Пока она не передумала

Оба вечно занятые, они так редко куда-то выбирались. Зато каждую такую прогулку Митч помнил почти по минутам. В тот день они ели пиццу в придорожном кафетерии за городом, он купил Клер фетровую шляпу в шотландскую клетку, которая ужасно не шла его жене, смотрелась забавно на ее медных волосах. Они прогуляли весь день до позднего вечера. В его памяти один такой день с Клер стоил тысячи дней его жизни.

Митч провел рукой по нежной щеке жены. Стекло словно мешало прочувствовать биение ее жизни.

Он положил фотографию обратно в ящик стола и, как всегда, прикрыл бумагами. Такое невозможно повторить. И не стоит тешить себя надеждами.

Вероника приставила ладонь козырьком к лицу, прикрывая глаза от солнца. Кристин беззаботно вышла из своего любимого кафе, в котором обычно обедала одна или с коллегами, и направилась в сторону дома, где снимала квартирку. Она надела на нос солнцезащитные очки и беспечно зашагала по тротуару.

Девушка рассчитывала на эту встречу. Она поспешила к подруге и совершенно неожиданно выросла у нее на пути. Но Кристин не растерялась.

— Что ты сделала с Митчем?! — обвинительно воскликнула ассистент босса раньше, чем Вероника успела открыть рот.

— Что?! — только и смогла пробормотать та, во все глаза уставившись на Кристин.

— А то, что мне еще не приходилось видеть своего вечно мрачного шефа в столь удрученном состоянии, дорогая!

— А в чем дело? Почему он, по-твоему, удручен?

— Брось прикидываться, Бинг! — резко осадила она подругу. — Это я тебя спрашиваю, что ты с ним сделала. Я чувствую свою ответственность, свою вину, если хочешь, за то, что настояла на твоем приеме не работу.

— Как великодушно с твоей стороны!

— Дерзости здесь не помогут, Бинг. Не забывай, что это я проколола тебе уши. И я вызвала «скорую», когда ты рухнула в обморок перед экзаменами...

— Не понимаю, почему ты на меня взъелась, но хочу сказать, что искренне благодарна за все, что ты для меня сделала. Я очень дорожу этой работой и намерена задержаться на ней как можно дольше, — заверила Вероника свою гневную подругу.

— Ты дорожишь... — проворчала Кристин.

— Да, эта работа мне очень нравится, — кивнула Вероника.

— Работа ей, видите ли, нравится. А люди тебя нравятся? Людьми ты дорожишь? — еще пуще вскипела подруга.

— Я вообще не понимаю, что происходит! — обреченно заключила Вероника. — Сегодня ко мне в офис доставили огромный букет белых гардений. Я подумала, что это чья-то выходка после того, как я пошутила насчет своих предпочтений за коктейлем. А потом... Нет, это не важно, — осеклась она.

— Мне кажется, ты заигралась, Бинг. Пора бы тебе понять, чего ты хочешь, подруга, и успокоиться, — резко проговорила Кристин и зашагала по тротуару прочь.

— Я знаю, — сказала ей вдогонку Вероника. — И меня сложившаяся ситуация тоже тревожит.

Кристин резко остановилась и повернулась к Веронике.

— Нужно было думать об этом до своего театрального появления у дверей «Ганновер-Хауса» на этом идиотском «корвете». Насколько мне известно, из прочих мест тебя тоже гнала неспособность примирить свои фантастические представления о жизни с реальным положением дел. Я была уверена, что человек, который пережил столько, сколько выпало на твою долю, не станет рисковать добрым отношением ради каких-то беспочвенных претензий. Здесь же тебя встретили по-доброму и с пониманием. Но вместо того, чтобы оценить это по достоинству, ты стала агрессивно демонстрировать свою уникальность. Мне очень жаль, что я совершила такую ошибку. И мне искренне жаль Митча. Не знаю, что у вас с ним там произошло. Но его я жалею больше, чем тебя, поскольку он стал пассивной жертвой твоей бурной инициативы и бесконечных эскапад... И это после того, как я рассказала тебе о постигшем его горе! Это просто немыслимо, Бинг.

— А что с Митчем? — виновато спросила Вероника.

— Будто ты не знаешь, — гневно прищурилась Кристина.

Вероника отрицательно покачала головой.

— Он сегодня пришел на работу мрачнее тролля. И не говори, что ты тут ни при чем. Ведь это ты, а не кто-то другой, завершила свои вчерашние выходки за ужином в доме его родителей.

— Просто я попросила его не усложнять. И только. Я высказала свои опасения, что сближение только повредит делу, — не вдаваясь в подробности, призналась Вероника.

— Слушай, Бинг. Ты и прежде нервировала меня своей катастрофической непоследовательностью. Ты хороший человек, но твоя дурацкая откровенность выходит боком всем, включая тебя саму... Ты вздыхаешь по нему, ты грезишь им, ты откалываешь номера, лишь бы только обратить на себя его внимание. Но как только дело доходит до выбора, ты принимаешься метаться из стороны в сторону. У тебя всегда есть миллион доводов в пользу и столько же доводов против. Самое ужасное, что ты начинаешь их формулировать. Складывается впечатления, что только у тебя одной сомнения, только у тебя одной опасения, только ты одна идешь на риск. Как, по-твоему, должен чувствовать себя человек, который только что услышал: «Ты, конечно, классный, но спокойствие мне дороже, я не считаю наши отношения заслуживающими того, чтобы рискнуть ради них всем»?

Вероника застыла в изумлении, прикусив губу.

— Значит, я права, — заключила Кристин и вновь ускорила шаг.

— Кристин, постой, — окликнула ее Вероника, но та и ухом не повела. — Ну, сама посуди, какая мы пара?! У меня нет шансов!

Этот глас отчаяния заставил Кристин остановиться. Она обернулась к подруге и стиснула ее в объятьях.

— Дурочка ты моя безнадежная, — нежно пожурила она Веронику. — Если у тебя нет шансов, то у кого они есть? Ты уникум, Бинг. Бедный, несчастный ребенок. Двадцать шесть лет, дюжина переездов, а ты по-прежнему все та же девчонка, для которой существует либо феерический триумф, либо полный провал, которая панически боится манго и абрикосов...

— Я больше не боюсь ни манго, ни абрикосов, я их просто не ем, — слезливо пробормотала, уткнувшись в плечо подруги, Вероника.

— Ну, вот и молодец. С этим действительно рисковать не стоит. А что касается Митча, то не становись для других людей тем же, чем для тебя являются манго и абрикосы.

— Я работаю над собой, Кристин, — пролепетала Вероника. — Сколько я себя помню, я все время работаю над собой. Но после смерти мамы мне стало так одиноко, так тоскливо. А все мужчины, с которыми я пыталась встречаться, только и делали, что требовали от меня сочувствия, внимания, понимания, снисхождения, даже помощи. Видимо, принимали меня за полную дуру.

— Не за дуру, а за добрую и заботливую женщину.

— Возможно, — согласилась Вероника.

— Хватит переделывать и преобразовывать себя, а вместе с собой пытаться изменить и весь мир. Начинай жить с тем немалым багажом, который у тебя уже есть. Ты пришла в новую среду, где тебя с радостью приняли не только потому, что ты доказала свою профессиональную состоятельность, но в первую очередь потому, что ты личность. Пользуйся этим расположением, не злоупотребляя. Не перегибай палку, и тогда тебе не придется в очередной раз спасаться бегством и все начинать с нуля, — наставляла Кристин.

Начало аукциона задерживалось уже на десять минут, атмосфера в галерее была накалена. Это чувствовалось даже в отдаленном офисе Бориса, где любимец женщин позволил укрыться Веронике, выделив для этого даже кресло и угол своего стола.

По коже девушки дикими бизонами пробегали мурашки, отчего ее заметно трясло.

Борис мучительно наблюдал за Вероникой, не зная, что предпринять. Он трижды порывался предложить ей немного выпить, но каждый раз сам себя и одергивал, поскольку был риск спровоцировать новый эксцесс.

Так как она волновалась сейчас, Вероника в жизни своей не волновалась. Даже когда ей впервые предстояло выступать в роли ведущей на благотворительном вечере ассоциации в одном из пятизвездочных отелей Сиднея, где был весь высший свет города и страны.

Вбежала Кристин.

— Как ты?

— Прекрасно, — отстукивая зубами лихорадочный туш, процедила Вероника. — Вот только завалю все дело, и можешь считать меня свободной от этой обязанности, — зло пошутила она над собой.