Страница 35 из 41
Поль не жалел денег на туалеты и украшения для жены. Это он сотворил из нее роковую женщину, — благо, материал был податливый, — об которую потом сам же и обжегся. А она нежила себя духами, шелками. Любовалась своими всегда ухоженными руками. И при всем при этом — читала.
Но безмятежной жизни с поэтом не получалось. Ведь поэты — что звезды, сегодня они сияют над вами, а завтра — на другом небосклоне. Поль стал очень популярным, много ездил, подолгу не бывал дома. И самыми разными действиями, сам того не ожидая, подводил взаимоотношения с Гала к разрыву. Его «милым странностям» не было удержу. Например, он мог показывать снимки обнаженной супруги своим друзьям… И грома долго ждать не пришлось. В их жизнь вошел третий. Художник из Германии Макс Эрнст. Они познакомились на отдыхе. И Макс влюбился в Гала безрассудно. Он бросил свою жену, и с курорта молодые люди вернулись втроем. Элюар был согласен абсолютно на все, лишь бы не терять свою музу. Но однажды несчастный супруг исчез. Виновники случившегося бросились по следу разбитого сердца и нашли его… в Индокитае, вернувшись из которого Гала поняла, что разлюбила Макса.
Так, вкусив свободной любви, она лишь разогрела в себе спящие аппетиты. И вот он настал. Август 1929-го. Элюары приехали в рыбацкую деревню Кадакес по приглашению молодого испанского художника Сальвадора Дали. Как вспоминает сама Галатея, всю дорогу Поль с восторгом рассказывал о его творчестве, о странностях, об особой философии, о поклонении Ницше и Эйнштейну. О его более чем неординарном фильме «Андалузский пес». «Он словно нарочно толкал меня в его объятия…» Поль, такой чуткий и тонко организованный, как он мог не знать, что мужчина с необычной историей — самый что ни на есть притягательный объект.
Гала с Дали и Элюаром
Ароматы первой встречи
Белый дом художника стоял на берегу бухты. Повсюду алели герани, а перед домом рос эвкалипт, распространяющий терпкий запах лета.
Почему-то их встречу принято расписывать так: они увидели друг друга, влюбились и больше не расставались. Но на самом деле это неправда. Стоит обратиться к их собственным словам и поступкам, чтобы убедиться в этом.
Когда машина Гала и Поля Элюар остановилась у дома художника, Дали нисколько не влюбился в нее. Он увидел всего лишь интеллигентное и уставшее лицо. Вся любовь будет впереди, когда он изведет ее долгими и многочисленными прогулками, «уходами в себя», опасным лазанием по горам, желанием сбросить ее с горы… и долгим отсутствием близости. До того дня, когда она сама ему не намекнет, что с последним пора бы покончить.
А пока — начало «концерта». Ибо вечером, за дискуссией об искусстве, Гала призналась ему, что увидела в нем противного и невыносимого типа из-за лакированных волос, которые отвратительным образом выдавали в нем танцора аргентинского танго… Но это были мелочи по сравнению с тем, как готовился Дали к утренней встрече с Элюарами на пляже. Видимо, он решил сменить амплуа танцора и стал «разрабатывать тему купального костюма»… Ее мы описывать не будем, скажем лишь о том, что после того, как плавки были вывернуты наизнанку, Дали решил надушиться запахом козла, который каждое утро проходил под его окнами. Он сварил в воде рыбий клей, смешал его с козлиным пометом, затем добавил несколько капель лавандового масла и достиг результата — неподдельного козлиного духа. Но во время натирания он как раз в окне увидел Гала: «Тело у нее было нежное, как у ребенка. Линия плеч — почти совершенной округлости, а мышцы талии, внешне хрупкой, были атлетически напряжены, как у подростка. Зато изгиб поясницы был поистине женственным. Грациозное сочетание стройного, энергичного торса, осиной талии и нежных бедер делало ее еще более желанной»… Герой-любовник так растерялся, что тут же пошел смывать с себя козлиный дух. А при встрече с Элюарами ни с того ни с сего у него начались дикие приступы смеха, которые продолжались рядом с Гала не один месяц. Как она все это вытерпела, представить трудно. Похоже, и вправду, у нее была невероятная интуиция. В общем, со временем Галатея прошла все проверки на прочность, включая ту, когда она аккуратно спросила у художника о смысле картины «Мрачная игра». (Испачканные экскрементами трусы были изображены на ней «с такой милой естественностью», что все, по словам Дали, задавали себе вопрос, не является ли художник копрофагом?) Гала задала этот вопрос иначе:
— Если вы пользуетесь своими картинами, чтобы доказать пользу какого-либо порока, который вы считаете гениальным, это, как нам кажется, значительно ослабляет ваши произведения, сужает их, низводит их до уровня психопатического документа…
На что Дали, едва удерживая очередной приступ смеха, ответил:
— Клянусь, что я не копрофаг!
Прекрасное начало романа! Не правда ли?
Супруги Дали. Порт-Льигат, январь 1940 года
Соединились Гала с Дали не так быстро, как пишут в журналах. Дело в том, что он долго раздумывал над тем, как войдет эта женщина в его одиночество. Ведь она уже ворвалась к нему в жизнь и нарушила ее течение. Дали, по собственному признанию, изводил ее «несправедливыми упреками, твердя, что она мешает работать, что ее присутствие обезличивает». Больше того, он убеждал себя, что она причинит ему зло, и говорил ей:
— Не причиняйте мне зла. Он приезжал в Париж, дарил ей розы, наблюдал за ней, пока она не произнесла свою сакраментальную фразу: «Мы больше никогда не покинем друг друга».
Впоследствии Дали так живописал один из эпохальных моментов их жизни: «Чистое и ясное августовское небо исчезло, пришли спелые осенние облака. Скоро будем собирать плоды нашей страсти. Сидя на куче камней, Гала ела черный виноград. И становилась прекрасней с каждой ягодой. Виноград таял, и тело Гала казалось мне созданным из мякоти белого муската. Завтра? Мы думали об этом непрерывно. Принося ей гроздья, я давал ей выбирать: белый или черный.
В решающий день она оделась в белое и такое тонкое платье, что, увидев ее рядом на тропинке, я вздрогнул. Дул сильный ветер, и я изменил наш маршрут, повернув с Гала к морю, к скамье, высеченной в скале и укрытой от ветра. Это было одно из самых пустынных мест в Кадакесе. И сентябрь повесил над нашими головами серебряную подковку луны».
В результате — Гала переехала из Парижа в Порт-Льигат, Сессиль осталась с бабушкой, матерью Поля, а сам Поль — с собственным портретом кисти Дали, где художник забирает одну из муз с Олимпа Элюара. Что ж, поэтично!
Говорят, что Элюар до конца дней не переставал восхищаться своей первой любовью. Он писал ей письма разного, зачастую весьма откровенного содержания. Их мы приводить не будем. Читатель, любящий такие темы, сам разыщет эти строки. А вот отрывок из письма, датируемого мартом 1933 года, приведем: «Утром, просыпаясь, и вечером, засыпая, каждую минуту я повторяю про себя твое имя: Гала, и это значит, что я люблю Гала. Вот уже двадцать лет, как я люблю тебя и мы по-прежнему неразделимы. Если однажды ты будешь одна, и тебе будет грустно, ты всегда сможешь меня найти». Стоит заметить, что Гала и Дали обвенчались лишь в 1958 году, после смерти Элюара.
Тяжек труд Пенелопы
Очень многие из тех, кто бывал в их доме — издатели, журналисты, артисты, художники, натурщики, — отмечали особый магнетизм этой женщины, особую притягательность. Правильнее, наверное, притягательность своеобразного толка. Говорят, что она не пропускала мимо себя никого, кто ей нравился. А нравились ей всегда молодые. Еще говорят, что, будучи семидесятилетней, она окружала себя свитой молодых и резвых жиголо. Именно в семьдесят она завела себе чудо-любовника — молодого, преуспевающего певца Джеффа Фенхольта. (Он был одним из исполнителей главной роли в рок-опере «Иисус Христос — суперзвезда».) Когда же жена Джеффа, только что родившая ребенка, узнала о связи супруга, она тотчас указала ему на дверь. Но богатая любовница его не оставила, подарив не просто крышу над головой, а фешенебельный дом. Как на это смотрел Дали? Думается, спокойно. Их союз был очень неординарным. Некоторые биографы уверены, что Дали так и остался девственником. Другие, напротив, утверждают, что его от этой «страшной» участи как раз и спасла Блистательная Оливета (Маслинка, так звал ее художник). Сам же Дали вожделенно описал все свадебное путешествие в «Тайной жизни», откровенничая, что любовь сделала его снисходительным и великодушным, что он умудрился отправиться в свадебное путешествие ровно за два дня до открытия первой выставки в Париже. Что он даже не увидел ее. «Сознаюсь, что в путешествии Гала и я были так заняты своими телами, что почти не думали о моей выставке, которая была уже нашей выставкой. Наша идиллия разворачивалась в Барселоне, затем — на соседнем курорте Ситчесе, пустынный пляж которого сверкал под зимним средиземноморским солнцем...»