Страница 31 из 35
Ему показалось, что теперь он начинает понимать, почему она так поступила. В тот вечер восемь лет назад он заметил, как она поглядывала на Джонатана, когда думала, что на нее никто не смотрит. Общения с сестрами-подростками было вполне достаточно, чтобы Мэтт прекрасно разбирался во всех симптомах безответной девичьей любви. Ведь именно поэтому он решил сразу же подыграть ей — ему просто, стало, ее жаль. Кроме того, уже тогда он не испытывал к Джонатану Хендри никаких дружеских чувств.
Отчаянно страдая, Николь смотрела в окно машины, всем сердцем желая, чтобы они поскорее доехали. Если ей повезет, родители уже будут спать, когда она вернется, значит, до утра ей не придется ничего объяснять. А завтра утром… Она горько улыбнулась. Ей захотелось оказаться далеко-далеко, захотелось, чтобы поскорее прошло, как можно больше лет. Однако она прекрасно сознавала, что, сколько бы лет ни миновало с этого дня, она никогда не забудет боль и унижение, пережитые, сегодня вечером.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Николь…
Хорошо знакомый мужской голос проник, казалось, в самую глубину ее дремоты. Николь неохотно открыла глаза, и в ту же секунду весь ужас случившегося вновь обрушился на нее.
Машина уже никуда не ехала, но, выглянув в окно, Николь увидела не милый с детства родительский дом, а незнакомый коттедж причудливой формы.
Она быстро обернулась к Мэтту, но он предупредил готовые сорваться с ее губ вопросы, твердо сказав:
— Мне кажется, нам с тобой есть о чем поговорить, не так ли?
Поговорить? Сейчас, ночью? Ведь уже почти полночь, и, кроме того, о чем еще им разговаривать? Совершенно ясно, что она подаст заявление об уходе с работы, но, как ни старайся исправить ситуацию, ничем уже не поможешь.
Однако не успела она запротестовать, как Мэтт открыл дверцу со своей стороны и вышел наружу. Очевидно, он принял ее молчание за согласие, тоскливо подумала Николь, когда он обошел машину и открыл для нее дверцу.
Мэтт повел ее к коттеджу, говоря:
— Я подумал, что гораздо удобнее разговаривать здесь, чем в отеле.
Николь собиралась возразить, что ей хочется вернуться домой, но Мэтт уже вставил ключ и открыл дверь, а потом на ощупь включил свет.
Холл и коридор оказались узкими и темными. Прямо посередине находилась лестница, круто поднимавшаяся на второй этаж, а слева и справа виднелись двери. Мэтт открыл дверь справа, жестом показывая, что Николь должна пройти туда.
Чувствуя слабость во всем теле, и сощурившись от яркого света, она прошла в комнату — очевидно, гостиную.
Обстановка показалась ей простой, но достаточно удобной и намного более домашней, чем она ожидала увидеть в доме, снятом в аренду. В основном из-за книг, разбросанных по комнате там и тут.
— Я предпочитаю книги телевизору, — сообщил ей Мэтт, изрядно напугав ее легкостью, с которой моментально прочитал ее мысли. — Садись, а я пока приготовлю что-нибудь погорячее.
И снова Николь хотела возразить, что ей ничего не надо. Ей показалось, что все это происходит во сне — в странном сне, где она ничего не может сделать, а ее действиями манипулирует кто-то, совершенно посторонний.
Это было на редкость необычное ощущение, возможно связанное с состоянием шока, в котором она находилась после разыгравшейся в отеле драмы. Однако, пытаясь здраво осмыслить свое безразличие, она не в силах была ни заговорить, ни пошевелиться. Даже когда оглушенный потрясением разум вдруг подсказал, что сейчас никто и ничто не может помешать ей встать и уйти из коттеджа, она продолжала сидеть на месте.
Вскоре появился Мэтт с подносом, на котором были две чашки кофе. Николь сидела в одном из глубоких кожаных кресел возле камина. Едва Мэтт приблизился к ней, она автоматически отпрянула и вжалась в спинку кресла. Она отшатнулась не от него, а от самой себя, от всего, что случилось по ее вине.
Казалось, он бесконечно долго стоял и пристально глядел на нее, а затем тихо спросил:
— Ты ведь не боишься меня, а, Ники?
Она так и не поняла, отчего у нее вдруг перехватило дыхание — оттого ли, что он заговорил так тихо, или оттого, что назвал ее ласковым, уменьшительным именем. Но она нашла в себе силы отрицательно помотать головой.
— Мне очень жаль, что все так произошло сегодня вечером, и я жалею, что не узнал тебя раньше, — сказал он, как-то странно посмотрев на нее. — Может быть, если бы я обращал больше внимания на свои чувства и ощущения, я смог бы сделать это с самого начала.
Николь уставилась на него, недоуменно размышляя, почему он так спокоен, почему говорит с ней так вежливо, когда в действительности, должно быть, разъярен и, вероятно, искренне презирает ее. Но тут вдруг он протянул руку и взял ее ладонь в свою.
Слишком ошеломленная, чтобы сопротивляться, она подчинилась, поднимаясь на ноги, и позволила подвести себя к кушетке.
— Мне кажется, тут нам будет удобнее разговаривать, как ты думаешь? — настойчиво спросил Мэтт.
Затем он заговорил серьезнее, и улыбка исчезла с его лица.
— Замечание Хендри было крайне оскорбительным, и я не удивлен, что ты так расстроена, но…
— Но этого бы не случилось, если бы я была честной с вами, если бы с самого начала рассказала правду о том, кто я такая на самом деле, — дрожащим голосом прервала его Николь. — Да, я знаю, что я… — Она почувствовала, как слезы обжигают глаза, и нетерпеливо тряхнула головой, пытаясь избавиться от них. Меньше всего на свете ей хотелось сейчас проливать слезы, но она оказалась не готова к тому, что Мэтт будет так добр, проявит такую чуткость.
— Ну, что ты… Я вполне понимаю, почему ты этого не сделала. Скажи, Ники, ты поэтому,держалась от меня подальше? Из-за той ночи?
Разговор принял совсем не такой оборот, какого она ожидала. Николь кинула на Мэтта отчаянный, затравленный взгляд и пробормотала:
— Вы обвиняете меня? После… после того, как я провела с вами ночь… Когда я утром пришла на работу, Джонатан сказал… Когда он… — Губы ее задрожали так сильно, что она не могла продолжать.
— Что именно сказал тебе Джонатан? — поинтересовался Мэтт, и она удивилась резкости его голоса.
У нее не было сил продолжать, но она понимала, что надо, наконец, объясниться с Мэттом.
— Он… он сказал, что совершенно очевидно, что я провела с вами ночь… Значит, я должна быть только счастлива, если и он… если он тоже захочет переспать со мной. Он объяснил, как мужчины относятся к девицам вроде меня, которые… которые готовы лечь в постель с незнакомым мужчиной, готовы к знакомствам на одну ночь.
Николь не могла смотреть ему в глаза и чувствовала, как к горлу подступает тошнота, но решила ни в чем не щадить себя. А Мэтт сочувственно глядел на нее, боясь неосторожным словом прервать ее исповедь.
— Я… я просто не могла больше так жить, не могла выносить сплетни и всякие грязные намеки, а Джонатан… он все время отпускал замечания на мой счет. Я подала заявление об уходе и вернулась домой, решив, что больше ни один мужчина не подумает, будто я… отношусь к таким девицам, которые в любой момент готовы заняться сексом. К тому же подобные вещи не проходит бесследно. Я боялась, что…
Она замолчала, не в силах продолжать, и Мэтт мягко проговорил:
— Мне кажется, я понимаю, что именно ты хочешь сказать, Ники, но, в конце концов, должно быть, ты уже давно поняла, когда впервые кого-то полюбила, что между нами ничего не было. Я всего лишь пытался напугать тебя, чтобы ты осознала, насколько опасным может быть подобное поведение. В тот вечер, когда мы впервые встретились, я понял, что ты неопытная, наивная девочка. Точно так же я понял, что все твои попытки флиртовать направлены не на меня, а на Джонатана. У меня три сестренки, все моложе меня, и я отлично знаю, как ведут себя влюбленные девочки. Я, конечно же, сразу представил себе их на твоем месте. А когда в машине ты заснула, так и не сказав, где живешь, я решил, что лучше всего отвезти тебя к себе домой и уложить спать, надеясь, что ты протрезвеешь к утру. Я решил, что, когда ты утром проснешься, тебя будет ждать самая грандиозная нотация от старшего брата, которую тебе когда-либо приходилось слышать. Однако утром я сам проспал, и мне предстояло еще успеть на тот проклятый самолет… — Мэтт резко замолчал, внезапно заметив, как побледнела Николь, как на лице ее проступило выражение отчаянного недоверия. — Что случилось? — быстро спросил он. — Ники, что с тобой?