Искушение невинности

Эти же пергаменты, напротив, были сложены в несколько раз, и маленькая восковая печати, скреплявшая их когда-то, давно отпала. Тусклое освещение не позволяло рассмотреть бумаги как следует, но что-то насторожило Бриджет. Подойдя ближе, она вдруг закрыла рот ладонью, чтобы подавить изумленный возглас. На лежащем сверху пергаменте она узнала собственный почерк.

Это были ее письма к Керану, написанные в те благословенные времена, когда их брак был одобрен ее отцом. Раз в месяц она непременно писала будущему мужу письмо и отсылала, как только предоставлялась возможность. Бывало, ей приходилось ждать два или три месяца, пока кто-нибудь не останавливался в их имении, — путешественник, который мог бы отвезти письма в Лондон, откуда их переправили бы во Францию.

Бриджет смотрела на стопку писем. Они были тут, все до единого. Сгибы истрепаны и местами порваны. Значит, пергамент разворачивали и вновь складывали много-много раз. Стопка писем возле конторки — видимо, хозяин очень дорожил ими. Бриджет была поражена. Неужели ее письма были так важны для Керана? Внезапно события, послед них дней представились Бриджет в новом свете. Керан так спешил водворить ее в Эмбер-Хилл! Но не потому, что был отъявленным собственником. Просто она была ему очень дорога. Она сама, а не выгоды союза, который он заключил с ее отцом. Разве берег бы он ее письма, будь его сердце свободно?

— Ваши письма помогли мне сохранить рассудок на этой войне, которой, казалось, не будет конца.

Ахнув, Бриджет покачала головой:

— Но я не писала ничего особенного. Простые слова самой обычной девушки.

Ее муж приподнял бровь.

— Каждое из этих писем мне дороже золота.

Керан не счел нужным прикрываться простыней и стоял перед женой во всей наготе, окутанный теплом огня в камине. Он улыбнулся Бриджет — как редко он улыбался! Но его глаза были по-прежнему серьезны.

— Я очень дорожил ими. Упивался каждым словом, каждой фразой. Читая их, я представлял, что нахожусь рядом с вами, там, где мне очень хотелось быть. Ваши письма уносили меня прочь от войны, которая пожирала наши жизни из-за чьей-то алчности. Мой долг призывал меня воевать. Но письма не давали мне чувствовать себя одиноким, всеми забытым.

Протянув руку, Бриджет провела пальцем по обтрепанным сгибам писем. В некоторых местах пергамент треснул — так часто его сгибали. Казалось, пергаментам лет десять, не меньше. А ведь она писала их всего три года назад. Ее глаза наполнились слезами, потому что ни один мужчина не смог бы так притворяться. И одними словами не объясниться в любви. Эти письма с рваными краями были лучшим из доказательств, которого так ждало ее сердце.

— Читая эти письма, я учился любить вас, Бриджет.

— Но вы так редко писали в ответ… Любить меня? Как же это может быть? Мы все еще едва знакомы. Так мало времени прошло с тех пор, как мы вместе!

Керан взял со стола стопку писем, и его лицо осветилось радостью. Пальцы любовно гладили пергамент. Его нежность трогала до слез, потому что не было слов, чтобы ее передать. Зато жест был достаточно красноречив, чтобы сказать Бриджет, как драгоценны были Керану ее послания.

— Я вторгся в Шотландию с целой армией, чтобы найти вас. Это ли не доказательство моей преданности вам? — Керан вздохнул. — По правде говоря, я боялся — вдруг вы решите, что я мало за вами ухаживаю? Я человек действия, но не умею сочинять куплеты. И я не хотел платить какому-нибудь поэту, чтобы тот написал стишки, которые я мог бы вам послать. Я просто ревновал. Каждое мое письмо я писал сам, собственной рукой. Это лучшее, что я мог сделать.

Многие благородные рыцари платили сочинителям любовных писем. Конечно же, подумала Бриджет, ей было приятнее читать редкие, коротенькие письма, написанные им самим, чем прихотливые строчки, купленные на рынке. Ее умиляло, что Керан писал письма сам.

Будь она для него просто племенной кобылой для рождения детей, он предпочел бы нанять поэта, да и дело с концом.

— Вы доказали свою преданность не только поступками.

Бриджет провела пальцем по верхнему пергаменту в стопке. Ее сердце переполняло счастье, и она радостно улыбнулась. Любовь… Она так ее боялась, а вот теперь обнаружила, что это чувство прекрасно.

— Вы нашли много разных доказательств, Керан.

Множество чудесных доказательств, которые не сбросить со счетов. Спальня из обычной комнаты вдруг превратилась в райский уголок, где она могла найти уют и утешение. Уголок, который не хотелось покидать, чего бы это ни стойло ее доброму имени.

— Обещаю, что по своей воле никогда не покину вас, муж мой.

Его лицо оставалось серьезным, внимательные глаза всматривались в ее душу. Но Бриджет стояла не дрогнув. Никогда в жизни не была она столь искренней.

— Клянусь, Керан.

Бросив письма на стол, он подхватил ее на руки и прижал к груди. Могучие руки, казалось, могли задушить ее в объятиях.

— Я по-прежнему намерен держать вас голой взаперти. Но уже в качестве награды.

Он опустил ее на постель, но она капризно выпятила нижнюю губку:

— Похоже, вы не понимаете, как надлежит принимать дар моей клятвы. Закрыть меня здесь — разве это награда, милорд?

Он завел ее руки за голову, прижимая ее к постели весом собственного тела.

— А вы, милая Бриджет, похоже, не понимаете, что я намерен запереться вместе с вами. Для того лишь, чтобы доказать, каким преданным я умею быть.

— Ах… Но это совершенно меняет дело, — проворковала она, и он тихо зарычал в ответ.

Его бровь испытующе поползла вверх.

— То есть вы не против того, чтобы поразвлечься?

— Если вы обещаете развлечение, я решительно за.

На рассвете кто-то заколотил в дверь.

— Подите, прочь!

Бриджет едва не рассмеялась. Голос мужа звучал так грозно, а глаза сияли лукавыми искорками. Бросив сердитый взгляд в сторону двери, он накинул одеяло поверх их обнаженных тел. Его возбужденный член снова стоял прямо и твердо, и она подняла колено, чтобы потереться об него бедром.

— Я скоро привыкну просыпаться с первыми лучами солнца, потому что вы в моей постели, женушка.

Он склонился к ее лицу, и губы коснулись шеи теплым поцелуем. Накрыл ладонью грудь и стал ласкать сосок. Стук раздался опять.

— Прочь, я сказал!

Его громовой голос мог бы перебудить всех слуг на конюшне.

Но дверь все-таки распахнулась, и мужское покашливание заставило ладонь Керана замереть. Пробормотав что-то себе под нос, он обернулся к вошедшему. Набросил одеяло до самых плеч, чтобы скрыть наготу Бриджет.

— Прошу прощения, милорд, но мне нужно с вами переговорить.

— Нет, это ни к чему.

Керан повернулся к Синклеру спиной. Зажал ногу жены, не давая ей возможности продолжать игру. Но ладонь снова обхватила ее грудь, чтобы ласкать сосок. Бриджет задрожала от возбуждения. Она покраснела — наверняка Синклер понял, чем занимается сейчас его лорд.

— Нам нравится французский обычай праздновать медовый месяц. Пойдешь вниз — вели кому-нибудь принести нам меду, да скажи всем, чтобы нас оставили в покое за закрытыми дверями до конца месяца.

Но резкость хозяина, казалось, не произвела на Синклера должного впечатления. Рыцарь ворвался в спальню с искаженным от ярости лицом.

— Прошу простить, лорд Риппон, но вас ожидают внизу.

Керан, однако, продолжал гладить живот Бриджет, и ее кожа подрагивала от этих восхитительных прикосновений. Но ей стало неловко, и она оттолкнула руку Керана.

— Я занят, Синклер. Я дал тебе право решать все дела по собственному усмотрению. Как-нибудь справишься сам.

Рыцарь сказал что-то вполголоса, и Бриджет выглянула из-за плеча Керана. Во взгляде Синклера ей почудился победный огонек, но он быстро принял невозмутимый вид, плотно сжав губы. Потом с тяжелым вздохом сообщил:

— Прибыл гонец от короля.

Рука, ласкающая ее живот, замерла. Бриджет почувствовала, как застыл в напряженном ожидании ее муж.

— Вас призывают в Уайтхолл вместе с мисс Ньюбери.