Страница 5 из 41
Более 40 лет ученые ломают головы над загадкой космических лучей сверхвысоких энергий. По современным меркам, это очень большой срок. Строительство обсерватории Оже еще не завершилось, но астрофизики уже думают о новых проектах космического масштаба. Мы упоминали, что чем выше энергия частиц, тем реже они встречаются. Поэтому для поиска все более и более энергичных частиц надо увеличивать площадь установки. Вспомним, что, по сути, при наблюдениях космических лучей сверхвысоких энергий рабочим телом детектора является сама атмосфера, это особенно очевидно, если вспомнить о наблюдениях флуоресценции. Зеркальные телескопы, установленные на поверхности Земли, могут обозревать максимум несколько десятков километров вокруг себя. А вот если вывести зеркало на орбиту, то можно осматривать сразу целое полушарие. Излучение, вызываемое суперчастицами, достаточно специфично. Поэтому есть надежда научиться эффективно выделять его при таких наблюдениях, хотя это и нелегко: уж очень много всего происходит на целом земном полушарии, начиная от гроз и кончая техногенными вспышками. И все же следующее поколение установок для изучения космических лучей сверхвысоких энергий вполне может само оказаться космическим.
Сергей Попов
Носитель бремени белых
У каждого народа — своя «мифология». Выковывается она в боях и походах, в трактатах и памфлетах, в трудах многих поколений, в биографиях великих людей. У маленькой «Великой Британии» таких верных помощников было особенно много: от Томаса Мора до Черчилля и от Байрона до Киплинга. Сотни верных «солдат» империи — это они сформулировали, что «никогда, никогда, никогда англичанин не будет рабом», и назвали Британию «универсальным агентством добра на всем белом свете». Много во всем этом было спеси, гордыни и лукавства, много и благородного, преобразовательского, искреннего порыва. Этот странный синтез в самой яркой форме воплотился в одном человеке. Враг рабства и целеустремленный исследователь Африки, «певец» британской исключительности и христианин, который считал, что Бог всегда должен помогать англичанам, — доктор Давид Ливингстон.
История его жизни весьма хорошо известна — полтора века не такой уж большой срок, чтобы контуры ее размылись. Каноническое воплощение викторианского духа, какое являет собой доктор Давид, еще легко усваивается нашим сознанием, и мы не часто задумываемся, насколько странной, должно быть, казалась эта долговязая фигура жителям Курумана, Маботсе, Колобенга, Линьянти — его миссионерских форпостов в Африке. Он не стал «европейским африканцем»: его легендарная приверженность архетипическому костюму безупречного джентльмена даже в ситуациях, где его никак нельзя назвать уместным, — отнюдь не чудачество, а естественное свойство личности. Но все же перемены подспудно происходили. Из Англии в Африку приехал просто одержимый благими намерениями молодой человек. В Африке он стал Деятелем эпохи, символом и движущей силой диалога — во всех его формах. Доброе и высокомерное, истинно полезное и, по правде говоря, разрушительное, все, в чем европеец действительно опередил тогда своего негритянского современника, и все, что только мнилось превосходством,— все вместилось в фигуре Ливингстона.
Честная бедность
В маленьком и сегодня городке Блантайре, посреди графства Ланаркшир, на кладбище стоит надгробный камень с довольно пространной надписью: «Вечной памяти Нила Ливингстона и его жены Агнес. Их дети Джон, Давид, Дженет, Чарлз и Агнес благодарят Господа за то, что Он дал им бедных и честных родителей». Обратите внимание: не «честных, но бедных», а «честных и бедных».
…Работая с десяти лет на текстильной фабрике, Давид раскрывал рядом со станком книгу. Почти на все первое жалованье купил себе латинскую грамматику: вступительные требования шотландских университетов тогда включали знание древних языков. Освоить их в условиях тринадцатичасового рабочего дня было нелегко, не говоря о том, что задумавший стать студентом бедняк ходил еще и в школы, обычную и воскресную. Но усвоенная дома дисциплина помогла: к 16 годам он (если верить ему самому) читал Вергилия и Горация без затруднений. Он хотел тогда в жизни лишь одного — стать миссионером, спасать души.
Недаром говорят, что человеку с идеей сам Бог помогает… И вот, Ливингстон решил, что для его миссионерства полезнее всего будет медицинский диплом, хотя тогда он даже и не подозревал, в какую часть света отправится. Сначала, вдохновившись рассказами о средневековых успехах христианства в Китае, помышлял о нем, но вскоре началась Первая опиумная война. Вест-Индию тоже пришлось отвергнуть: считалось, что там и так слишком много хороших врачей на правительственном довольствии. В Индию «обычную» его не пустили сами работодатели из Лондонского миссионерского общества — не доверили новичку ответственного участка. Оставалась Капская колония. И вот сданы экзамены по лечебному делу, теологии и античной истории, диплом Андерсоновского медицинского колледжа при Университете Глазго получен. После недолгой практики в приходе под Лондоном получены и официальные «верительные грамоты» Миссионерского общества. Путь к долгожданной работе открыт.
Арена жизни и борьбы
Что представлял собой юг Африки, когда туда прибыл Ливингстон? Еще в середине XVII века Голландская Ост-Индская компания основала на будущих землях юго-западной части ЮАР город Капстад (по-английски — Кейптаун ), а в 1795 году его оккупировали британцы, которые вскоре, в период наполеоновских войн (1806 год), уже окончательно укрепились там. Образовалась колония, остававшаяся под английским управлением до самого начала ХХ века, когда образовался доминион под названием Южноафриканский союз, и Капская колония плавно переросла в одноименную провинцию (еще ее называли Провинцией мыса Доброй Надежды). В 1840 году, перед самой высадкой нашего героя, официально образовался муниципалитет Кейптауна, из двадцати тысяч жителей которого чуть больше половины составили, согласно первой переписи, белые горожане. Тем временем поселенцы нидерландского происхождения, недовольные британскими налогами, засильем английского языка и вообще чужими порядками, начали массовый исход на восток, в еще не освоенные европейцами области. Так появились первые независимые области и города буров (это слово происходит от простого голландского «крестьянин»). Почефструм, Винбург и Наталия (Наталь) объединились в единую Бурскую республику. Вуртреккеры («идущие по тропе впереди» на языке африкаанс) — от Луи Тришарда до Андриеса Преториуса, подарившего свою фамилию нынешней столице ЮАР, эмигранты 1840—1850-х годов из Капской колонии, уходившие по так называемому Великому Пути (Great Track) на восток и на северо-восток, — все они заложили основы целой новой цивилизации. Как раз в эпоху кипучей деятельности Ливингстона они «обустраивали» еще одно государство — Трансвааль. Повсюду буры легко совладали с местным чернокожим населением и, таким образом, создали обширную зону, находящуюся под прочным контролем европейцев, но независимую от британской короны, что, конечно, беспокоило подданных последней. В конце концов, после нескольких объявленных и необъявленных войн, в 1850-х, англичане достигли шаткого мира и согласия с бурами, признав независимость одного только Трансвааля. Но уже в 1877 году, через четыре года после смерти доктора Давида, они снова захватили республику, объявив себя «арбитрами» в пограничных конфликтах между нею и зулусами. Парадоксальным образом это спасло Трансвааль от финансового краха: к тому времени у правительства совершенно кончились деньги. Государство буров восстановило независимость в 1881 году, после Первой Бурской войны, и окончательно утратило ее в начале ХХ века.
Living stone — живой камень
Он сошел на берег в Кейптауне в марте 1841-го, в разгар местных социальных и политических страстей. И, не отдохнув и суток после тяжелого морского путешествия, отбыл к месту своего первого назначения — в Куруман, тогда самую отдаленную миссию колонии. Согласно предписанию, ему надлежало просто дожидаться там возвращения из Англии начальника «станции» Моффата, но шотландец немедленно приступил к методичной деятельности. Он донимает подробными расспросами туземцев, изучая таким образом местную географию, обычаи, политику, а также убеждения собеседников, столь далекие от привычных ему. Бомбардирует отчетами, «рацпредложениями» и просто соображениями своих патронов в Лондоне, отца, знакомых. Спустя пару месяцев ему уже ясно: население в округе недостаточно плотно, чтобы оправдать миссионерские усилия. Будет куда полезнее раскинуть сети шире, решает он, — повсюду, где можно надеяться на отклик. То есть там, где не ступала нога белого человека.