Все получится!

     Он наклонился вперед и оперся обеими руками о дверные косяки с такой силой, что дерево, к его изумлению, затрещало. Зная, что она его сейчас не видит, он пристально вгляделся в нее. Ее блузка, девственно чистая в час ее приезда, теперь была измята, волосы спутались, а в усталых глазах застыла тревога.

     И все же желание жгло Майка изнутри еще сильнее, еще невыносимее, чем несколько часов назад, и причиной тому не только ее красота, хотя, Бог свидетель, и красота играет не последнюю роль. Главное – какая она, как заботится она об Эмили, как беспокоится о девочке, как читает ей в очередной раз сказку – Майк не сомневался, что она давно выучила эту сказку наизусть.

     Это неумолимое, сжигающее желание только разгоралось в течение последних недель, особенно когда Майк оглядывался вокруг. Цветы в доме, смех, звенящий в каждом уголке, где прежде сгущалась тьма, тепло, наполнявшее его душу вопреки всем его усилиям...

     И избавиться от этого желания не было никакой возможности, потому что он не мог дать Норе то, чего она искала. На такой риск он не пойдет. Если бы он искал счастья для себя, то, наверное, уступил бы своим чувствам, но ему надо думать об Эмили. Он должен уберечь ее от нового предательства. Даже ценой отказа от женщины, которая сейчас ему нужнее, чем глоток воздуха.

     Как будто почувствовав на себе его взгляд, Нора повернула голову, их глаза встретились, и Майк понял, что он в ловушке. Нора встала, наклонилась, погладила Эмили по головке, снова выпрямилась и прошла по комнате.

     Остановилась она только возле остывшего уже камина. На каминной полке стояли фотографии в рамках, в основном снимки Эмили, но было и несколько других.

     – Это твои родители? – спросила она, не оборачиваясь.

     – Да, – отозвался Майк, отступая от нее футов на пять. – Они живут на севере, недалеко от Рено.

     – Да, отсюда-то неблизко. – Пальцы Норы скользнули по дубовой каминной доске к следующей фотографии. – А это кто?

     – Моя сестра. – Майк снова засунул руки в карманы джинсов. – Она с семьей живет в Монтане.

     – Далеко вы разбежались.

     – Так уж получилось.

     Родные Майка никогда не были близки между собой. Они навещали друг друга, перезванивались, обменивались электронными письмами, но тесных связей не было.

     – Жалко, – проговорила Нора очень тихо и задумчиво. – Я от своих родных иногда на стенку лезу, но не могу себе представить, что их нет рядом.

     – У меня есть Эмили.

     – Тебе ее хватает?

     – Она для меня – все.

     Только теперь Нора повернулась к нему – в глазах у нее стояли слезы. Этого он никак не ожидал. Он шагнул к ней и остановился в растерянности, не зная, что делать дальше: слезы всегда обезоруживали его.

     Она вытерла щеки обеими ладонями, шмыгнула носом и судорожно вздохнула, словно утопающая, потом опустила голову, слабо улыбнулась и повторила:

     – Она для тебя все, это ясно, стоит увидеть вас вместе. – Она еще раз глубоко вздохнула и добавила: – Знаешь, я завидую вам.

     И что он должен на это сказать? Спасибо?

     Но Нора не дала ему времени обдумать ответ, она заговорила снова, слова рвались наружу, сливаясь в поток. Майк вслушивался, стараясь ничего не пропустить.

     – Я смотрела на вас: ты всегда добрый, мягкий, всегда находишь нужные слова. И ты не боишься. И сегодня ты не волновался. Я видела твои глаза. – Она указала на него пальцем, словно обвиняя его в чудовищном преступлении. – Ты не волновался. Ты не был безучастен, но ты не волновался. А я перепугалась, не знала, что мне делать. У нее поднялась температура в считанные минуты, ни с того ни с сего, и... – Она всплеснула руками и беспомощно опустила их. – Если бы ты вовремя не вошел, я бы опрометью помчалась за тобой. Я была в панике, мне стало плохо. Я не преувеличиваю. Если я сама заболею, то приму аспирин и лягу в постель, но когда я увидела, как Эмили плачет, как она раскраснелась, какие у нее стеклянные глаза... – Нора содрогнулась, вспомнив. – Это было ужасно. Я была перепугана, потеряла рассудок. Как тебе удается реагировать так спокойно? Как ты можешь смотреть на ребенка, который только что был совершенно здоров и вдруг...

     – Нора...

     Во что бы то ни стало нужно прекратить ее излияния. По щекам у нее опять потекли слезы, выдавая ее ничем не оправданное раскаяние.

     – Боже, – прошептала она, голос прозвучал как хрипловатое эхо ее обычного голоса. – Я не имею права хотеть свою семью, иметь собственных детей. Если я так теряюсь, что я смогла бы для них сделать? Ну, например, кто-нибудь из них упал бы и поранился... Я, наверное, упала бы в обморок при виде крови. Или просто села бы на пол и разревелась вместе с ребенком, только и всего. – Она провела рукой по волосам. – Я ничего хорошего не могу сделать, когда другому плохо.

     – Ерунда.

     – Что?

     Она вскинула голову, и их взгляды встретились.

     Сердце у Майка сжалось при виде заплаканного лица, несчастных глаз. Больше он не мог выносить все это. Сделав три широких шага, он оказался рядом с ней, взял ее за плечи, легко тряхнул и заглянул ей в глаза.

     Он почувствовал, как дрожь пронизала ее и передалась ему. Она так близко, глаза у нее голубые как море – и такие же бездонные. Нора закусила нижнюю губу в тщетной попытке сдержать слезы, она прерывисто и тяжело дышала.

     Майк крепче сжал ей плечи.

     – Нора, это же ерунда, от начала до конца. – Он мотнул головой. – По крайней мере, то, что я понял. Ты так быстро говорила, что я не все уловил.

     Губы ее тронула робкая улыбка и тут же исчезла.

     – Мама всегда повторяет, что, когда я нервничаю, она не может разобрать ни слова из того, что я говорю.

     – Я ее понимаю, – сказал Майк. – Короче, ты обвиняешь себя за то, что испугалась.

     – Конечно.

     Она попыталась освободиться из его объятий, но у такого слабого существа, как Нора, не было шанса ускользнуть от Майка, если он не хотел отпускать. А он не хотел, видит Бог.

     – Ты не испугалась, ты позаботилась о ней. Ты ей читала, все ту же сказку, снова и снова, пока я не начал рвать на себе волосы.

     Он улыбнулся, и наградой ему была такая же улыбка.

     – Это неправда, – ответила она, прижимаясь к нему, – Эмили успела мне рассказать, что ты каждый вечер читаешь ей эту сказку.

     – Нет, – возразил Майк, наслаждаясь ощущением ее тела, – я рассказываю. Я эту сказку давным-давно выучил наизусть.

     Нора засмеялась – тихо, неуверенно, но Майк слышал ее смех.

     Он окинул взглядом ее лицо, волосы, опять заглянул ей в глаза. Такие глубокие, такие голубые, такие... невинные. О, никогда бы он не поверил, что на свете в двадцать первом веке существуют невинные девушки в возрасте старше пятнадцати. Но одна из них – перед ним.

     И он обнимает ее, проводит большими пальцами по открытым плечам, чувствует гладкость кожи, и внутри у него разгорается пламя, его тело вытягивается в струнку, становится трудно дышать.

     Но он же прикасается к ней не ради собственного удовольствия, надо думать, он ее утешает. Майк велел телу успокоиться и вернулся к непосредственному предмету разговора:

     – У детей болезни развиваются быстро и, как правило, так же быстро проходят. – Он растерянно пожал плечами. – В девяти случаях из десяти нужно только присматривать за ними, делать так, чтобы им было уютно. – Он опустил глаза и наклонил голову, чтобы заглянуть ей в лицо. – Читать им. – (Нора снова улыбнулась.) – И у тебя получилось как надо.

     Нора глубоко втянула воздух, затем сдула челку со лба.

     – Если ты врешь, чтобы меня успокоить, – проговорила она, – то тебе это удалось.

     Губы у него скривились.

     – Я не вру.

     Нора вгляделась ему в лицо, словно стараясь прочитать на нем правду. Должно быть, то, что она увидела, убедило ее – она кивнула и прошептала: