Страница 17 из 38
Все это она отметила почти подсознательно, по крайней мере не понимая полностью. Оставило отпечаток, но до сознания еще не дошло.
(Почему, увидев меня, он повернулся и ушел?) «…И расположились на удобных подушках…» (Собирался войти сюда. Дошел до двери. Потом, увидев, что я здесь и, кажется, его не вижу, подался назад. Почему? В чем дело?)
«Ферсен взял в руки поводья…» (Не то чтобы он не хотел меня побеспокоить. Мы все одна семья и не так уж щепетильны по отношению друг к другу. Безо всяких заходим во все комнаты наверху, а тем более здесь, внизу, все общее. Он даже не поприветствовал. Когда понял, что я его не вижу, решил не привлекать моего внимания. Шагнул назад и уж только потом повернулся.)
Входная дверь открылась, но так и осталась открытой. Вышел ненадолго, поставить машину. Она услышала, как он хлопнул дверцей, завел мотор.
(Питает ко мне неприязнь? Не поэтому ли не хочет оставаться со мной наедине? Что у него против меня? Я думала… мне казалось… что давно пользуюсь его полным доверием, а вот… Избегать таким вот образом, поворачивать от самого порога.)
И тут неожиданно ей пришла в голову простая, почти будничная мысль. Подсказало какое-то необъяснимое чувство, до того зыбкое, что невозможно выразить словами.
(Нет, не потому что я ему не нравлюсь. Именно потому, что нравлюсь. Потому-то он и ушел потихоньку, не желая оставаться со мной наедине. Слишком ему нравлюсь. Начинает меня по-настоящему любить. И… думает, что нельзя. Борется с этим. Ведет безнадежный последний бой, который никогда не выигрывают.)
Не спеша, но решительно Патрис закрыла книгу и поставила на прежнее место. Оставила лампу зажженной (ведь он собирался сюда зайти), вышла из библиотеки, поднялась к себе в комнату и закрылась на ночь. Распустила волосы, чтобы лечь спать.
Слышала громыхание дверей гаража, стук замка. Слышала, как он вернулся в дом. Направился прямо в библиотеку, вошел туда, на этот раз решительно (чтобы теперь сразу заговорить с ней начистоту — решение принято за те несколько минут, что находился в гараже?)… и увидел, что комната пуста. Лампа горит, читательницы нет.
И тут она вспомнила, что оставила на столе под лампой зажженную сигарету. Забыла захватить, когда выходила. Должно быть, горит до сих пор — закурила, когда подъехала машина.
Не то чтобы она обеспокоилась, как бы чего не случилось. Он сразу увидит и погасит.
Но сигарета ему расскажет. Она скажет ему, что точно так, как он собирался войти в библиотеку и не вошел, Патрис до того не намеревалась встать и уйти.
Она теперь не только знала, что он в нее влюблен, но и что, благодаря сигарете, он знает, что ей это известно.
Глава 24
Когда Патрис вышла в сад позади дома, там было светло как днем — светила полная луна. Проложенные по периметру и крест-накрест посыпанные песком дорожки казались покрытыми снегом. По их белизне скользила ее синяя тень. Она медленно обошла вокруг расположенного посередине выложенного камнем декоративного бассейна. Его словно слюдяная поверхность мерцала то сливающимися, то распадающимися серебряными кружочками.
Теплая июньская ночь была напоена густым ароматом цветущих роз. Сонно перекликались между собой насекомые.
Патрис не спалось, читать не хотелось, в маленькой библиотеке было слишком душно. Когда мать с отцом ушли к себе, больше не хотелось оставаться и на веранде. Поднялась на минутку наверх посмотреть, как там маленький Хью, и вышла сюда, в садик позади дома, надежно огороженный высокой густой живой изгородью.
Часы на маленькой реформатской церквушке на Бичвуд-Драйв мелодично пробили одиннадцать. Эти звуки как бы зависли в неподвижном воздухе, создавая ощущение покоя и благополучия.
И вдруг, казалось, прямо за спиной раздался голос:
— Хэлло, Патрис, я так и подумал, что это ты.
Она испуганно обернулась и первое мгновение не могла никого разглядеть. Он был наверху, сидел, свесив ноги, на подоконнике.
— Не возражаешь, если вместе выкурим по сигарете?
— Я уже ухожу, — поспешно ответила она, но он уже исчез.
Билл вышел через заднее крыльцо. Залитые лунным светом голова и плечи словно усыпаны пудрой. Подошел к ней. Патрис повернула, и они рядом пошли обратно. Обошли сад по периметру, потом пошли по одной из пересекающихся дорожек.
Проходя мимо куста, она наклонила к себе цветок. Полностью распустившийся бутон белой розы; в нос ударил густой аромат.
Он даже не повернул головы, вообще никак не реагировал. Просто шагал рядом. Одна рука в кармане. Опустив глаза, словно завороженный смотрел на дорожку.
— Просто не оторваться, до того красиво, — наконец вымолвила она.
— А мне наплевать на все сады, — угрюмо, почти грубо бросил он. — И на прогулки. И на цветы. Ты знаешь, зачем я здесь. Надо ли говорить? — Билл яростно, будто злясь на что-то, отшвырнул сигарету.
Ее вдруг охватил страх. Она резко остановилась:
— Не надо, подожди, Билл. Билл, подожди… Не надо…
— Что не надо? Я еще ничего не сказал. А ты уже знаешь, так ведь? Извини, Патрис, но я должен тебе сказать. А ты должна выслушать. Хватит прятаться.
Она, отстраняясь, протянула вперед руки.
— Мне это не нравится, — упрямо продолжал он. — Со мной происходит что-то новое для меня. Раньше мне было наплевать. Я даже ни за кем, как говорят, не волочился. Это не в моем характере. А вот теперь, как видишь. Вот так, Патрис.
— Нет, погоди… Не теперь. Не надо пока. Не время… — лепетала женщина.
— Самое время, самая подходящая ночь и самое подходящее место. Больше такой ночи не будет, даже если доживем до ста лет. Патрис, я люблю тебя и хочу же…
— Билл! — в ужасе взмолилась она.
— Теперь, когда услышала, бежишь прочь. Патрис, — жалобно произнес он, — что в этом ужасного?
Она поднялась на ступеньку, готовая бежать. Он медленно брел за ней, скорее оставив надежду, чем собираясь бежать вдогонку.
— Не гожусь я для этих дел, — уныло сказал он. — Не могу говорить, как надо…
— Билл, — горестно повторила она.
— Патрис, я вижу тебя каждый день и… — Он беспомощно развел руками. — Что мне делать? Это пришло само. Думаю, это что-то хорошее. Что-то такое, что должно быть.
Она в отчаянии прильнула головой к столбику крыльца.
— Ну зачем тебе надо было это говорить? Почему не мог… Дай мне время. Прошу, дай мне время. Всего несколько месяцев…
— Хочешь, чтобы я взял свои слова обратно, Патрис? — жалко произнес он. — Но как я теперь могу? Да и как, если бы даже не сказал? Патрис, с тех пор уже прошло много времени. Неужели Хью, до сих пор Хью?
— Я никогда раньше не лю… — покаялась было она. И тут же оборвала себя.
Билл странно взглянул на нее.
Сказала лишнее, промелькнуло в голове. Или слишком мало. Про себя печально подтвердила: слишком мало.
— Я ухожу, — решительно заявила она.
Как синий занавес, их разделяла тень крыльца.
Билл не пытался идти следом. Остался стоять на месте.
— Боишься, что поцелую.
— Нет, не этого, — почти неслышно прошептала она. — Боюсь, что захочу, чтобы поцеловал. — И закрыла за собой дверь.
Он, залитый лунным светом, остался стоять, грустно опустив глаза.
Глава 25
Утром мир за окном радовал глаз. С каждым разом ею все больше овладевало ощущение покоя, благополучия, принадлежности к этому дому. Ничто не сможет нарушить этот порядок. Она всегда будет просыпаться в своей комнате, у себя дома, под собственной крышей над головой. Просыпаясь, видеть, что сынишка проснулся раньше тебя, выжидающе глядит сквозь прутья кроватки и встречает тебя таким радостным гуканьем, каким одаривает только тебя. Поднять его и прижать к груди, сдерживая себя, чтобы не задушить. Потом поднести к окну, отдернуть занавеску, чтобы посмотреть на мир. Показать его миру, который ты ему нашла, который ему создала.
Раннее утреннее солнышко чуть позолотило тротуары и проезжую часть улицы. Под деревьями и за домами синеют тени. Дальше по улице мужчина поливает газон, льющаяся из шланга вода сверкает бриллиантами. Увидев вас, он по-соседски, хотя вы и не очень-то знакомы, помашет вам рукой. Ты взяла ручонку Хью и машешь ему в ответ.