Страница 24 из 41
Стеклянный вход и фасад, за которыми начинаются всякие «иллюзии»
На атмосфере внутри самой Синематеки смена адреса тоже сказалась. В постройке Гери, массивной внешне, внутри все воздушно и «невесомо». Причина — в обилии пустого пространства, подчеркнутого стеклянными сводами: они пропускают естественный свет с улицы.
Что касается внешнего вида, сам автор поэтически сравнил свой проект с «приподнявшей пачку танцовщицей». И действительно, если посмотреть на здание со стороны главного входа, можно увидеть, как объемная архитектурная «юбка» словно бы парит в воздухе, опираясь на хрупкое основание — фасад первого этажа тоже выполнен из стекла.
В общем, тех, кто консервативно считает, что старое кино требует камерной, эстетски прокуренной атмосферы, здание удивит. Оно напоминает не «киноклуб», каким выступал подвальный зал в Шайо, а, скорее, «статусный» музей современного искусства. Но именно совмещение ультрасовременного пространства с духом старинного кино и притягивает к нынешней Синематеке столько самых непохожих друг на друга поклонников. В ее модернистском «остове» история искусства оживает на глазах и принимается существовать в настоящем времени. А также — простирается в будущее.
Синефилия и ее последствие
Синефилией характеризуется маниакальная страсть к кино и всему, что с ним связано. Симптомы «заболевания»: ревностное отношение к тем или иным фильмам как к частной собственности, мания собственной правоты в суждениях о кино, отказ воспринимать чьи-либо посторонние мнения. Иронично различают пассивную и активную формы заболевания. В первом случае киноман продолжает беспрестанно смотреть чужие фильмы, во втором — сам принимается снимать кино. История «болезни»: эпидемическая вспышка случилась в Париже в 1950—1960-е годы. Ныне распространена по всему миру, но Париж остается одним из ее центров. Документальные свидетельства: «400 ударов» Франсуа Трюффо (1959), где показаны подростки, срывающие ночью афишу из коридора Синематеки и удирающие с ней в ночь; «Украденные поцелуи» Франсуа Трюффо (1968). В первом же кадре мы видим закрытый «Музей кино» — отголосок событий того года; «Мечтатели» Бернардо Бертолуччи (2003). Юные киноманы 1960-х увлечены игрой «Какой это фильм?» Суть состоит в том, что один из игроков изображает сцену или произносит фразу из какого-нибудь фильма, а другие обязаны его угадать (штрафы и вознаграждения могут быть весьма значительны).
Проекционная оснащена, как следует, — есть аппараты для всех видов пленки, от 35 до 8 мм
Все фильмы равны
В отличие от театральных спектаклей фильмы, как известно, почти бессмертны — каждый раз они рождаются заново, когда старую копию достают из коробки и заправляют в аппарат. В зависимости от малейших обстоятельств места и времени меняется восприятие старых картин. Этот факт испытан поколениями синефилов. Бывает, что никому не известные ленты, когда-то пропущенные и зрителями, и критиками, спустя много лет вдруг получают вторую жизнь, объявляются шедеврами, становятся, что называется, культовыми. А бывает и наоборот.
Синематека — как раз то заведение, где происходят подобные «обыкновенные чудеса». Для ее хранителей не существует иерархий, благодаря им ничто в режиссуре не может считаться окончательным. «Все фильмы равны» — один из лозунгов и принципов Ланглуа и его последователей. Поэтому в четырех вместительных залах Синематеки, один из которых носит имя ее основателя и насчитывает всего 415 мест, показывают все подряд — от сверхизвестного до неизвестного вовсе (иногда и заслуженно). Поэтому каждый год ее многотысячный фонд пополняется приблизительно восемьюстами новыми или реставрированными лентами, а программы так разнообразны и непредсказуемы, как самое кино. Поэтому бесконечно проводятся ретроспективы, не только авторские, где фильмы объединены по формальному признаку — по фамилии режиссера, но и тематические, в которых за основу берется тот или иной принцип, распространенный в мировом искусстве (например, road movie — фильм-путешествие, в котором дорога является ключевым образом). Или — сталкиваются и сопоставляются кинематографы разных стран и континентов.
Все это идет практически одновременно. За два месяца здесь успевают показать подборку немецкого экспрессионизма и одного из его лидеров — Фридриха Вильгельма Мурнау, полный «парад» картин Тарковского (к годовщине его смерти), работы американского документалиста Фредерика Уайзмена и южного корейца Ким Ки Юнга, который практически неизвестен на Западе. Плюс постоянные программы — общепризнанная классика и «неизвестное французское кино» плюс специальная секция научной фантастики, авангард и короткий метр. Словом, всего не «усмотришь» и даже не перечислишь.
Между прочим, хотя все работники Синематеки, естественно, любят и знают кино, многие из них не имеют специального образования в этой области. Так, один из кураторов синематечной программы не без гордости заявил мне, что свои университеты прошел в зале старой Синематеки и более нигде. Изучать фильмы на экране, а не воображать их по описаниям в книжках и статьях, в конце концов, не лучший ли это способ познания? Так что не будет преувеличением сказать, что Синематека — это еще и прекрасный институт, из которого выходят режиссеры, сценаристы, историки, критики. Не случайно в прошлом году известная французская киношкола FEMIS решила праздновать свое двадцатилетие у «музейщиков» в Берси показом лент своих бывших и нынешних студентов.
Анри Ланглуа, основоположник Синематеки
Де Голль кинематографа
«Дракон, охраняющий наши сокровища», — сказал о Ланглуа поэт, художник и режиссер Жан Кокто. Еще учась в школе, Анри «заболел» синефилией и стал собирать старые фильмы. Со временем его страсть к этому занятию стала притчей во языцех. Так, существует комическое «предание» о том, что на своей невесте Мэри Меерсон, вдове сценографа Лазаря Меерсона, он женился исключительно, чтобы завладеть ее киноархивом. В 1935 году Ланглуа организовал маленький «Кружок кино» (Cercle du Cinema). Первое «заседание» состоялось в декабре, на нем показали несколько немых лент, уже исчезнувших тогда с экранов. Имели они такой успех, что было решено устроить еще четыре просмотра. А годом позже вместе со сценаристом Жоржем Франжю и располагая всего лишь десятком картин, Ланглуа уже объявил о создании Французской Синематеки — учреждения, которое будет заниматься консервацией и демонстрацией старого кино. Первые приобретения он делал на чужие деньги, занимая их у родственников и друзей, а иногда, случалось, и подбирал то, что выбрасывали за ненадобностью киностудии. На третий месяц существования Синематека насчитывала уже более тысячи единиц хранения. Ее деятельность начала привлекать внимание профессионалов. Арендованный Ланглуа зал стал местом, где рождались замыслы новых фильмов, журналов и сценариев — получилось что-то вроде салона. К середине 1930-х в мире уже имелись студийные, производственные киноархивы, но они служили исключительно для технических и прикладных целей: не дать «погибнуть» чувствительной пленке. Уникальность же детища Ланглуа состояла в том, что он не просто собирал «отслужившие» фильмы, но и «выпускал» их в мир заново. Обычному складу он придал эстетический характер музея, открытого для самой разной публики. А заодно благодаря налаженной качественной реставрации старых копий просто-напросто уберег многие картины начала века от исчезновения. Такое «спасение кино» продолжилось и во время немецкой оккупации: тогда Ланглуа с помощью брата Жоржа тайно переправил из Германии во Францию множество работ, например ленты еврейского режиссера Рихтера. А в Париже успел перехватить американские фильмы буквально за день до их вывоза в Берлин. За все это союзники потом прозвали его «де Голлем кинематографа». После освобождения Парижа работа Синематеки полностью возобновилась. Ланглуа первым открыл Парижу итальянский неореализм, американских авангардистов, забытую звезду немой комедии Бастера Китона и японцев. Последних он вообще помог освободить от послевоенной «американской художественной оккупации» и кое-что отослал обратно на родину — в результате открылась Токийская Синематека, ныне одна из крупнейших в мире. Анри стоял и у истоков Международной федерации киноархивов (ФИАФ). Правда, из-за конфликта с ней и вспыхнуло в 1968 году знаменитое «дело Ланглуа». Все началось с того, что в 1959 году Синематека, оставаясь некоммерческой организацией, начала получать большую финансовую помощь от правительства — к примеру, в 1963 году для нее был специально спроектирован и отделан тот самый зал во дворце Шайо, где она просуществовала более тридцати лет. Однако Ланглуа продолжал считать «свое» заведение частным «храмом искусства», чье существование не должно было подчиняться никаким уставам и решениям далеких от искусства чиновников. К тому же он отказывался переводить горючую пленку в негорючую, противореча тем самым одному из правил ФИАФ. Бобина старой пленки была для него раритетом, артефактом (что, кстати сказать, привело в разное время к двум пожарам). На почве этих и других разногласий разразился скандал, в ходе которого несговорчивый директор был уволен по обвинению в самовольстве, расточительстве и во всем таком прочем. Его отставка только подлила масла в огонь. При том, что поведение Ланглуа подчас вызывало критику даже со стороны близких соратников (прозвище Дракон появилось не без оснований), в критический момент за него вступились все. Париж, можно сказать, охватили волнения, с разных концов мира начали приходить подписи в его поддержку, а знаменитые режиссеры грозили запретить показы своих фильмов в Синематеке, если Анри не будет возвращен на пост. Есть версия, что именно с демонстраций в защиту «киномузея» началась майская революция 1968 года — ее подробно проиллюстрировал Бернардо Бертолуччи в «Мечтателях» (2003). Как бы там ни было, после долгой борьбы правительству пришлось сдаться. И Ланглуа триумфально вернулся в Синематеку, которой и руководил вплоть до своей смерти в 1977 году.