Поцелуй вампира (ЛП)

Оказавшись в саду, Дженкин нашел скамью, расположенную между двумя тонкими рябинами, притулившимися у высокой стены, и сел. Он удобно устроил Эфрику на своих коленях и стал рассматривать ее лицо в мягком свете полной луны. Невзирая на то, что все еще жаждал убить тех негодяев, которые напали на нее, Дженкин был рад, что она снова остановила его. Он не хотел, чтобы она увидела, как он творит такое насилие. Тот факт, что она знала, что он может сделать с человеком, приводил его в смятение.

На мгновение он задался вопросом, уж не начал ли он стыдиться своей сущности, но затем покачал головой. Дженкин не придерживался холодного высокомерия предков, той слепой гордыни, благодаря которым они видели в Посторонних немногим больше, чем бессловесную скотину для пропитания, но он гордился тем, что он МакНахтон. МакНахтоны теперь стали более цивилизованными, больше уважали все живое. Это страх заставлял их так тщательно скрывать свою природу, — страх перед страшной судьбой, ожидающей любого, кого уличили бы как ведьму, чародея или демона. И это страх позволил Лаклейну и Томасу избежать его ярости, страх увидеть выражение ужаса и отвращения на прекрасном лице Эфрики, когда он поднялся бы с тел этих двух мужчин с губами, обагрёнными их кровью. Да, Эфрика понимала, что он просто другой породы, чем она, а не одно из тех бездушных, восставших из мёртвых существ из неосвященных могил, которые питаются живыми людьми. Однако знать о его природе и наблюдать её проявления — две разные вещи. Дженкин знал, что если она отвернется от него со страхом и омерзением — это причинит ему несравнимо большую боль, чем он мог бы даже подумать. То, что он чувствовал к ней, далеко превзошло плотскую страсть и влечение.

Он прижался губами к ее лбу и глубоко вдохнул ее сладкий аромат. Даже мать Дэвида, женщина, на которой он хотел жениться и отметить как свою Пару, не задевала так глубоко его чувств, как эта хрупкая, изящная девушка. Эфрика была его истинной половинкой, и теперь, держа ее в своих руках, он думал о том, что никогда ещё так остро не ощущал своего одиночества, зная, что не сможет притязать на неё. Теперь, на этом фоне его былое ощущение своей обособленности казалось не более чем скверным настроением. Несмотря на то, что она всячески заботилась о нём и, — он уверен, — желала его, он был вынужден отказаться от искушения попытаться покорить ее сердце. Она была женщиной, которая любила сады, солнце и детей. Он же мог дать ей только тени, комнаты без окон и, весьма вероятно, бесплодие. Он не мог так поступить ней.

Девушка пошевелилась в его руках и медленно открыла глаза. Дженкин смотрел в ее теплые, мягкие янтарные глаза и чувствовал такое смятение от наплыва эмоций, что испытал желание отбросить её от себя и скрыться в горах. Вместо этого он поцеловал ее, — как раз, когда насмешливый голос в его голове обозвал его идиотом.

Эфрика изумилась, когда губы Дженкина соприкоснулись с ее. Какой-то краткий миг она сопротивлялась искушению ответить на его поцелуй. Обвив руками его шею, она сказала себе, что случайное прегрешение, по здравом размышлении, ей не повредит. Когда она приоткрыла губы, позволяя поцелую стать более интимным, хватило одного прикосновения его языка, чтобы изгнать все её последние предостерегающие угрызения. Жар желания выжег все мысли, кроме того, как хорош он на вкус, и насколько живыми он сделал все ее ощущения. Руки Дженкина ласкали ее тело, и вскоре уже ее била дрожь от болезненной жажды его прикосновений в тех местах, которых он так тщательно избегал. Она как раз подумала о том, как сильно хотела бы почувствовать его кожу под своими руками, когда он зарылся своими длинными пальцами в ее волосы, и боль пронзила ей голову.

Дженкин услышал ее стон, и она слегка дернулась в его руках. Он даже оторопел на какой-то момент, когда понял, что это не страсть заставила ее сделать так. Дженкин быстро развернул ее на своих коленях, чтобы осмотреть затылок и почувствовал облегчение, обнаружив, что опухоль, которая там была, не слишком велика, однако ранку требовалось промыть.

— Я думала, мы не будем больше этого делать, — сказала Эфрика, когда почувствовала, что может говорить спокойно.

— Не делали и не будем, — ответил Дженкин, поставил ее на ноги и встал сам. Он быстро обхватил своей твердой рукой ее тонкие плечики, когда девушка слегка покачнулась. — Это неблагоразумно, тем более что мы будем проводить время вместе. Где твои комнаты?

— Почему мы должны проводить время вместе? — спросила его Эфрика, когда он провожал ее обратно в замок.

— Если не брать во внимание, что на тебя охотятся двое проходимцев? — Дженкин кивнул, когда она нахмурилась, и быстро пересказал ей слова Малькольма. — В какой-то степени я нуждаюсь в твоей защите так же, как и ты нуждаешься в моей. Хотя это и несправедливо, ты не сможешь ни разоблачить, ни предъявить обвинения тем двум ублюдкам в том, что они сделали, потому что тебя с лёгкостью могут счесть виновной в их действиях или заставят выйти замуж за одного из них. Мне придётся строить из себя придворного в большей степени, чем раньше. Моё самоустранение от всех этих сборищ дало слухам и опасным перешёптываниям благодатную почву для роста. — Остановившись перед дверью в ее комнату, он открыл ее и мягко, но решительно втолкнул девушку внутрь. — Увидимся завтра. Не забудь промыть рану на голове.

Дженкин закрыл дверь, не удивленный ее растерянным видом. Это было невежливое прощание. Хотя он знал, что она в синяках и избита, искушение проследовать за ней в комнату и продолжить начатое в саду, было слишком сильно, чтоб противиться ему. Требовалось охладить огонь в своей крови прежде, чем приближаться к ней снова.

Двигаясь в сторону собственной спальни, Дженкин заметил в её дверях леди Элеонор. Слившись с тенью, он сменил направление и вернулся в сад.

Дженкин поднял глаза на полную луну и подумал о королевских охотничьих угодьях неподалёку от стен замка. Охота ослабила бы жажду крови, которая все еще гудела в его венах после того, как снова пришлось позволить Лаклейну и Томасу ускользнуть на свободу. К тому же, это могло ослабить тугой узел неудовлетворенного желания, скрутившего его нутро. Презрев рискованность этой затеи, он покинул сад и направился к королевским охотничьим угодьям. Этой ночью он насытится.

Глава 7

Эфрика напряглась, завидев, что к ней приближается леди Элеонор. Они с Дженкином исполняли роль охранников друг друга всего лишь один день, но Эфрика была уверена, что женщина идёт поговорить с ней о нем. Вчера вечером девушка несколько раз перехватывала такой взгляд леди Элеонор, которым та наблюдала за ними с Дженкином, что её даже озноб пробирал. Дженкин не доверял этой женщине и не хотел быть с нею, но Эфрика не думала, что он видел в ней реальную угрозу.

— И где же ваш чемпион [2]? — спросила леди Элеонор, подойдя почти вплотную к Эфрике с холодной приветственной улыбкой на лице.

— Мой кто? — спросила Эфрика, настроенная не позволить этой женщине запугать ее.

— Дженкин, конечно. Я полагаю, он цепляется за вашу юбку, чтобы держать Лаклейна и Томаса на расстоянии.

— Как мой кинсман [3], он, естественно, хотел бы, что эти двое держались от меня подальше. Они создавали мне проблемы.

— Дженкин — ваш кинсман? Я понятия не имела, что МакНахтоны и Калланы находятся в родстве.

— Моя сестра замужем за лэрдом Дженкина, который приходится ему кузеном.

— Едва ли это делает его вашим кинсманом, — раздраженно бросила леди Элеонор, но тут же справилась с собой. — Вы и вправду можете быть такой наивной, да? Разве вы не слышали о репутации этого мужчины? Он ненасытен.

Снисходительный тон советчицы, который приняла Элеонор, заставил Эфрику стиснуть зубы.

— Вполне возможно, миледи, но не думаю, что Дженкину пришло бы в голову обесчестить сестру жены своего брата. — Взгляд, которым леди Элеонор уставилась на нее, заставил Эфрику почувствовать себя неуютно, казалось, светло-голубые глаза женщины пронизывают её душу насквозь. — Дженкин считает своим долгом защитить меня от дальнейших оскорблений.

2

Слово «champion» в английском языке помимо своего основного значения, также означает «защитник».

3

Кинсман — близкий родственник мужского пола.