Страница 44 из 77
Лили, с трудом приподнявшись, осторожно, словно раненая, села, судорожно стянула порванную сорочку на груди и закрыла глаза — от боли, ужаса, мертвящего стыда. В ушах снова зазвенел ненавистный язвительный голос:
— Ты начинаешь утомлять меня. Лили. Я не очень люблю болтливых женщин, но немного живости и веселого смеха тоже не помешает. Утром дашь мне знать о своем решении. Возможно, я еще не потеряю к тебе интереса. Может, в следующий раз я даже захочу взять тебя, войти в твое тело, хотя, конечно, прежде неплохо бы знать, сколько мужчин были твоими счастливыми обладателями до меня.
Он повернулся, чтобы выйти, но в следующее мгновение на его спину обрушился тяжелый, наполовину наполненный водой графин. Найт, пошатнувшись, все-таки устоял на ногах, обернулся, но не успел ничего сказать, времени не осталось даже подумать.
— Ты, ублюдок!
Она ринулась на него. Лохмотья разорванной сорочки разлетались, придавая ей вид разъяренного привидения, волосы разметались по плечам, как у безумной. Найт успел только увидеть, как она размахнулась, но все тут же поплыло перед глазами, превратившись в невероятный, кошмарный сон.
Лили изо всех сил, удесятеренных бешенством, развернулась и впечатала кулак в челюсть Найта. В его голове взорвалась дикая боль. Найт потерял равновесие, отлетел назад, но Лили уже всадила кулак ему в живот, выкрикивая одно и то же:
— Ублюдок! Бесчувственный проклятый ублюдок!
Найт поскользнулся на коврике перед камином, тяжело упал, ударившись головой об угол каминной доски, и тут же потерял сознание. Лили, тяжело дыша, встала над ним, потрясая кулаком и морщась от боли в руке.
— Ненавижу тебя, будь ты проклят, ненавижу! Опустившись на колени, она приложила ладонь к тому месту, где должно было биться его сердце, и ощутила сильный мерный стук.
— Тебя ничем не убьешь, жалкий, мерзкий, отвратительный, ненормальный….
Лили остановилась и, глубоко вздохнув, поднялась, пристально всматриваясь в лежащего. Потом улыбнувшись, принялась за работу: тянула, тащила, толкала, пока Найт не оказался в центре небольшого ковра, лежавшего перед огромным креслом. Схватившись за края, она потащила его из спальни, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы перевести дыхание. К тому времени, когда Найт оказался за дверью, руки девушки ныли от напряжения. Она уронила ковер и выпрямилась.
«Хозяйская спальня», — подумала она, глядя на закрытую дверь.
— Тот еще хозяин!
Она оставила Найта лежащим в коридоре, распростертым на спине, в распахнутом халате, обнажавшем волосатые бедра, и бесчувственным ко всему окружающему. Потом, вернувшись к себе, сдернула с кровати два одеяла и вернулась к Найту.
— Тебе следовало бы погибнуть от собственной злобы, а не от дурацкой простуды.
Накинув на него одеяла, она величественно, словно актриса на сцене, вытерла руки и, гордо завернувшись в лохмотья сорочки, прошествовала по коридору в свою спальню.
Через десять минут девушка крепко спала.
Глава 14
— Милорд! — Пронзительный сверлящий голос проник в сознание Найта и вернул к жизни. Приоткрыв один глаз, он заметил нагнувшегося над ним Стромсо. Странно, почему он так навис над ним? И вдруг Найт почувствовал свое затекшее тело, холод и неудобство от того, что лежит почему-то на жестком деревянном полу. Он резко сел. В челюсти пульсировала тупая боль, виски ломило, и он осторожно потер затылок, словно боясь обнаружить там рану. И верно, кончики пальцев покраснели от крови. То место, где еще не совсем зажила рана от пули Боя, горело и дергало. Совершенная развалина, несчастная, дряхлая, дурацкая развалина. — Милорд! Что вы делаете здесь, в коридоре? Не понимаю…
— Замолчите, Стромсо. Я умираю или, по крайней мере, подумываю об этом. — Пока он ощупывал распухшую челюсть, а потом ноющую голову, на память пришли все подробности прошедшей несчастной ночи. Последнее, что смог припомнить Найт, — поднятый кулак Лили. — Господи! Какой же великолепный у нее апперкот, — пробормотал он.
— Что вы сказали, милорд? Великолепный, что? Вы в сознании… то есть, в уме… простите… милорд…
— Стромсо, заткнитесь! Помогите мне встать. Господи, я такой же негнущийся, как корсет толстухи! Совсем закоченел!
— Неудивительно, милорд, после проведенной на полу ночи. Как вы попали сюда? И откуда эти одеяла?
— Интересный вопрос, не так ли? Ну так вот, никаких ответов, Стромсо. Кстати, — добавил он себе под нос, — у меня их вообще нет.
Значит, Лили в приступе милосердия, не желая, чтобы он замерз и умер от холода, накрыла его одеялами? Найт улыбнулся, хотя растягивать губы оказалось ужасно трудно, а голова заболела еще больше. Челюсть, затылок, спина — все чертовски ныло. Если она хотела отомстить — а лишь святой в этих обстоятельствах не возымел бы такого желания, она своего добилась.
— Горячую ванну, — велел он Стромсо и медленно направился в спальню, не обращая больше внимания на семенящего за ним камердинера. Найт пригладил волосы и, задев огромную шишку на затылке, сморщился. Но тут, случайно поднеся руку к носу, ощутил ее запах и закрыл глаза, вспоминая невидящий взгляд Лили, бьющейся в конвульсиях экстаза, как она налегает на его пальцы, трется….
— О Господи…
Он резко развернулся, как раз в тот момент, когда Стромсо выходил из комнаты:
— Вы видели миссис Уинтроп сегодня утром?
— Нет, милорд.
— Спросите Дакета.
— Хорошо, милорд.
— И побыстрее, Стромсо. Стромсо удивленно поднял брови, услышав столь непривычный тон, но тут же поспешно кивнул и исчез. Вернувшись через пять минут с двумя лакеями, несшими ванну с горячей водой, камердинер чувствовал себя и выглядел, словно злополучный греческий гонец, вестник беды. Только тот малый нашел свой конец, и был он не очень приятным.
— Ну?
— Горячую воду уж принесли, милорд, очень горячую.
— Не будьте проклятым болваном, Стромсо.
— Она уехала… уже час назад…
Найт почувствовал, как с лица сбегает краска, хотя сказанное Стромсо почему-то не удивило его. Чего он ожидал? Увидеть ее за завтраком, улыбающуюся, веселую, как ни в чем не бывало объявляющую: «Ах, Найт, это вы? Доброе утро! Надеюсь вы хорошо выспались на полу в коридоре, после того как я расшибла кулак о вашу челюсть? Да, кстати, вы действительно умеете дарить женщине наслаждение и довольно искусны в атом, так что я решила стать вашей любовницей, только вы должны быть очень осторожны, меня так и тянет прикончить вас, жалкий ублюдок!»
Найт рассмеялся, и камердинер недоуменно уставился на него. Найт рассеянно махнул рукой:
— Не обращайте на меня внимания. А, вижу, вода действительно горячая, даже пар идет. Превосходно. Можете идти, Стромсо. Я хочу побыть в мире и покое.
— Да, милорд, — сказал Стромсо, направляясь к двери со всей возможной скоростью, на какую только был способен.
— Пошлите мне Дакета.
— Да, милорд.
— Кролик проклятый, — пробормотал ему вслед Найт.
Он успел раздеться и ступить в ванну, когда секунд через пятнадцать появился дворецкий.
— Милорд, вы хотели говорить со мной?
— Что-то вы стареете, Дакет, совсем не шевелитесь. Закройте проклятую дверь. Чертовски холодно, а я стою здесь с голым задом, как видите.
Дакет, скроенный из другой, чем Стромсо, материи, просто повернулся, не теряя достоинства, закрыл дверь и выпрямился, скрестив руки на груди. Он знал, чего хочет его лордство, но не собирался идти ему навстречу, во всяком случае, пока его милость в таком настроении. Дворецкий с самого утра гадал, что произошло прошлой ночью. Довольно и того, что слуги перешептывались о пьяных выходках виконта и вчерашнем скандале. С чего бы ему спать на полу? С какой радости? Сам Дакет не мог ответить на это и не желал обсуждать подобные темы с челядью, но про себя твердо знал, что виконт был абсолютно трезв, — он всегда пил умеренно и никогда ни терял при этом головы.