тереза подходит к нему и берёт за руку. Он смотрит на неё, но не может понять, что выражает её лицо. — Всё идёт как надо. У нас год на то, чтобы подготовить замену и приготовиться самим.

— Но это же неправильно! Какое право мы имеем просить их...

Тереза закатывает глаза и крепко, до боли, сжимает ему руку.

— Они знают, на что идут. Хватит талдычить одно и тоже!

— Ну да. — Томас-старший каким-то образом ощущает, что внутри Томаса-младшего всё мертвеет. А смысл слов, которые он произносит, всё так же тёмен: — Паттерны — вот что важно. Убойная зона. А остальное — не играет роли.

Тереза кивает.

— Не имеет значения, сколько людей покалечится или погибнет. Если Варианты не дадут результатов, конец будет один для всех. Смерть.

— Паттерны... — роняет Томас.

Тереза стискивает его пальцы.

— Да. Паттерны.

Когда он проснулся, солнце падало за скрытый горами горизонт и ослепительный свет дня уступал место серым сумеркам. Соня с Гарриет сидели поблизости и пристально смотрели на него. В их взглядах было что-то странноватое.

— Добрый вечер, — притворно бодро сказал он — из головы никак не шёл очередной тревожный сон-воспоминание. — Могу ли я чем-нибудь помочь вам, леди?

— Нам бы хотелось знать всё, что знаешь ты, — тихо ответила Гарриет.

Остатки сна сразу улетучились.

— А какой мне резон помогать вам? — возразил Томас.

Ему бы посидеть да подумать о своём сновидении, но это подождёт — за то время, что он спал, что-то произошло. В глазах Гарриет было какое-то новое выражение. Нельзя упускать возможность спастись.

— Не думаю, что тебе стоит дерзить, — промолвила Гарриет. — У тебя не такой уж большой выбор. Но если поделишься с нами тем, что знаешь или до чего дошёл своим умом, то, глядишь — мы и поможем...

Томас оглянулся в поисках Терезы, но её нигде не было видно.

— А где...

Соня перебила его:

— Сказала, что хочет обшарить округу — не увязался ли за нами кто-нибудь из твоих друзей. Её не будет что-то около часу.

Перед мысленным взором Томаса стояла та Тереза, которую он видел во сне — та, что изучала изображения на экранах, рассуждала о мёртвых Создателях, убойной зоне, о паттернах... Что-то эти мозаики никак не складывались.

— Ты что, язык проглотил?

Он сосредоточил внимание на Соне.

— Нет, э-э... Значит ли это, что вы уже не так решительно настроены прикончить меня? — М-да, ну и выразился. Дурак дураком. Интересно, сколько людей в истории Земли произносили ту же идиотскую фразу?