Страница 4 из 51
С этим он отослал озадаченного Акиру.
Вечером, укладываясь спать, юноша неожиданно понял, что думает не о разговоре с господином Нагасавой, не о новых доспехах, а о том, что в самом деле пора жениться. Отомо-сан очень добра, она охотно примет его жену. И он подарит этой пока еще незнакомой ему женщине такое же дорогое кимоно, плетеную шляпу и рисовую пудру, чтобы ее лицо было белым-белым! И каждую ночь на вполне законном основании он станет предаваться с нею тем самым бесстыдным и жарким играм. Какой она будет? Он представлял ее в вещах, виденных в комнате господина Нагасавы, – то была оболочка еще неизвестного образа. Глаза пока без выражения, губы – без улыбки, а тело… как у той безымянной красавицы из «веселого квартала», первой и единственной женщины, побывавшей в его объятиях. И, конечно, господин Нагасава должен одобрить его выбор, иначе просто не может быть.
ГЛАВА 2
Этот мир земной – Отраженное в зеркале Марево теней.
Есть, но не скажешь, что есть. Нет, но не скажешь, что нет.
Акира вернулся домой в разгар весны, и его сразу охватило чувство, будто он прозевал очень многое, – все было таким разбуженным, движущимся, обновленным. С гор сползали снега, теплый ветер носился над полями, по высокому небу разметались светлые, легкие, будто пух, облака, и долина была окутана бледно-голубой дымкой. Сады тонули в бело-розовом цвету – хрупкие, неподвижные чашечки казались фарфоровыми. Желтовато-коричневые шершавые стволы и ветки сосен сочились остро пахнущей смолой. Звуки тоже проснулись – всюду слышался звон ручьев и пение птиц.
«Весна напоминает нам о молодости, а еще… о бедности», – как-то сказала Отомо-сан.
Да, это тоже было. Все обнажилось – неровная серая земля, тонкие и бесцветные, словно старушечьи космы, пожухлые прошлогодние травы, горы в изломах и пятнах. В ярком, слепящем глаза свете стены дворовых строений выглядели темными и ветхими. В доме витал запах сырости – за зиму отсырели татами [6]и покрывала. Даже домашние животные были отощавшими и неухоженными.
Стоило Акире переступить порог, Отомо-сан мигом согрела воды, чтобы он мог помыться, сварила рис и приготовила чай. Она села рядом и, пока он ел, радостно смотрела на него, маленькая, худенькая, неопределенного возраста женщина в застиранном кимоно.
Ей хотелось узнать о его поездке, но рассказывать было нечего. В одном из уездов случился бунт крестьян (обычное дело в это время года), Нагасава направил туда отряд самураев, и Акиру в их числе.
– Как здоровье господина? – спросил юноша, с удовольствием поглощая еду.
Лицо женщины расцвело благодарной улыбкой.
– Думаю, неплохо. Он меня не забывал – опять прислал рису, а то не представляю, чем бы я кормила людей.
Акира воспринял это как упрек, хотя и знал, что у нее не было никакой задней мысли. А Отомо-сан продолжала:
– Замечательный человек наш господин! Жаль, что у него нет детей. Ну ничего, может быть, эта молоденькая наложница родит ему сына!
Акира застыл с чашкой в руке. Молоденькая наложница! У него зарябило в глазах. Розовое кимоно, шляпа с алыми завязками, черепаховый гребень и рисовая пудра! Как же он был глуп! Его брови приподнялись, губы слегка зашевелились, на лице застыло недоуменно-вопросительное выражение. Он моргал широко раскрытыми глазами, словно силился поймать взглядом нечто неуловимое.
А Отомо-сан все говорила:
– Болтают, она из богатой купеческой семьи. Господин Нагасава привез ее из Киото. Уж не знаю, насколько богата эта семья, там, кажется, одних дочерей-то с десяток. Наверное, отец этой девушки был рад избавиться от лишнего рта.
– Ты ее видела?
– Конечно нет.
– А откуда ты все это знаешь?
– Да ведь в замке полно служанок, так что любая весть рано или поздно просочится за его стены.
Акира молчал. Он словно окаменел. «Привез из Киото!» Значит, он ездил туда снова и выбрал ее, одну из десяти, чтобы она родила ему сына! Родного сына! Это было глупо, но в душе юноши полыхала обида. Он чувствовал себя обманутым в чем-то сокровенном, в каких-то смутных и в то же время глубоких надеждах, в которых не смел признаться даже самому себе…
Последующие дни Акира ходил понурый, загадочно молчаливый. Он не считал возможным сердиться на господина, но эта неведомая женщина вызывала в нем далеко не добрые чувства. Разумеется, он при всем желании не мог увидеть ее – она находилась где-то там, в замке, в глубине комнат. И все-таки вопреки желанию он часто думал о ней и представлял, какая она.
А потом ему пришлось нести службу в замке, и юноша очутился в лабиринте внутренних дворов и стен. Замок был отлично укреплен: мощные двойные ворота, утрамбованные галькой земляные валы, широкие рвы с водой. Несколько раз Акира поднимал голову и бросал быстрый взгляд на зарешеченные окна башен.
Незаметно для себя молодой человек забрел во внутренний садик – по змеившейся между стен вымощенной булыжником неприметной тропинке. Он никогда здесь не был и не подозревал, что во владениях господина Нагасавы есть такие заброшенные уголки. Он увидел окруженный замшелыми камнями маленький пруд, буйно разросшиеся сорные травы. Все выглядело застывшим, пугающе неживым, под ногами скрипел холодный ковер прошлогодней листвы. Что может твориться в душе человека, чей сад так запущен и дик!
Акира хотел повернуться и поскорее уйти, но тут посреди зарослей мелькнуло что-то яркое, золотисто-зеленое, точно хвост дракона. Акира сделал шаг вперед, обогнул груду камней и столкнулся лицом к лицу с незнакомой девушкой. Она отпрянула, не сводя с него взгляда, в котором блеснула искорка любопытства.
На незнакомке было очень яркое, травянисто-зеленое кимоно. Ее янтарная удивительно красивая кожа словно светилась изнутри. Глаза были блестящие, бойкие, живые, а волосы – тяжелые, густые – удерживали дорогие черепаховые гребни.
Акира вспыхнул. Они стояли друг перед другом: она – маленькая, хрупкая, изящная, в неуместно пестревшем на фоне неухоженности и запустения ярком столичном наряде, он – повыше, с двумя мечами в черных ножнах за поясом, заметно растерянный, натянутый как струна.
– Что вы здесь делаете? Кто вы? – Он выпалил первое, что пришло на ум.
Девушка молчала.
– Вы наложница господина Нагасавы?
– Меня зовут Хаяси Кэйко, – неожиданно смело ответила она. – А кто вы?
Он разом смутился и покорно назвал себя, прибавив:
– Я воин господина Нагасавы. – И повторил резко, тревожно: – Что вы здесь делаете?
– Прячусь. Он удивился:
– От кого?
– От всех. – В ее тоне странным образом сочетались небрежность и досада.
Акира сразу понял, что она не из самурайской семьи: невоспитанная и, должно быть, не слишком умная. Самурайские женщины не разговаривают с незнакомцами и не бродят без дела в дальних уголках сада. Не хочет работать – училась бы играть на сямисэне [7]или заучивала бы конфуцианские заповеди. И почему господин взял такую в свой дом? Хотя Акира знал почему. Она была красивой, красивее всех женщин в долине, а еще – здоровой и молодой. Позабыв обо всем, юноша открыто разглядывал ее. Конечно, наложница – не жена, ее можно отослать обратно в отцовский дом вместе с хорошей наградой, а рожденного ею ребенка оставить себе. Интересно, этой женщине известно, что ее ждет?
Заметив неодобрение в его взгляде, девушка усмехнулась и поправила прическу – широкий рукав кимоно упал, открыв туго обмотанное белой тканью запястье.
Акира уставился на повязку. Он заметил следы подсохшей крови.
– Вы поранились? – Язык не поворачивался назвать ее госпожой, и все-таки голос молодого человека прозвучал сочувственно, мягко.
– Это Тиэко-сан проткнула мне руку шпилькой. Акира невольно возмутился:
5
Перевод В. А. Пронникова.
6
Татами – соломенные циновки для настилки пола.
7
Сямисэн – трехструнный щипковый инструмент.
//