Робинзоны

Одно из двух, либо ему попалась нимфоманка, страсти у нее было столько, что он очень сильно засомневался в своих силах. Но его пассия оказалась довольно искусна в играх, так что процесс реанимации всегда был успешным. Либо, она хотела во что бы то ни стало понести от него. И то и другое имело право на существование, ему же оставалось только стойко исполнять долг желанного гостя. Именно, что долг, об удовольствии тут уже не могло быть и речи.

Утро встретило его радостно светящимся на небосводе солнышком и ухмылками обитателей поселка, занятых своими делами. Как видно радость обломившаяся их соплеменнице не осталась незамеченной. С другой стороны, не мудрено, девушка ни разу не сдерживалась и наслаждалась от души. Поди не услышь такого, когда вокруг стены не капитальные, а из кожи. Лариса, паразитка такая, тоже присоединилась к своим новым товаркам, о чем-то там беседуя. Вообще-то Дмитрию был понятен практически весь разговор, несмотря на то, что слов он не слышал. Еще бы, ведь беседа происходила на языке жестов. В общем, там всесторонне обсуждались достоинства ее мужа и судя по всему, он не подкачал. Вот и ладушки. Не хватало еще опозориться.

В одеяниях местных произошли некоторые изменения. Девушки все так же продолжали щеголять в платьях, вот только качество выделки кожи было значительно выше, не такое как на праздничных одеяниях вчера, но все же. Мужчины и вовсе обходились набедренными повязками, но не такими какие были вчера в лесу, а куда как проще, просто две широкие полоски кожи спереди и сзади, как они умудрялись носить их и при этом не отсвечивать хозяйством, Дмитрию было решительно непонятно.

Вероятно, более грубая одежда предназначена для шастанья по лесам, чтобы и тело уберечь от различных царапин и одежду не изодрать. Кстати, их одежде таки досталось, и у него, и у Ларисы образовались некоторые прорехи в одежде, незначительные, но все же иголку с ниткой пускать в дело пришлось.

А ничего так, зажиточно живут, если судить по обилию одежды и всего остального в шатрах. Хватало там различных шкур, которые использовались и как полы, и на устройство постелей, и в качестве одеял. Имелось в достатке и зимней одежды, которая была изготовлена из шкур сохранивших мех. Столь же разнообразна была и обувь. Имелись домашние мокасины, предназначенные для ношения в пределах лагеря, походные, это для выхода в лес, зимние, отличающиеся наличием голенищ на шнуровке спереди, так же в двух вариантах, для дома и похода. Принципиальные отличия были только в выделке кожи.

Наскоро переговорив с Ларисой, Соловьев понял, что слегка попал. Девушка не особо горела желанием расставаться с новыми товарками, тем более, что начала делать успехи и не просто общалась жестами, но и вставляла кое-какие слова. Впрочем, у него была та же песня. С другой стороны, слова ее звучали довольно убедительно, вождя рода нужно было поставить на ноги, потому как если после их помощи он все же окочурится, то очень даже можно получить обратный эффект. Поэтому, пока не начнется процесс заживления, ходу им отсюда нет. Логично, в общем-то. Вот только время терялось безвозвратно. На помощь местных рассчитывать не приходилось, те сами были в очень тяжелом положении, дел же было невпроворот. Он сильно сомневался, что Лариса предпочтет проживанию в нормальном, хотя и тесном доме, обитание в таком вигваме, с выложенным по центру из камней очагом, а точнее простым кострищем. Но пока так будет правильнее.

Рохта он нашел на шкуре возле его палатки, в тени от устроенного навеса, все из той же кожи. Хм. Вообще-то он думал, что тот будет выглядеть гораздо хуже. Но как видно, утверждение, что на людей не испорченных цивилизацией лекарства оказывают прямо таки волшебное воздействие не безосновательно, или у того просто невероятное здоровье. Ага. Лариса похоже уже побывала здесь, повязку сменили. Оно конечно жалко бинтов, но тут ничего не поделаешь, не использовать же их кожу, раз уж решили поставить его на ноги, то нужно доводить до конца.

Так как он был обездвижен, Лариса категорически запретила ему вставать, и откровенно скучал, то с радостью вернулся к прерванному вчера разговору. С одной стороны, какое-никакое занятие, с другой с развлечениями здесь было так себе, плохо одним словом. Он с готовностью отвечал на вопросы Дмитрия, при этом не забывая задавать и свои, так сказать — ты мне, я тебе. Еще вчера, Дмитрий с Ларисой выработали версию, которой должны были придерживаться.

Если коротко, то она звучала следующим образом. Прибыли они сюда из далеких земель, по воле великого духа, замысел которого им не понятен. Очень хотелось бы знать по этому поводу мнение местных шаманов. Он охотно рассказывал о своем мире, о чудных повозках, об оружии, которое послушно только в руках его владельца, а посягнувшего на него, непременно покарает. Лучше немного подпустить неуверенности. Рассказывал о том, что его народ во многом достиг больших высот, но многое и утратил.

Вообще, Дмитрий старался поменьше говорить и побольше слушать, а Рохт оказался сколь любопытен, столь и словоохотлив. Скорее даже он предпочитал рассказывать сам, чем слушать. Такое положение Соловьева полностью устраивало. Тем более, в общении с вождем он получал двойную выгоду, узнавал об укладе и обычаях племени и практиковался в языке. Кстати, он уже понимал некоторые слова и даже фразы, да и сам начинал вставлять их в разговоре.

В округе известной Рохту обитало четыре племени, но дальше были и другие. Сосуществовали они вполне мирно. Нет, вражда присутствовала, но войн не было в прицепе. Земли и угодий хватало всем, чего делить. Случались столкновения, на большой охоте, так как у всех основным промысловым животным были туры, Дмитрий предпочитал их называть пока именно так, хотя местные называли их, зобами. Эта скотина, во время миграций придерживалась одного направления, но ни одного и того же маршрута, все время отклоняясь то в одну, то в другую сторону. Вот во время охоты на них и случались стычки, за право охотиться. Правда, не всегда, зачастую договаривались.

Другим камнем преткновения были женщины. Девочек гораздо больше доживало до полового созревания, мальчишки все же более склонны к рискованным предприятиям, что впрочем всячески поощрялось. Охотник никогда не станет настоящим добытчиком, если не будет достаточно подвижным и бесстрашным с детства. В этих забавах многие гибли, принося горе в жилища родителей, но несмотря на это, подобное поведение следующих детей продолжало поощряться.

Однако, с вступлением во взрослую жизнь соотношение женщин и мужчин, менялось порой с диаметральной противоположностью. Количество последних не редко начинало превышать первых. Очень много женщин умирали от различных недугов и немалый процент приходился на рожениц, производящих на свет первенцев. А чего вы хотите, когда девчонкам едва четырнадцать исполняется, а ее уже в матеря прочат. Но местные, словно ничего не понимали. В такой ситуации, при наличии дефицита невест, охотники предпринимали рейды в соседние племена, с целью похищения своих будущих спутниц жизни.

Оно конечно, можно предположить, что похищенные невесты в отличии от своих товарок, чин чином засватанных и окрученных по существующим обычаям, куда как несчастнее. Но на деле это было не так. Родители встречали невольницу со всей возможной лаской, окружали ее заботой, хотя и не сводили с нее глаз. Сбежавшая, до свадьбы, из плена и добравшаяся до своего рода девушка, не только не третировалась, а наоборот, становилась чуть не героиней. Вот только случаи эти были очень редки. Похититель, а теперь уже жених, всячески старался заполучить благосклонность подруги невольницы, ни о каком насилии и речи не было. В конце концов бедняжке ничего не оставалось, как смириться с судьбой и пойти под венец. В этом случае тоже обходились церемонией внутри рода, которую проводил местный шаман.

Такие семьи были ничуть не хуже, чем те, где все с самого начала происходило по обоюдному согласию. Так, например, жена Рохта, как раз была им похищена в свое время, и как он заявил, лучше бы ему как-нибудь удалось завоевать сердце иной красавицы на арухе. Это же уму непостижимо. Для того, чтобы завоевать сердце Сикайи, восемнадцатилетнему пацану пришлось в одиночку завалить двух медведей и бросить к ее ногам их шкуры, набить пушного зверя, похоже куниц, на красивое зимнее одеяние, а его матери все это выделать и сшить. Это если забыть о риске, быть настигнутым ее родственниками. По всему выходило, что обхаживал он невольницу никак не меньше трех месяцев. Но своего добился. Глядя на то, как она о нем заботится и какими глазами смотрит на мужа, не было никаких сомнений, что любила она его по-настоящему. Вот такие выверты.