Леди-призрак

— Я не знаю, что надо говорить, когда парень выкапывает тело, которое сам же помогал хоронить, и говорит: «Извини, старик, я ошибся». Вы лучше сами скажите за меня.

— Вы, наверное, правы. Действительно, что тут скажешь. И все же я утверждаю, что свою часть работы я выполнил хорошо. Не пропустил ни одного доказательства. Я скажу вам больше. Я бы проделал все это по второму разу, на следующий же день, если бы в этом возникла необходимость. Мои собственные чувства в расчет не принимаются, мое дело — работать с конкретными фактами.

— А что послужило причиной такого полного поворота? — спросил Хендерсон с некоторой долей иронии.

— Это трудно объяснить, трудно выразить словами, как и все остальное. Это был долгий процесс, я постепенно проникался этой мыслью в течение нескольких месяцев. Так же медленно, как вода просачивается сквозь фильтр. Я думаю, все началось в суде. Это был как бы обратный процесс. Все факты были представлены так, что они неумолимо свидетельствовали против вас. Но когда, уже позже, я мысленно вернулся к ним, то увидел все совсем в ином свете.

Я не знаю, поймете ли вы меня правильно. Фальшивые алиби всегда так тщательно продуманы, они такие гладкие, полны таких правдоподобных деталей. Ваше выглядело таким жалким, беспомощным. Вы не могли ровным счетом ничего вспомнить об этой женщине. Десятилетний ребенок справился бы с описанием лучше вас. И когда я сидел в задней комнате суда и слушал, до меня постепенно стало доходить: да ведь он говорит чистую правду! Любая ложь, какая бы то ни было, выглядела бы более полнокровной. Только человек, который ни в чем не виноват, может так последовательно лишать себя всех шансов, как это делали вы. Виновные ведут себя умнее. На карту была поставлена ваша жизнь, а вы смогли привести в свою защиту лишь два существительных и одно прилагательное. «Женщина», «шляпа», «оранжевая». И я сказал себе: «Как все это похоже на правду». Парень вне себя от ярости после домашнего скандала. В первом попавшемся баре он заговаривает с женщиной, которая его совершенно не интересует. Ко всему прочему на него обрушивается известие о том, что в его доме совершено убийство и ему предъявляют обвинение.

Он сделал выразительный жест.

— Что более вероятно — что он вспомнит незнакомку во всех подробностях или что даже то слабое впечатление, которое оставалось от нее, окончательно сотрется из памяти, оставив лишь пустое место?

Эта мысль долго не давала мне покоя. Я постоянно возвращался к ней, с каждым разом все больше убеждаясь в своей правоте. Однажды я уже собрался было прийти сюда, но решил вторично все обдумать. Потом я раз или два поговорил с мисс Ричмен…

Хендерсон вытянул шею:

— Я начинаю понимать, в чем дело.

Детектив тотчас резко оборвал его:

— Ничего вы не понимаете! Может быть, вы думаете, что это она пришла ко мне и в конце концов как-то на меня повлияла. Все было совсем не так. Я сам нашел ее и явился, чтобы поговорить с ней — чтобы сказать ей все то, что я сегодня сказал вам. С тех пор, не буду скрывать, она приходила ко мне несколько раз, но не в управление, а домой, и мы еще несколько раз обсуждали ваше дело. Но это ничего не значит. Ни мисс Ричмен, ни кто-либо другой не могут убедить меня в том, во что я сам не верю. Если я в чем-то меняю свое мнение, то только тогда, когда сам прихожу к определенному заключению, а не когда меня побуждают. Если я пришел сюда, то по своей собственной инициативе. Я пришел не потому, что она меня попросила. Она даже не знала, что я собираюсь сюда. Я и сам не знал, пока не пришел.

Он принялся расхаживать взад и вперед.

— Ну что же, я облегчил душу. Я не отказываюсь от собственных слов. Я сделал свою работу так, как должен был сделать при сложившихся обстоятельствах. Нельзя требовать от человека большего.

Хендерсон не отвечал. Он сидел, задумчиво разглядывая пол, и молча размышлял. Он выглядел значительно менее ожесточенным, чем в начале. Тень, отбрасываемая Берджессом, металась туда-сюда мимо него. Он не обращал на это никакого внимания.

Наконец тень перестала двигаться, и он услышал звяканье мелочи во внутреннем кармане.

Задумчиво поигрывая монетами, Берджесс произнес:

— Вам нужно найти кого-нибудь, кто бы мог помочь вам. Кто мог бы полностью посвятить себя вашим делам. — Он снова побренчал деньгами. — Я не могу, у меня есть работа. О, я знаю, что во всяких там фильмах существуют славные детективы, которые готовы бросить все и действовать в одиночку. У меня жена и дети. Я дорожу своей работой. В конце концов, мы с вами чужие люди.

Хендерсон не повернул головы.

— Я и не просил вас, — тихо пробормотал он.

Берджесс наконец перестал бренчать и приблизился к нему.

— Найдите кого-нибудь, кто был бы близок вам, кто много значит для вас, — он сжал кулак и поднял его, словно давая клятву, — и я помогу ему всем, чем могу.

В первый раз за все время Хендерсон поднял взгляд, затем вновь опустил его. Он произнес всего лишь одно слово, без всякого воодушевления:

— Кто?

— Кто-нибудь, кто возьмется за это со страстью, с верой, с пылом. Кто сделает это не ради денег и не ради карьеры. Кто сделает это ради вас, потому что вы Скотт Хендерсон, и только поэтому. Потому что вы его друг, потому что он любит вас, потому что он скорее умрет сам, чем допустит, чтобы умерли вы. Кто не признает поражения, даже если оно неминуемо. Кто не согласится, что слишком поздно, даже если будет слишком поздно. Вот какой человек вам нужен — ни больше ни меньше. Только такой человек сможет помочь вам. — Произнося эти слова, он положил руку на плечо Хендерсона, словно совершая обряд посвящения. — Я знаю, ваша девушка обладает всеми необходимыми качествами. Но она всего лишь девушка. У нее есть чувство, но нет опыта. Она сделает все, что можно, но этого недостаточно.

Мрачное выражение лица Хендерсона немного смягчилось, в первый раз с начала разговора. Он взглянул на детектива с признательностью, которая, конечно, относилась к девушке.

— Я так и думал, — пробормотал он.

— Здесь нужен мужчина. Кто-нибудь, кто хорошо разбирается в жизни. И кто относится к вам так же, как ваша девушка. У вас наверняка есть такой друг. У каждого в жизни найдется хоть один друг.

— Да, когда жизнь только начинается. И у меня были такие друзья, я думаю, как и у каждого. Но по мере того, как вы становитесь старше, друзья понемногу теряются. Особенно когда вы женитесь.

— Они не перестают быть вашими друзьями в том смысле, какой я имею в виду, — настаивал Берджесс. — И не важно, продолжаете вы поддерживать отношения или нет. Тот, кто был вашим другом, останется им навсегда.

— Есть один парень, с которым мы когда-то были как братья, — признался Хендерсон, — но это было давно…

— Для дружбы нет срока давности.

— И кроме того, сейчас его здесь нет. Когда мы виделись с ним в последний раз, он сказал мне, что на следующий день уезжает в Южную Америку. Он подписал контракт на пять лет с какой-то нефтяной компанией. — Хендерсон посмотрел на детектива, наклонив голову. — Несмотря на свою профессию, вы, пожалуй, сохранили кое-какие иллюзии, а? Ведь мне придется попросить его кое о чем, не так ли? Трудно надеяться на то, что человек вернется, проделав три тысячи миль и поставив под угрозу свое ближайшее будущее, чтобы прийти на помощь другу по первой же просьбе. Причем, заметьте, бывшему другу. Не забывайте, с годами люди становятся более толстокожими. Идеализм слезает, как шелуха. Тридцатидвухлетний мужчина для вас уже не такой близкий друг, каким был двадцатипятилетний парень, да и вы для него тоже.

Берджесс больше не возражал.

— Скажите мне лишь одну вещь. Он сделал бы это ради вас раньше?

— Раньше бы сделал.

— Если он сделал бы это когда-то, значит, сделает и сейчас. Я еще раз говорю вам: для настоящей преданности не существует срока давности. Если он не сделает этого сейчас, значит, не сделал бы и раньше.

— Но испытание слишком суровое. Вы поднимаете планку слишком высоко.