Страница 7 из 95
Август обнаружил, что Люси читала все его романы и в подлиннике, и в переводе. Он выкроил четыре часа в неделю, чтобы заниматься с дочерью литературой. Они спорили и весьма смело излагали свои мысли. А потом оба умолкли в изумлении: Люси потому, что говоривший был мужчиной и писателем, а Август оттого, что эта резкая, энергичная американка была его дочерью. Тетя Хельга, которая приходила прервать семинар, изобрела поговорку: «Дети превращаются в людей».
Нападало довольно много снега, и все радовались, потому что не всегда в Байтбахе выдавалось снежное Рождество. Самыми холодными месяцами были те два генерала, что некогда разгромили Наполеона: январь и февраль. Люси, которая как-то раз бродила по кабинету, выглянула из окна и обмерла. Тот молодой человек стоял сейчас совсем близко, прямо в саду, и смотрел на дом с таким страданием и ужасом, что кровь стыла в жилах.
— Папа, — прошептала Люси. — В саду кто-то есть!
— В чем дело? — уточнил Август. — Кто-то пришел за дровами?
Где-то из недр дома донеслось постукивание, нарастающая череда тихих ударов, звуки стали громче, а потом все стихло. Люси была уверена в том, что стук слышат все.
— Я вижу молодого черноволосого мужчину, — быстро проговорила она. — На нем длинное черное пальто… на котором какое-то желтое пятно неправильной формы.
У Августа вырвался испуганный возглас, и он заторопился к окну. Теперь они смотрели вместе, но молодой человек исчез. Они глядели на нетронутый снег.
— Это Штейн, молодой Штейн, — сказал Август. — Он носит Звезду Давида.
— Он пришел с кладбища, — заметила Люси.
— Там он похоронен, в дальнем конце, где еврейское кладбище, обособленное от остальных могил. Похоже, что там он был похоронен последним, когда его нашли… за домом.
Август рухнул в кресло возле балконной двери и обхватил голову руками.
— Он мне снится, — рассказывал он. — В кошмарах. Я вижу его на дорожке и бегу навстречу со словами: «Зайди, войди же…», но он отворачивается, потому что мой дом проклят. Вся моя жизнь, моя работа, моя страна, все проклято…
— Ты слышишь… стук? — спросила Люси. Голос ее стал очень низким.
— Да, — подтвердил Август. — И царапанье, и будто бы кто-то что-то грызет… крысы и мыши разгулялись в подвале…
— Ох, папа! — вскричала Люси, обнимая отца. — Все снова станет хорошо. Все будет хорошо. Завтра канун Рождества!
Она снова взглянула на заснеженный сад и вдруг вскрикнула. Теперь там стоял не молодой Штейн, а ее брат Джо. Он бросил снежок, который приземлился на балконе. В следующий миг показалась тетя Хельга, которая прогнала его. Люси поняла, что ее крик доконал папу, который не выносил громких звуков. Покачивая красивой головой, он вернулся за письменный стол. На сегодня урок литературы был окончен.
Куда же поставить рождественскую елку? В комнате с синими шторами на первом этаже печатала Вики, так что Гаральд установил елку в столовой. Тетя Хельга разогнала всех и принялась за дело.
Ближе к вечеру Люси сидела с матерью в комнате с пишущей машинкой, и к ним присоединился Джо. По случаю Рождества все нарядились. С Джо явно было что-то не то. Он подрос на два дюйма, лицо стало худым, он странно сжимал зубы, когда говорил. Взрослые в присутствии Люси употребляли словосочетание «пубертатный период», что вовсе не рассеивало подозрений сестры. Может, и пубертатный период, но явно и еще что-то. Вот он сидит с ними, немного похожий на Гаральда, и листает копии отцовских писем в Америку.
Они ожидали явления младенца Христа. Заглянул Гаральд. Забрал упакованные в оберточную бумагу подарки, чтобы положить под елку. А еще заставил всех искать ключи тети Хельги, которая перевернула весь дом вверх дном в поисках связки. И спросил, готовы ли их номера: и Люси, и Джо, как младшие, должны были читать вслух во время праздника.
— Тебе нечего бояться, — сказала мама, когда ушел Гаральд. — Я уверена, что вот Люси совсем не боится.
— Это я-то боюсь? — презрительно бросил Джо. — Бояться прочесть что-то этим вот…
Но тут ему стало стыдно, и он обнял маму. Теперь заглянула тетя Хельга:
— Вики… Вики… Ты должна помочь!
И шаловливо улыбнулась детям.
— А вы подождите, когда зазвонит маленький серебряный колокольчик.
Когда они остались одни, Джо вскочил на ноги и заявил:
— Мне всегда казалось, что для девчонки ты слишком бесчувственна и способна выдержать что угодно.
Его манера общения была странной; Люси понимала, что он просит о помощи.
— Вот, — сказал он. — Прочти эту страницу папиного письма. Прочти им. Если ты не в состоянии сообразить, то Гаральд поймет, я уверен.
У него был еще один подарок: небольшая картонная коробка, кое-как завернутая в подарочную бумагу из Америки.
— А вот это подарок для всей семьи, — заявил он.
— Джо, Джо, если ты пошел вразнос, то зря, это глупо.
— Вовсе не вразнос, — отмахнулся Джо. — Совсем наоборот. Ты ведь тоже можешь сходить туда… куда и я. Ой, совсем забыл… Это для тети Хельги.
Он сунул руку в карман куртки и вытащил связку ключей. Затем подхватил мамину красивую муфту из вигоня и выскочил из комнаты. Люси услышала, как он поднялся наверх. И начала читать страницу из письма № 12, датированного ноябрем 1941 года.
«Я прячу книги, — писал папа, — чтобы спасти от огня, пожирающего нашу страну. Размышляю о тайниках в дачных поселках, в лесах, на чердаках и в подвалах по всей нашей земле, где мужчины и женщины доброй воли прячут тех, кого преследуют.
В нашем доме, который вы, я надеюсь, все еще помните, скрывается мать с тремя детьми. Я не могу назвать вам имена ребят. Когда опасность угрожает хоть самую малость, они убегают в маленькую комнатку под самой крышей. Они выучились сидеть очень тихо.
Я думаю о бесчисленных памятниках бесчеловечности, воздвигнутых по всей Германии фюрером и его приверженцами. Эти монументы тщеславию обратятся в прах и тлен. Лишь тайники останутся да память; души мужчин, женщин и детей, которые укрывались в них, останутся там навеки».
Люси была озадачена, ей сделалось страшно. Она стояла на краю бездны. Послышался какой-то звук — звон маленького серебряного колокольчика. Она медленно прошла через гостиную с упакованным Джо подарком в руках. Но прошмыгнуть в столовую незамеченной ей не удалось. Детей ждали все, включая папу. Ее глазам предстала прекрасная елка — как раз такая, какой Люси ее помнила: сверкающая огнями настоящих свечей. Она созерцала мерцающую серебристую мишуру, очаровательные безделушки из разноцветного стекла, целый сонм деревянных ангелочков и серебряную звезду на верхушке.
— Где Джо? — воскликнули все. — Ну где же он?
— Он пошел в туалет, — ответила Люси. — Перенервничал.
Все засмеялись. Тетя Хельга выдала поговорку, замечательно подходившую к этому моменту: «Eine schone Bescherung», что означает «Ну, как твои дела сегодня?»
— Люси, — позвал Гаральд, — в чем дело?
Люси по-прежнему стояла на том же месте, сжимая сверток. Сцена начала разворачиваться в замедленном темпе. Так плавно, что Люси смогла поверить во вмешательство неких высших сил.
Папа и мама стояли за своими стульями возле обеденного стола, заставленного тарелками со сладостями, апельсинами и орехами. Только тетя Хельга сидела и обмахивалась бумажным веером, отгоняя от себя очередной нервный срыв. Гаральд выхватил у Люси копию письма.
— Джо сказал, что ты поймешь, — прошептала она.
Медленно, чтобы не упасть, она двинулась вперед. Перед тетей Хельгой положила ключи, а потом поместила сверток в самый центр стола. Начала разворачивать оберточную бумагу и поняла, что ее догадка оказалась верна. Сверток пах устрашающе — прахом и разложением. После того, как руки касались обертки, хотелось скорее вытереть их. Голос прозвучал неконтролируемо громко:
— Это от Джо… для всей нашей семьи.
— Не хватает одного ключа! — воскликнула тетя Хельга.
— Что же, во имя всего святого?.. — недоумевал папа.
Люси открыла крышку картонной коробки, но смогла вынуть оттуда лишь одну вещицу, которую опустила на камчатную скатерть. Вещь была старой и очень грязной, к плюшу прилипли темные нити; это был игрушечный тигр. Гаральд издал звук наподобие рыка и быстро вывернул содержимое коробки. На столе оказались шесть ужасных и дурно пахнущих предметов.