Дикарь и леди

Джуд нисколько не сомневался в ее искренности. Да, он верил ей. Черт побери, у него просто не было причин ей не верить. Если бы Пейшенс действительно хотела стать между ним и Мариссой, она по крайней мере не стала бы признаваться ему в любви.

Признание вдовы вызвало у Джуда и чувство признательности, и смутное беспокойство, и он, попрощавшись с ней, покидал ее дом с тяжелым сердцем.

Пейшенс была не первой женщиной, признававшейся в необъяснимом влечении к нему. «В вас есть нечто такое…» кажется, именно так выразилась Пейшенс. Черт возьми, да ведь и Марисса сказала ему почти то же самое. Выходит, это самое «нечто» и привлекало к нему женщин, а он, Джуд, всегда принимал это как должное.

Не дойдя нескольких шагов до лошади, Джуд остановился, ошеломленный неожиданной мыслью.

Принимал как должное? То есть полагал, что это — его роль, его место в этом мире? Но если так, то кто же он, собственно, такой?

Вопрос был ужасно неприятный. И еще неприятнее было то, что он не мог на него ответить.

— Я уверен, что все завершится благополучно.

Марисса подняла голову от вышивания и увидела сидевшего рядом с ней Гарри. А она не заметила, как он сел сюда.

— Гарри, ты о чем?

— Джуд скоро вернется с доброй вестью, уж поверь мне.

— Почему ты в этом уверен? — спросила Марисса и тут же вздохнула.

Она совсем не была в этом уверена. Более того, она была уверена, что если Джуд и вернется, то ничего хорошего его возвращение не принесет. Во-первых, он заявит, что миссис Уэллингсли вовсе не шантажистка. А во-вторых, он обнаружит, что очень даже приятно находиться рядом с красивой женщиной, с той, которая по-настоящему его любит. Да и какой же мужчина отказался бы от такой женщины? Какой мужчина предпочтет глупую девчонку, постоянно чем-нибудь недовольную и оскорбляющую его?

Марисса заморгала, стараясь прогнать слезы.

— Спасибо, Гарри, — прошептала она.

— Знаешь, ты… Не обижайся, кузина, но ты не очень хорошо выглядишь. Может, ты заболела?

— Нет, не думаю. — Марисса покачала головой. — Просто я устала, наверное. И слишком волнуюсь, — добавила она со вздохом.

Гарри легонько прикоснулся к ее плечу:

— Поверь мне, кузина, ты не должна так беспокоиться. Мы убережем тебя от неприятностей.

— Спасибо, Гарри.

Марисса внимательно посмотрела на него, пытаясь представить, каков он как мужчина. Но кузен был абсолютно непроницаем — настоящий джентльмен, который не интересовался ничем, кроме лошадей, даже не имел никакой склонности к политике.

Но что же он за человек, ее кузен? О чем он думает, чего бы хотел добиться в жизни?

Немного помедлив, Марисса проговорила:

— Гарри, могу я кое о чем спросить тебя?

Он тут же кивнул:

— Да, конечно.

— Скажи, Гарри, тебе никогда не бывало тоскливо в нашем доме?

Он нахмурился и пробормотал:

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты ведь очень часто жил у нас, а не у себя дома.

Кузен рассмеялся и заявил:

— Жизнь здесь — настоящее утешение для меня. Моя мать такая суровая, что я не без труда выношу пребывание в ее доме даже сейчас. А своего отца я почти не помню. Он умер, когда я был совсем маленьким. Зато я прекрасно помню твоего отца. Он был очень хороший человек.

Марисса молча кивнула. Их отец действительно был очень спокойный и покладистый. И конечно же, не такой суровый, как его сестра, то есть мать Гарри. И отец очень терпимо относился к проделкам и шалостям детей, так что на него никто никогда не обижался.

Улыбнувшись, Марисса сказала:

— Знаешь, Гарри, ты очень хороший актер. Поэтому я и подумала: уж не притворяешься ли ты, что счастлив среди нас?

Она снова рассмеялся:

— Глупости, кузина! Поверь, твоя семья всегда была единственной настоящей семьей, какую я когда-либо знал.

Марисса взглянула на свое рукоделие — маленькую подушку, которой она занималась уже недели две. Работа продвигалась успешно, и при других обстоятельствах она могла бы сообщить об этом Джуду, то есть похвасталась бы. И еще она рассказала бы ему о своем отце, умершем семь лет назад. Но она этим утром ужасно его оскорбила и теперь не знала, как будет смотреть ему в глаза… если он, конечно, вернется сюда.

— Спасибо, кузен, — сказала наконец Марисса.

А он откашлялся и проговорил:

— Я так понимаю, что миссис Сэмюел пытается выдать за меня одну из молоденьких мисс Сэмюел.

Невольно вздрогнув, Марисса уставилась на собеседника:

— В самом деле? А которую из них?

Гарри с ухмылкой пожал плечами:

— Трудно сказать… Я не уверен, что она отдает предпочтение какой-то из них. Похоже, она чувствует, что они обе слишком уж задержались на сцене, если можно так выразиться.

Марисса снова кивнула. Да, миссис Сэмюел была женщиной весьма практичной; Бет не раз говорила, что мать старается как можно быстрее выдать замуж и ее, и кузину.

Марисса внимательно посмотрела на Гарри:

— А ты сам кому отдаешь предпочтение?

— Знаешь, я не слишком об этом задумывался. Конечно, мисс Нанетт Сэмюел кажется вполне подходящей. Но я не уверен, что из нее получится хорошая жена.

«Ну что, — подумала Марисса, — ведь подобным образом рассуждают очень многие мужчины…»

— Ты, Гарри, прекрасно знаешь, что Бет — моя лучшая подруга. И у нее замечательный характер, уж поверь мне.

— И она очень мила, не так ли? Что ж, я все это учту. Скромная и привлекательная девушка — это не так уж плохо. Полагаю, она могла бы подойти мне.

Марисса внимательно посмотрела на кузена:

— Гарри, ты что же, хочешь сказать, что не надеешься найти любовь?

— Ну почему же?.. Я уверен, что мы полюбим друг друга со временем. Просто, видишь ли… Я не такой страстный по натуре, как некоторые.

Марисса невольно улыбнулась:

— Это звучит довольно странно… Ведь у тебя талант актера. Жаль, что ты благородного происхождения, иначе мог бы стать актером в лучшем театре Лондона.

Гарри на мгновение изменился в лице, но тут же с улыбкой проговорил:

— Думаю, я не отказался бы. Знаешь, иногда я люблю помечтать.

— О чем же?

— Ну… как бы тебе это объяснить?.. Вот Эдвард, например, несет ответственность за свой титул и за честь своей семьи. У Эйдана — его коммерция. А я… я просто развлечение для вас для всех. Конечно, я всегда получал удовольствие от пребывания в вашем доме, но иногда мне хочется заняться чем-то полезным и принять церковный сан.

— Церковный сан? О Господи, не могу представить тебя в роли священника.

Гарри расплылся в улыбке:

— Знаешь, моя мать была увлечена этой идеей. Я думаю, что мог бы отлично сыграть роль священника.

Марисса весело рассмеялась:

— Твои проповеди были бы очень живыми, дорогой кузен. Могу представить, как ты иллюстрируешь все притчи сценами из Шекспира.

— Ты права! Вероятно, мне следует этим заняться!

Марисса снова засмеялась, но тут же, нахмурившись, проговорила:

— Мне кажется, я понимаю тебя, Гарри. В последнее время я чувствую примерно то же, что и ты. То есть чувствую какую-то неопределенность своего положения. Неужели мое единственное предназначение — выйти замуж? Неужели у меня не должно быть никаких других целей в жизни, кроме этой? Мне даже хуже, чем тебе. Потому что ты — мужчина. Ты имеешь свой доход и можешь делать все, что тебе нравится.

— Что же, например?

Марисса пожала плечами:

— Ну… можешь путешествовать по всему свету. Можешь отправиться в Африку. Посетить Восток. Тебя ведь никто не вынуждает оставаться здесь.

— Да, никто не вынуждает. Но мне здесь просто нравится. Значит, говоришь, Африка? — Гарри сделал вид, что задумался. Потом с улыбкой покачал головой: — Нет- нет, мне и в Англии хорошо. Здесь гораздо комфортнее, чем в Африке. И потом, кто будет развлекать твою матушку, если я уплыву?

— Осмелюсь предположить, что мама сама сможет себя развлечь.

Они похихикали на этот счет, а затем в гостиную вошел Джуд. Волосы его были всклокочены ветром, лицо же казалось каменным.