Страница 36 из 99
Для упокоения останков Виллиболда отвели неосвященный участок кладбища у самого края церковной ограды. Начальник тюрьмы, по закону наследовавший имущество заключенных, осмотрел небогатый скарб музыканта и спросил, что делать с волынкой.
Присутствовавший при том Видо оказался избавленным от труда самолично исполнять волю покойного, потому что речь, произнесенная мэром, звучала так: «Для того чтобы, в будущем избежать каких бы то ни было бед и неприятностей, зловредный инструмент надлежит похоронить вместе с хозяином». Волынку положили в гроб, пастор прочел подобающую случаю молитву, и дюжий могильщик торопливо закидал землей свежую яму с телом музыканта.
И следующей же ночью произошли очень странные события. Часовые на городской башне, по обычаю тех мест наблюдавшие за округой, были неприятно поражены, увидев мастера Виллиболда, поднимавшегося из своей могилы. С волынкой под мышкой он прислонился к могильной плите и, освещаемый взошедшей луной, принялся дуть и перебирать трубки своего инструмента совсем так, как это делал, будучи живым.
Пока озадаченные стражники переглядывались между собой, отверзлось множество соседних могил; их обитатели молча глядели из тьмы черными провалами белеющих в лунном свете черепов. Они осматривались, покачивались в такт, наконец, они покинули свои ветхие ложа и пустились, гремя болтающимися суставами, в безудержный пляс. Из стрельчатых окон церковного придела, из ниш фамильных склепов таращились безликие маски благородных жителей подземелий. Иссохшие руки раскачивали и трясли створки железных решеток, болты и шарниры, удерживавшие их, отлетали прочь с грохотом; кладбище наполняли толпы восставших скелетов. Извиваясь и корчась, проносились они в жутком танце. Новые и новые гости, раздвигая могильную насыпь, лезли из-под надгробий. Отряхиваясь, они вставали в весело вальсирующий хоровод — только саваны колыхались, развеваемые ветром на их лишенных плоти телах. Так продолжалось до тех пор, пока часы на башне не пробили полночь — с последним ударом все танцоры, и большие и маленькие, нехотя возвратились в свои мрачные жилища; музыкант переложил инструмент в другую руку и тоже вернулся в могилу. Все стихло.
Задолго до рассвета, сотрясаемый крупной дрожью, один из стражников разбудил мэра и прыгающими губами поведал ему об увиденном. Строго-настрого приказав держать все в секрете, правитель решил сам провести следующую ночь на башне. Однако предосторожности оказались напрасны — в городе множились и ползли невероятные слухи. Ближе к вечеру крыши прилегавших к церкви домов были усеяны зеваками; коротая время, они горячо спорили о том, что должно произойти.
И мастер Виллиболд не обманул ожиданий — с первым ударом часов, отбивавших одиннадцать, он не спеша поднялся, оперся на могильную плиту и заиграл. Мертвецы, казалось, только того и ждали — камням и надгробиям было не сдержать их; с первыми, звуками волынки кладбище зашумело и наполнилось, как в прошлый раз. Полуистлевшие трупы и совсем скелеты, в саванах и без, высокие и низкие, женщины и мужчины — толпа восставшей нежити кружила вокруг музыканта. Хоровод замедлял бег или, наоборот, убыстрял, смотря по тому, какая звучала мелодия. И так продолжалось до тех пор, пока часы не пробили полночь; с последним ударом колокола танцоры и волынщик вновь упокоились в могилах. Живые же свидетели жуткого представления убедились воочию, что «много есть на земле и в небе такого, что и не снилось нам». Мэр долго не уходил со сторожевой площадки, а перед тем как сойти, приказал немедленно схватить художника и бросить в тюрьму, чтобы пытками вырвать у него признание, как избавить Нейсс от проделок его названого отца. На первом же допросе Видо напомнил о невыполненном обещании и тем вызвал заметное смущение в умах членов магистрата. Однако мэр был непреклонен и вместо того, что сдержать слово, решил перезахоронить останки умершего музыканта в освященном приделе церковной ограды.
И вновь не обошлось без происшествия: местный пономарь по собственному почину вынул из гроба волынку и повесил ее у себя дома в изголовье кровати. Теперь заколдованный музыкант, если бы и захотел, не смог бы сыграть волшебную мелодию без инструмента. Той же ночью, только часы пробили одиннадцать, в дверь к пономарю постучали. Призывая на помощь всех святых и угодников, злополучный служка, обливаясь холодным потом, отворил дверь и увидел стоящего на пороге мастера Виллиболда. «Мою волынку», — проговорил мертвец и шагнул в комнату. Сняв инструмент со стены, он возвратился к своей могиле и принялся играть. Все было как в предыдущие ночи: вылезшие из-под земли гости уже приготовились лихо отплясать свой танец, когда вместо вальса мастер заиграл марш и двинулся прямо в город, и следом за ним двинулась жуткая процессия. В полном параде отшагав по пустынным улицам вымершего от ужаса города, покойники, как и раньше, ровно в полночь возвратились в свои, жилища.
Ужас охватил горожан; еще одна ночь — и мертвецы войдут в их дома. Многие из членов магистрата пытались убедить мэра исполнить обещанное, но самонадеянный упрямец и слышать не желал о том, а про Видо сказал: «Художнишке больше подойдет осиновый кол, чем брачное ложе».
На следующую ночь город вновь заполнила пляшущая нежить. Хотя затворенные окна и не пропускали звуков, по движениям танцующих угадывались фигуры «Дедушкиного танца». Эта ночь была страшнее предыдущих; скелеты останавливались напротив домов, где жили невесты, и начинали, приплясывая, кружиться вокруг зыбкой тени, постепенно обретавшей сходство с несчастной девушкой, в чью честь игралась ночная свадьба.
Разгоравшийся день горожане Нейсса встречали в трауре — все девушки, чьи тени танцевали среди мертвецов, неожиданно умерли. Новая ночь принесла новые смерти; бедные невесты встречали рассвет в убранных цветами похоронных дрогах.
Долее подвергать опасности жизни своих дочерей и жен нейссцы не могли; городского правителя заставили дать согласие на свадьбу. Задолго до начала ночного бала приглашенные сидели за праздничным столом. Часы на башне пробили одиннадцать, и к неописуемому ужасу присутствующих на улице зазвучала до дрожи знакомая мелодия. Опрокидывая стулья, испуганные гости бросились к окнам: в свете фонарей по мостовой шагал старый волынщик, а за ним — длинная вереница закутанных в белые саваны фигур. У самых дверей музыкант остановился, но не перестал играть, и вся процессия, не торопясь, прошествовала в залу. И там, недоуменно озираясь и протирая в изумлении глаза, они остановились, подобно толпе внезапно разбуженных лунатиков. Ледяные цепи сковали сердца людей, в гробовом молчании они наблюдали открывавшиеся им метаморфозы. Бледные щеки вошедших заметно порозовели, побелевшие губы постепенно обрели свой естественный цвет и напоминали теперь нераскрывшиеся розовые бутоны. С радостным удивлением ожившие привидения окликали друг друга и собравшихся, ибо то были те самые девушки-невесты, чьи смерти уже несколько дней оплакивал Нейсс.
Сняв с чистых душ магическое заклятье, мастер Виллиболд освободил их из-под холодных надгробий и привел сюда, на веселую свадьбу. Сам же, доиграв чудесную мелодию, незаметно исчез, и больше его в тех краях не встречали.
Видо рассказывал потом, что познакомился со старым мастером во время одной из прогулок в горах. Добрый Волшебник Силезских гор, а это был именно он, проникся симпатией к юному художнику и обещал помочь его несчастной любви. Он сдержал слово, хотя, как мы видели, весьма и весьма своеобразно.
Со временем Видо стал известным и уважаемым в городе человеком. Богатство его росло вместе с его славой. Прекрасная Эмма каждый год дарила ему по сыну, а его картины продавались даже в Италии. «Пляска Смерти», полотна которой — предмет гордости галерей Базеля, Антверпена, Дрездена, Любека и многих других городов, — всего лишь жалкое подражание шедевру Видо, созданного в память описанных событий и названному «Пляска Смерти в Нейссе». Увы! Картина эта утеряна и до сих пор не найдена, к великому огорчению истинных ценителей искусства.