Страница 9 из 10
— И каким же был ваш диагноз? — поинтересовался Киселев.
— Абсолютно здоровое сердце, боль чисто нервного плана. Выписал успокоительное, ей помогло.
— Наверное, не очень помогло, если пять дней назад она опять посещала вас, — заметил Константин.
— Таня посещала меня пять дней назад? — только хороший артист мог сыграть такое искреннее удивление. — Уверяю вас, здесь какая-то ошибка. Я не видел Таню вот уже года два.
— Однако в ее еженедельнике стоит дата и время с вашими инициалами, — возразил Константин.
— Я не буду клясться на Библии, это легко проверить, — Гуров нажал кнопку селектора. — Жанночка, будьте добры, зайдите ко мне.
Через пару секунд дверь распахнулась, и в кабинет вбежала хорошенькая медсестра.
— Слушаю, Петр Семенович.
— Жанночка, эти господа хотят абсолютно точно знать, была ли у нас на приеме четырнадцатого числа сего месяца некая Ларцева Татьяна Александровна.
— Секунду, — Жанна повернулась на высоких каблуках.
— Скажите, а могла Ларцева записаться на прием и не прийти? — спросил Павел.
— Вполне, — кивнул головой Гуров, — но я бы знал об этом. Жанна ведет все записи, и она обязательно предупредила бы меня. Видите ли, дело в том, что вашего покорного слугу — он чопорно поклонился — считают чуть ли не лучшим кардиологом города. А так как город у нас большой, всегда много желающих попасть ко мне. Я всегда прошу записавшегося в случае каких-либо причин, по которым он решит отложить визит, информировать об этом. Потом Жанна звонит всем желающим, не попавшим на это время, и записывает кого-нибудь вместо отказавшегося. Я не помню, чтобы в ближайшие годы в мои приемные часы появлялось «окно». Но, я вижу, вы мне не очень верите, вот идет Жанночка, у нее все документировано.
— Ларцева Татьяна Александровна действительно записывалась на четырнадцатое, — начала девушка звонким голоском, — но накануне перезвонила и сказала, что не придет. Я тут же внесла в список Масальскую Юлию Михайловну.
— Почему же ты мне об этом не сказала? — удивился Гуров.
— Я давно уже не говорю вам о таких вещах, — Жанночка заметно смутилась. — А зачем? Ларцева или Масальская — какая разница? Это время не пропало.
— И все же, Жанна, я хочу, чтобы ты меня информировала в таких случаях, — Петр Семенович пристально посмотрел на медсестру. — Для меня разница есть.
Миловидная Жанночка чуть не заплакала:
— Извините меня, пожалуйста, я не думала.
— Ладно, иди, — врач махнул рукой. — И помни: здесь в основном думаю я. — Сказав это, он повернулся к оперативникам:
— Мы удовлетворили ваше любопытство?
— Еще один вопрос, — Киселев задавал его для проформы, заранее зная, какой он услышит ответ. — Вы не знаете, с кем встречалась Татьяна последнее время?
— А почему я должен знать? — удивился Петр Семенович. — Я же сказал, на каком уровне проходило все наше общение. Если вы меня спросите, не рассказывала ли чего по этому поводу Алевтина Николаевна, отвечу: нет. К вашему сведению, с ней я тоже редко виделся и дружеских бесед не вел. А сейчас честь имею откланяться, думаю, теперь у вас действительно все.
«Зато я так не думаю, гад», — подумал Скворцов, выходя из кабинета врача.
Глава 10
Отпустив последнего пациента, записанного на этот день, Гуров отправился на обход. Молодая коллега Шура семенила рядом и заглядывала ему в лицо с откровенным обожанием. Хорошенькая девушка была влюблена в Петра Семеновича, поставила себе целью завоевать его, но у нее ничего не получалось, и она искренне удивлялась, почему. Шурочка была очень миловидна и моложе своего начальника на целых пятнадцать лет. Глупенькой ее никто никогда не называл, и девушка знала: если бы Петр Семенович захотел, у них бы нашлись точки пересечения. Однако он почему-то не хотел. Юная докторша наводила справки на предмет личной жизни Гурова. Он жил один и, по слухам, жениться не собирался. Это могло означать следующее: либо доктор был однолюбом и все еще страдал по бывшей жене, с которой, правда, развелся давно, либо ходил к разным женщинам, решив, что одного брака ему достаточно. Оба варианта в какой-то степени устраивали Шуру. Они означали, что врач не имеет постоянной женщины, к которой питал бы чувства, а это, в свою очередь, давало девушке надежду. Помня об этом, Шура изо всех сил старалась обратить на себя внимание Гурова. Он оставался с ней любезен и корректен, но не более. Шура не знала, что бы такого необычного сделать, старалась как можно чаще попадаться избраннику на глаза, делать маленькие сюрпризы в виде вкусно заваренного кофе с домашним тортом, но все пока оставалось по-прежнему. В данный момент девушка старалась произвести впечатление грамотным и точным отчетом о состоянии здоровья больных.
— Тимофеева пришла в себя, но остается в тяжелом состоянии, — преданно заглядывая в глаза Гурову, говорила она, — все остальные — без изменения.
Проходя мимо одной из палат, молодой врач всхлипнула:
— Петр Семенович, Федотову жалко. Она же совсем молодая была.
На лице Гурова не дрогнул ни один мускул.
— Если хочешь, Шурочка, когда-нибудь стать хорошим врачом, надо учиться не только милосердию, но и черствости.
Заметив на лице девушки искреннее недоумение, врач продолжал:
— Я не говорю, что тебе не должно быть жалко Федотову. Мне тоже ее жаль. Однако надо смотреть на вещи трезво. То, что она умерла здесь и сейчас, — для нее даже лучше.
— То есть как? — не поняла Шура.
— Не тебе объяснять, какого ухода требует послеинфарктный больной. Вылечили бы мы Федотову имеющимися у нас лекарствами? Ну-ка, ответь?
Шура отрицательно покачала головой.
— Вот то-то, — удовлетворенно произнес Гуров. — Допустим, организм оказался бы покрепче и наша больная протянула бы до выписки. А дальше? Пришла бы домой в пустую квартиру, где некому воды подать и купить самое необходимое. Долго бы она продержалась?
Все, что говорил Петр Семенович, было, несомненно, правильно, но душа девушки все равно протестовала. «И все-таки», — думала она про себя.
Врачи подошли к палате, где лежала Потапова, худая маленькая женщина лет пятидесяти с лишним, с таким же диагнозом, как у покойной Федотовой. Гуров осторожно присел на край постели больной.
— Вера Ивановна! — тихо позвал он.
Потапова открыла глаза и недоуменно посмотрела на врачей. В ее взгляде ясно читалось страдание.
— Вы сможете говорить? — спросил Петр Семенович.
Больная облизнула пересохшие губы и кивнула.
— Вера Ивановна, я ваш лечащий врач Гуров Петр Семенович. Вы в курсе, что с вами?