Пассажир без багажа

С моими родителями он всегда ладил. По-своему ладил – сдержанно, без панибратства. Ну а то, что стал слишком часто отмалчиваться… Так ведь это тоже можно считать достоинством! Многие женщины так и представляют себе настоящих мужиков – молчаливыми, сдержанными… А если и не хотел мне чего-то говорить – значит, я стала ему чужой… Ну как я могла объяснить это в милиции?"

Впрочем, там ее об этом не спрашивали. Протокол занял полторы страницы. Прежде чем подписать их. Варя внимательно прочитала текст. Был сделан явный упор на то, что она, Кузмина Варвара Александровна, во время отпуска в Санкт-Петербурге предупредила мужа, Кузмина Андрея Петровича, что подаст на развод по приезде в Москву. Правда, не упоминалось прямо, что Андрей повесился по этой причине… Но это подразумевалось. Варя и сама не смогла бы назвать другой причины. Но и эту принять было невозможно. Она поставила подпись, не задавая вопросов, не противясь, – как делала все после того, как увидела труп мужа. С этого момента ей многое стало безразлично.

На свет были извлечены аккуратно сложенные рубашки Андрея – три грязные, две чистые. Несколько маек. Шорты, которые он в каком-то кафе облил капуччино. Варя хотела их застирать, когда они вечером вернулись в гостиничный номер, но почему-то не сделала этого. Ей смутно вспомнилось, будто тогда они опять выясняли отношения. Мама с удивлением рассматривала пластиковый лоток с питанием.

– А это что?

Варя объяснила, что это выдавали в поезде, и мать изумилась окончательно:

– Как в самолете стало! Господи, там же ехать всего восемь часов! Неужели все такие голодные?

– Думаю, что мало кто это ест, – заметила Варя. – Кстати, в моей сумке такой же лоток. Я тоже ничего не ела. А этот – Андрея.

Мать унесла еду на кухню. Пока она разбирала продукты и укладывала их в холодильник, отец пристально смотрел на Варю, будто ожидая, что она ему что-то скажет. Она не выдержала этого взгляда:

– Ты что, пап? Тоже меня обвиняешь?

– А кто еще тебя обвиняет? – вопросом ответил он.

Варя осеклась. В самом деле, никто ее не обвинял. Она сама себя терзала.

– Ты правда перестала с ним разговаривать? – спросил отец.

– Да. Вчера утром перемолвились парой слов, и все.

– И днем больше не виделись?

Варя с досадой отбросила упавшие на глаза волосы:

– Знаешь, папа, мне ничуть не хотелось его видеть! Мы уже не могли друг друга выносить. Если бы мы в последний день не расстались, еще неизвестно, может, это я бы покончила с собой.

Она напоролась на его осуждающий взгляд, и это, как всегда, заставило ее замолчать. Варя опустила голову и выбросила из мужниной сумки все, что там оставалось, – пакет с бельем и носками, шлепанцы, несколько носовых платков, две обертки от фотопленки «Кодак». И два черных футлярчика с отснятыми кассетами. Больше там ничего не было – на дне болталась мелочь, выпавшая из карманов, да еще завалился в угол помазок для бритья. Варя порылась в карманах сумки, извлекла оттуда гостиничный проспект, связку ключей от собственной квартиры и маленькую клизму. Появление этого предмета удивило отца. Варя натужно улыбнулась, поймав его взгляд:

– Он ею чистил объектив фотоаппарата. Направлял на линзу наконечник и продувал. Протирать нельзя, можно что-то там стереть. Он мне объяснял, но я уже не помню точно.

Из кухни вернулась мать. Она протянула Варе сложенную розовую салфеточку:

– Варь, посмотри, тебе это нужно? А то я выброшу.

Варя взяла бумажную салфетку, развернула и увидела несколько цифр, нацарапанных карандашом.

Если точнее – семь цифр. И их писала не она.

– Где ты это взяла? – спросила она, продолжая вглядываться в эти ничего не говорящие цифры. Варя обратила внимание, что салфетка в нескольких местах была прорвана. Тот, кто это писал, или торопился, или нервничал. Цифры размашистые, большие, разной величины.

– В лотке. Там же, кроме всего прочего, еще и салфетки, и зубочистки, – сообщила мать уже не Варе, а мужу. – Говорю же – прямо как в «Аэрофлоте». Ну что? Выбросить?

Варя аккуратно сложила салфетку и покачала головой:

– Нет, я оставлю. Мам, а в чьем лотке это было?

В Андреевым?

Мать как будто рассердилась:

– Там же не написано, чьи они. Все одинаково.

Ты ела что-нибудь? Может, чай или кофе пила?

– Нет…

Варя встала и отправилась на кухню. Да, оба лотка были совершенно нетронуты. Но со своего Варя сняла наклейку, которым он был запечатан.

Когда выдали питание, она заинтересовалась, что там, в лотке. А Андрей даже не снимал наклейки.

И все же бумажная салфетка явно была извлечена из его лотка.

– Варя, в чем дело? – Сзади подошел отец. – Там записан чей-то телефон?

– Телефон? – обернулась она.

"Что значит взгляд со стороны… – Варя опять развернула салфетку и взглянула на цифры. – А я-то даже не подумала… В самом деле, похоже на московский телефон. Семь цифр. Правда, написаны они не в строчку, это меня и сбило с толку… А если их прочесть как телефонный номер, то получится – «279-58-31».

– Это Андрей написал? В поезде? – допытывался отец.

Он взял у дочери салфетку, перечитал телефон и вышел. Вернулся через минуту со справочником в руках:

– Давай посмотрим, к какому району относится номер. Вот… Автозаводская – Южный речной порт.

У тебя есть знакомые в том районе?

– Нет. – Она была слегка ошарашена его напором. – Впрочем, сейчас не соображу. А мне-то показалось, что это кто-то что-то подсчитывал. Расходы, например.

– Разве у вас этим Андрей занимался? – вмешалась мать. Она тоже втиснулась на кухню, и Варя оказалась в буквальном смысле слова приперта к стенке. Ей пришлось признать, что расходы подсчитывала всегда она – если была охота этим заниматься. Как ни подсчитывай, все равно на многое не хватало. А теперь вот все сбережения ушли на поездку.

Ей в голову вдруг пришла мысль: если бы они никуда не поехали, Андрей сейчас был бы жив.

– Это он написал, – уверенно сказал отец. – В поезде, я думаю.

– Может быть, – согласилась Варя. – Ну и что?

– Нужно позвонить по этому телефону.

– Зачем? – удивилась она. – Какой в этом смысл, папа? Что ты хочешь выяснить?

– Я думаю, он познакомился с кем-то из попутчиков по купе, – объяснил отец. – Записал его телефон. Тот человек может что-то знать… Варя, ты-то сама разве не хочешь узнать, почему твой муж повесился? Ты с ним говорить не желала, может, он разговорился с кем-то другим? Знаешь, как бывает в поезде? Чужие люди выкладывают друг Другу такое, чего родным дома ни за что не скажут.

– Только не в этом поезде! – возразила Варя. – Там нет смысла знакомиться. «Добрый вечер», «доброе утро» – это все, что там можно услышать.

Мать ее полностью поддержала:

– Да ты что, Саша, чужим людям звонить! Как-то неудобно! Ну что ты им скажешь? Так, мол, и так – зять с собой покончил, не знаете ли чего интересного про это дело? Варя, он же сам с собой покончил? Никто его не убивал? Что милиция-то говорит?

Варя рассказала про запертую дверь туалета, про задраенное окно, про то, что на ручку двери изнутри был надет фиксатор.

– Проводница даже ключ в замке повернуть не смогла из-за этого фиксатора, – добавила она. – И вряд ли кто-то зашел с ним в туалет, а потом выскочил в окно. Поезд делал только одну остановку – в Бологом, – все время шел очень быстро. Такой прыжок на ходу – верное увечье. И если бы вы видели, как он висел на оконной ручке! – У нее внезапно сел голос, и она закончила почти неслышно:

– Окно тоже было закрыто – с самого начала. Он был в туалете один. Он сам, сам это сделал!

И запнулась. Перед ней опять возникла картина – спина Андрея, кожаный ремень, болтающийся возле его бедра, отражение его искаженного лица в зеркале… И фотоаппарат в мокром умывальнике.

Фотоаппарат, над которым муж трясся, за который полтора года назад выложил немалые для их бюджета деньги – почти триста долларов. Андрей давно мечтал о нем. Сама Варя тоже немножко фотографировала – конечно, профессионалом, как муж, она не была. Ей тоже хотелось попробовать что-то снять новым фотоаппаратом, но Андрей так изменился в лице, когда она открыла объектив, что Варя даже обиделась. И вернула ему «Никон» со словами, что никогда к нему больше не притронется. Муж извинялся за свое недоверие, однако Варя свое слово сдержала. С тех пор она стала единоличной хозяйкой простенькой старой «мыльницы». И в Питере сняла целую пленку. Андрей тоже фотографировал и в эти минуты был счастлив. Похоже, в последнее время съемка являлась для него единственным источником радости. А там, в туалете.., священный для Андрея аппарат фирмы «Никон» валялся в раковине. Даже без футляра – без малейшей защиты от царапин, ударов, от капель воды. Она не сразу поняла, как дико это выглядит, – в тот миг ей было не до того. Но теперь…