Комната с призраком

Легкий ужин ожидал короля. После некоторого колебания, вызванного цветущим видом молодой графини, он упомянул имя Гаспара. Вместо того чтобы побледнеть, Констанция вспыхнула и отвечала поспешно:

— Завтра, мой государь, все решится завтра, и я прошу вас отложить наши дела, потому что я связана клятвой Богу…

Она смутилась, но король, одновременно и удивленный и польщенный, спросил ее:

— Значит ли это, что ваше решение переменилось и вы прощаете молодому де Водмонту то, что в его венах течет кровь, враждебная вашей?

— Мы должны любить и прощать врагов наших, — отвечала графиня в некотором смятении.

— Клянусь святой Денизой, это добрый ответ для начинающего, — смеясь, проговорил король. — Но где же мой верный слуга, дон Аполлон? Подойдите и поблагодарите свою леди за ее любовь.

Держась поодаль, изумленный рыцарь с бесконечным удивлением наблюдал столь изменившиеся манеры и столь спокойное выражение лица молодой леди. Он не мог слышать ее слов, но ее ли, плачущую и трепещущую, видел он вечером накануне? Ее ли сердце разрывали вчера враждующие страсти? Она ли видела бледные призраки мертвецов, вставших между ней и любимым? Эту загадку было непросто решить. Призыв короля прозвучал в унисон с чувствами де Водмонта; рыцарь бросился вперед. Он был у ее ног, когда графиня, спокойствием своим скрывая терзавшие ее страсти, неожиданно вскрикнула, узнав де Водмонта, и без чувств опустилась на пол.

Все это было в высшей степени загадочно и странно. Когда прислуга привела ее в чувство, последовал новый обморок, а за ним — неудержимый поток слез. Все это время монарх находился в гостиной. Он внимательно рассматривал стол с остатками ужина, насвистывал романс о непостоянстве женского сердца, и он явно не знал, как отвечать на полные беспокойства и горького разочарования взгляды молодого де Водмонта. Наконец появилась горничная графини с запоздалыми извинениями.

— Леди очень плохо себя чувствует. Завтра она припадет к ногам короля, чтобы просить его снисхождения, и завтра же она откроет ему свое решение.

— Завтра, снова завтра! Чем так притягательно завтра, скажи нам, девушка? — спросил король. — Не поможешь ли ты разрешить эту загадку? Что за странная история принадлежит завтрашнему дню, коль все так настаивают на его наступлении?

Зардевшись и опустив глаза, Манон колебалась. Но Генриху не пришлось уподобляться тирану, чтобы узнать секрет ее леди. Манон сама была сильно напугана затеей госпожи, и упорство графини более, чем что-либо другое, побуждало ее выдать тайну. Утес, на котором стоит каменное ложе святой Катерины, нависает над глубокими и стремительными водами Луары, и спать там, по ее мнению, было сущим безумием. Сам Генрих считал, что едва ли бы нашлась женщина, способная решиться на подобный поступок; если несчастная сновидица и избежит падения в бурные воды, ее неминуемо ждет тревожное видение, произведенное нелегким сном по диктату небес. Однако Констанция решилась, и королю оставалось только изумляться, как она, чьему уму и талантам он слышал так много похвал, могла увлечься такой затеей. Может ли страсть так играть нами? Подобно смерти, она гасит возвышенный блеск, уравнивает дворянина с темным крестьянином, забирает и мудрого, и глупца в вечное рабство в свои чертоги. Странным было желание графини, но она могла поступать, как ей того хотелось. Было очевидно, что она колебалась в решении, и оставалось только надеяться, что святая Катерина не сыграет в ее судьбе роковой роли. С другой стороны, образы, отличные от тех, что указует небесный перст, грозили помешать видению спящей. Чтобы предотвратить вмешательство земных сил, было решено поставить вокруг охрану.

Нет на свете чувства более пугающего, чем то, что вторгается в слабое сердце; не внимая голосу рассудка, человек покоряется действию неуправляемых импульсов; и так случается даже с грубыми натурами, стихия которых — борьба, сражения, вечный спор; так происходит и с теми, для кого счастье — в смертельной схватке и радость — в смятении страстей. Нежная душа Констанции была добрее и мягче; долг и любовь попеременно сжимали, терзали ее бедное сердце. Избавлением от невыносимых мук было для нее обращение к таинствам веры; и опасности, что грозили ей на этом пути, придавали ей сил и энергии; осмелиться и дерзнуть ради любимого было счастьем, ибо того требовали ее любовь и ее отчаяние. И если отречение от любви было ее судьбою — опасности и смерть меркли в сравнение с той болью, что наполнила бы тогда ее существо.

К ночи грозила разразиться буря. Порывистый ветер сотрясал оконные переплеты, и деревья взмахивали огромными темными ветвями, подобно гигантам, с шумом проносящимся в фантастическом танце. Констанция и Манон, одни, без провожатых, вышли через боковые воротца из замка и стали спускаться вниз по склону. Луна еще не взошла, и, хотя дорога была знакома, Манон то и дело спотыкалась и вздрагивала, тогда как графиня, закутавшись в шелковый плащ, уверенно спускалась вниз по травяному склону. Они достигли речного берега, где их ожидала причаленная лодка с сидевшим в ней провожатым. Констанция легко поднялась на борт и помогла свой боязливой спутнице. В мгновение ока они были на середине реки. Теплый, живительный ветер проносился над их головами. В первый раз со времени окончания ее траура Констанция почувствовала, как ее грудь вздымает сладостное дыхание природы. Она с восторгом приветствовала это новое чувство. «Не может быть, — подумала она, — чтобы небеса запретили ей любить столь храброго, великодушного и благородного Гаспара. Я не смогу полюбить кого-нибудь другого; я умру, если придется разлучиться с ним. И это сердце, эта душа, пылающая живым чувством, — неужели им предначертан холод ранней могилы? О нет! Жизнь в полный голос говорит во мне. Я буду жить, чтобы любить. Разве не любовь создает мир? Разве не о любви шепчут ветры бегущим волнам? И волны, когда целуют цветущие берега, разве не спешат слиться в объятиях с морем? Любовь соединяет и поддерживает небеса и землю; так неужели мне предопределено одиночество, мне, чье сердце переполняют чувства; неужели мне суждено опустить каменную плиту на живой источник и закрыть его навсегда?»

Приятные грезы принесли радостный отдых тяжелым мыслям графини; но недолго ей пришлось предаваться им; Манон тронула ее локоть:

— Леди, глядите! — вскрикнула она в ужасе. — Вон там — лодка, как призрак: ее весла не ударяют по воде. О, Дева Мария, охрани нас! Надо было остаться дома!

Темный силуэт другой лодки проплыл мимо них. Четыре гребца, закутанные в черные плащи, налегали на весла, которые, как и говорила Манон, не плескали, погружаясь в пенящуюся воду. Еще один человек сидел на корме лодки; как и остальные, он был закутан в черную мантию, но голову его не скрывал капюшон. Несмотря на сумрак, скрывавший его лицо, Констанция узнала своего возлюбленного.

— Гаспар, — позвала она, — это ты?

Окликнутый ею не повернул головы и не ответил, и вскоре лодка пропала во мраке вод.

Как переменились мысли графини! Небо откликнулось и послало ей свои предзнаменования; неземные образы окружили Констанцию, когда она напряженно вглядывалась в сереющий сумрак. Большая лодка возникла перед ней и снова исчезла во мраке; ужас овладел Констанцией и не покидал ее, как будто лодка еще скользила рядом. Души умерших сидели в ней; отец махал ей рукой, и братья хмуро глядели на нее.

Тем временем нос их маленького судна уткнулся в берег небольшой бухты. Констанция сошла на берег; дрожь сотрясала ее тело, и она уже была готова поддаться уговорам Манон, умолявшей ее вернуться обратно. Но стоило бесхитростной ее горничной упомянуть имена короля и де Водмонта и заговорить об ответе, который должно было дать завтра, — Констанция встрепенулась. Какой ответ предстоит дать ей, если она вернется, отказавшись от своего намерения?

Она заторопилась вперед по неровному берегу, затем вдоль него; наконец, женщины поднялись на холм, одной стороною круто обрывавшийся в воду. На вершине его стояла небольшая часовня. Трепещущими пальцами графиня достала ключ и открыла дверь. Они вошли. Было темно — только маленькая лампада, колеблясь в струях воздуха, освещала статую святой Катерины. Девушки опустились на колени и помолились, затем встали, и графиня с принужденным спокойствием пожелала своей спутнице спокойной ночи. Она отворила низкую железную дверь, выходившую в узкий грот; рев быстрого потока доносился снизу.