Страница 19 из 59
— В таком случае похоже, что это был какой-то случайный бродяга?
— Да, но мотив?Копы так и не смогли установить мотив убийства, поэтому и не придали значения такой версии. Это было не ограбление: ничего не взяли. Шестьдесят долларов наличными лежали в ящике стола прямо перед ней, совершенно открыто. Это было и не изнасилование. Ее убили там, где она сидела, и оставили там, где убили.
Ломбард сказал:
— И все же это было или то, или другое. Его что-то спугнуло, и он не успел довести до конца свое дело. Может быть, его напугал какой-то звук снаружи или же то, что он сам только что совершил. Такое случалось тысячу раз.
— Даже это не подходит, — уныло возразил Хендерсон. — Ее кольцо с бриллиантом лежало тут же на столе все это время. Оно было даже не на ее пальце. Вору надо было всего лишь схватить его и убежать. Испугался он или нет, сколько времени это могло занять? Кольцо осталось на столе. — Он покачал головой. — Этот чертов галстук погубил меня. Он обычно висел на вешалке в самом низу, под остальными. А вешалка далеко в шкафу. И именно этот галстук так подходил ко всему, что было на мне надето. Конечно, ведь я сам его взял. Но я не набрасывал его ей на шею. Я уронил его в пылу ссоры. Он, видимо, затерялся на полу. Тогда я схватил тот, в котором пришел домой, второпях надел его и ушел. И когда вор пробрался в комнату, когда он незаметно подкрадывался к ней, галстук попался ему на глаза, он поднял его — один Бог знает, кто это был, и Бог знает, зачем он это сделал!
Ломбард сказал:
— Может быть, без всякой причины и смысла, просто вдруг почувствовал острое желание убить. Какой-нибудь ненормальный, который болтался неподалеку. Вероятно, сама сцена скандала навела его на эту мысль, особенно когда он обнаружил, что дверь осталась открытой. Он понял, что может убить практически безнаказанно и обвинят в этом тебя. Такие вещи бывали, ты же знаешь.
— Если здесь произошло что-то подобное, они никогда не поймают виновного. Убийц такого рода отыскать труднее всего. Это может открыться лишь совершенно случайно, если вдруг повезет. Может быть, когда-нибудь он попадется за что-то совершенно другое и заодно признается в этом, и его признание будет единственной зацепкой. Но мне-то это уже не поможет.
— А что за свидетель, о котором ты упомянул в телеграмме?
— Я как раз подхожу к этому. Это для меня единственный тоненький лучик надежды во всей истории. Если даже они никогда не найдут, кто убил, у меня остается единственный шанс снять с себя подозрение. В моем деле можно прийти к двум совершенно противоположным выводам, и каждый имеет свою логику. — Он начал похлопывать ладонью по тыльной стороне руки и похлопывал все время, пока говорил. — Пока мы сидим в этой камере и обсуждаем мою историю, где-то, не знаю, где именно, существует вполне определенная женщина, которая может снять с меня подозрения, просто рассказав им, в котором часу я встретился с ней в конкретном баре, за восемь кварталов от моего дома. Это было в десять минут седьмого. И она знает это так же, как и я; кто бы она ни была, она знает это. Они провели следственный эксперимент и доказали, что я не мог совершить убийство в своей квартире и при этом оказаться в том баре к данному времени. Джек, если ты хочешь чем-нибудь помочь мне, если надеешься вытащить меня из этой истории, ты должен найти эту женщину. Она, и только она ответит на все вопросы.
Ломбард долго молчал. Наконец, он спросил:
— Что было до сих пор сделано, чтобы найти ее?
— Все, — был обескураживающий ответ. — Все, что только можно.
Ломбард подошел и тяжело опустился на край койки рядом с ним.
— М-да-а! — выдохнул он, приложив ко рту стиснутые руки. — Если полиция не смогла найти ее, твой адвокат не смог, вообще никто не смог найти ее по горячим следам за столько времени — как же я найду ее за восемнадцать дней через несколько месяцев?
Появился охранник. Ломбард поднялся и повернулся, чтобы идти. Его рука коснулась поникшего плеча Хендерсона. Хендерсон поднял голову.
— Ты не хочешь пожать мне руку? — проговорил он запинаясь.
— Зачем? Я ведь приду завтра опять.
— Ты хочешь сказать, что ты все же попробуешь?
Ломбард обернулся и посмотрел на него почти со злобой, словно его раздражала нелепость подобного вопроса.
— Почему, черт побери, тебе пришло в голову, что я откажусь? — угрюмо проворчал он.
Глава 10
Ломбард, шаркая, расхаживал по камере, засунув руки в карманы и разглядывая свои ноги, словно до сих пор не замечал, как они действуют. Наконец он остановился и сказал:
— Хенди, ты должен постараться и вспомнить получше. Я не фокусник, я не могу просто вытащить ее из пустой шляпы.
— Послушай, — вымученно произнес Хендерсон. — Я прокручивал все это в голове, пока меня не стало тошнить, пока мне не начало это сниться по ночам. Я не могу выжать из своей памяти не единой детали.
— Ты что, вообщене смотрел на нее?
— Смотрел, наверное тысячу раз, но не запомнил.
— Давай начнем сначала и пройдемся еще раз. Не гляди на меня так, это единственное, что мы можем сделать. Она уже сидела на табуретке в баре, когда ты вошел. Допустим, ты захочешь передать мне свое первое впечатление от нее, если сможешь. Попробуй поймать это. Иногда зрительно легче припомнить мимолетное первое впечатление, чем лицо, которое ты намеренно разглядывал в течение какого-то времени. Итак, твое первое впечатление?
— Рука, протянутая к блюду с крендельками.
Ломбард сердито посмотрел на него:
— Да разве можно встать со своего места, подойти к другому человеку и заговорить с ним и при этом не видеть его? По-моему, ты просто шутишь. Ты ведь знал, что это девушка, не так ли? Ты, надеюсь, не думал, что обращаешься к зеркалу? Ну и как ты догадался, что это девушка?
— На ней была юбка, значит, это была девушка, и у нее не было костылей, значит, она не была калекой. Только это меня и заботило. Я глядел сквозь нее все время, пока я был с ней, я мысленно видел на ее месте Мою Девушку, как ты думаешь, что я могу рассказать? — в свою очередь взорвался Хендерсон.
Ломбард подождал с минуту, пока оба успокоились. Затем продолжил:
— Какой у нее был голос? Он что-нибудь подсказал тебе? Откуда она приехала? Что-нибудь о ней самой?
— Что она закончила среднюю школу. Что она выросла в городе. Она говорила так же, как мы. Абсолютная горожанка. Бесцветная, как кипяченая вода.
— Значит, это ее родной город, раз ты не заметил никакого акцента. Ну хоть что-нибудь. Что было в такси?
— Ничего — колеса себе крутились.
— Что в ресторане?
Хендерсон упрямо набычился:
— Ничего. Это все бесполезно, Джек. Ничего не вспоминается. Я не могу. Не могу. Она ела и говорила, вот и все.
— Да, но о чем?
— Не могу вспомнить. Не могу вспомнить ни слова. Да это и была не та беседа, чтобы запоминать ее. Просто чтобы не молчать, чтобы заполнить паузу. «Отличная рыба. Война — ужасная вещь, не правда ли? Нет, спасибо, сейчас я не хочу курить».
— Ты сведешь меня с ума. Да, ты, должно быть, очень любил Свою Девушку.
— Любил. И люблю. И хватит об этом.
— Что было в театре?
— Только то, что она вскочила на сиденье; я уже три раза тебе об этом рассказывал. И ты согласился, что это говорит тебе не о том, какая она, а лишь о том, что она сделала в определенный момент.
Ломбард подошел поближе:
— Да, но почему она вскочила? Ты все уклоняешься от ответа. Занавес еще не опустился, ты сам говоришь, а люди в таких случаях не вскакивают просто так.
— Я не знаю, почему она встала. Я не читал ее мысли.
— Ты и в своих не больно-то разбирался, насколько я понимаю. Ладно, мы вернемся к этому потом. Раз уж ты вспомнил следствие, причину мы как-нибудь выясним.
Он, тяжело ступая, прошелся по камере, давая им обоим возможность передохнуть.