Страница 31 из 33
— Да я уже прячусь! — взорвалась Кэтрин. — Только это бесполезно, он уже один раз нашел меня, и когда найдет во второй — вопрос времени! И ты меня не спасешь!
178
— Ты так в этом уверена?! Кэтрин расплакалась.
Грег остолбенел. Все его инстинкты шептали ему: обними, утешь, поцелуй, сделай что-нибудь… Его страх близости кричал в голос: нет, не делай этого, к черту все, если сейчас обнимешь — все, тебе конец!
«А почему конец? — отстранение подумал Грег. — Может, самое начало…»
Он сжал ее в объятиях и спрятал ее голову у себя на груди. Кэтрин дважды громко всхлипнула, а потом внезапно успокоилась. Это было так неожиданно, что Грег слегка отстранился, чтобы посмотреть: а правда ли она не собирается больше плакать?
— Я хочу убить его, — серьезно сказал Грег. Слишком серьезно. Да, эта мысль грешным делом приходила ему в голову, но он не додумывал ее до конца.
А это был бы выход…
Дьявол, что происходит? Это искушение ему, государственному обвинителю, человеку, который призван защищать закон и изобличать виновных?
Кэтрин покачала головой:
— Не надо. Я тоже хочу. Но не надо. Это грех. Том не простит, я не прощу — ни тебе, ни себе. Не так уж сильно я его ненавижу. Просто хочу, чтобы он оставил меня в покое.
Грег почувствовал, что она говорит чистую правду.
И тут же, почти без паузы, упала следующая фраза:
— Почему ты так переменил свое отношение ко мне?
— С чего ты взяла? — хриплым, чужим голосом спросил Грег.
— С самого начала я чувствовала, что ты мужчина, а я женщина. Между нами не то что искры — молнии сверкали. И не думай, что мне легко это говорить. Я слишком много выпила вина, наверное…
— С самого начала ты чувствовала… – подтолкнул он ее.
– Да.
— А теперь? Разве ты не чувствуешь этого теперь?
Много лет, даже будучи пьяным, Грег не испытывал головокружения. Он почти забыл, что это такое. Надо же — вспомнил… Ее тихий голос, казалось, тонул в грохоте его сердца. Тонул — но он все равно слышал. Или читал по губам. Он смотрел на движение ее губ — смотреть в глаза было нестерпимо.
— Теперь… чувствую. Но другое. Что ты мужчина, а я женщина, между которыми ничего нет и быть не может.
— Глупая женщина, — прошептал Грег и с тихим рычанием привлек ее к себе.
Это было как никогда.
Кэтрин хотелось умереть, чтобы спастись от того торнадо ощущений, что зрел в ней и готовился затмить разум, сорвать с нее все маски и приличия, закружить и перетасовать все мысли и представления о том, как это должно быть между мужчиной и женщиной.
Ей хотелось умереть — и тут же воскреснуть. Воскреснуть уже новой собой, лишенной стыда и стыдливости, жаркой, как лава в жерле вулкана, податливой, как разогретый руками воск. Чтобы отдаться Грегу, как она никогда никому не отдавалась. Чтобы он узнал ее настоящую. Она не знала наверняка, зачем это нужно, но догадывалась смутно, что без этого нельзя, не получит она и десятой доли того удовлетворения, которого жаждет, без которого изнемогает, сгорает изнутри…
Его первый поцелуй, которому исполнилось сегодня десять дней, подарил ей ощущение полета.
Его второй поцелуй, которым они отметили десятый день после первого, подарил ей саму себя.
Спальня была слишком далеко. Грег буквально втолкнул ее в кабинет, но она не сопротивлялась. Он не прекращал целовать ее и обнимать, и она радовалась этому, радовалась всем своим существом. Ей только хотелось раздеться, сорвать с себя одежду, чтобы полнее ощутить эту глубокую, животную радость.
Каждую ночь, что она провела в доме Грега, ей снились волки. Волки, которые занимались любовью. И самкой была она.
Кэтрин плавилась под его руками, под его губами, под его горячим, тяжелым и таким тренированным телом, плавилась и была счастлива этим, потому что она жаждала слиться с ним в единое существо, совершенное, прекрасное.
И ей это, кажется, удалось. Сегодня все ее желания исполнялись как по волшебству… волшебству, подаренному им самой Природой и Богом.
13
С этого вечера все стало иначе.
Иначе для Кэтрин. В ней словно разжалась некая пружина, которая не давала наслаждаться жизнью. Она сама удивлялась этому ощущению: ведь Дэвид все еще охотится за ней и Томом, ждет своего часа, может быть, ходит совсем рядом. Единственное объяснение, которое она видела, заключалось в том, что теперь ей стало не нужно тратить гигантское количество сил на удержание этой пружины.
Пружины, которая толкала ее к мужчине. К Грегу.
Он открывался ей с новой стороны — и ей очень нравилось то, что она узнавала. Оказывается, он бывает очень нежным, как теплый ветер, и тогда в его объятиях хочется раствориться и грезить наяву. А еще он бывает жестоким и яростным, даже в любовную игру переносит эти качества, и тогда ему так сладко подчиняться – или бороться, или самой превращаться в самку дикого зверя и мчаться вместе с ним навстречу блаженству. И еще Грег бывает веселым, смешливым, и тогда с ним одно удовольствие шутить и баловаться.
Кэтрин была счастлива, что они занялись любовью, потому что после этого она гораздо глубже узнала его как человека. И если раньше она тянулась к нему инстинктивно, как самка тянется к сильному самцу, то чем больше проходило времени, тем сильнее, пронзительнее, безогляднее она влюблялась в него.
Кэтрин молчала о своих чувствах. Она боялась все испортить. Им было очень хорошо вместе, так к чему усложнять? Даст бог, скоро закончится история с Дэвидом, и она сможет уехать от Грега.
Конечно, ей совсем этого не хочется, но ведь… Ведь он не звал ее к себе жить как любовницу. Наоборот, они стали любовниками во многом потому, что жили под одной крышей.
И каждый раз, когда Кэтрин отдыхала после ласк, скользя пальцами по безволосой мускулистой груди Грега, и слушала его мерное дыхание, она удерживала в груди три простых слова: «Я тебя люблю».
И пружина сжималась вновь.
Грегу казалось, что его закрутил водоворот. Мутная, горячая вода подхватила его и кружила, как щепочку. Происходило что-то важное, какое-то событие из тех, что меняют всю последующую жизнь, а он все не мог остановиться и понять — что это за событие и как оно повлияет на будущее.
С Кэтрин он словно помолодел лет на двадцать. И, как в семнадцать лет, ему не хотелось думать ни о чем серьезном. Он рад был бы, как беспечный юнец, блаженствовать в ее объятиях, наслаждаться ее близостью и ни о чем не думать.
Но не думать было нельзя – опасно. Он чувствовал теперь особенно остро, что ни за что на свете не отдаст ее Дэвиду Дансу. Потому что Дэвид, злодей и идиот, потерял всякое право на Кэтрин, на ее любовь, на ее ласки. И Дэвид не желал с этим мириться. Грег чувствовал это так же отчетливо, как чувствовал правую руку.
И Грег сам будет идиотом и злодеем, если позволит кому-то обидеть свою женщину.
Он хотел бы сказать — любимую женщину. Но не решался. Пока, по крайней мере. Пусть минет тревожная година, и тогда…
Кэтрин сломала в его жизни все: быт, отношение к женщинам, планы на будущее. В какой-то момент Грег явственно понял, что не желает планировать будущее без нее. Не желает — и все. Потому что ему повезло встретить красивую, умную, необычную, яркую женщину, упустить которую было бы величайшей глупостью на свете.
Нет, не поэтому.
Потому, что с ней его жизнь наполнилась красками, а еще ароматами и звуками, словно он вышел из душного, пыльного кабинета на цветущий горный луг.
Потому, что она такая… такая… Словом, он мечтал о такой женщине — верной, умной и всегда желанной.
И его святой долг как мужчины — защитить ее, ее и сына, к которому он тоже привязался, как к родному существу.
Вот только сделать это непросто.
Грег стал плохо засыпать по ночам. Утомленный любовной игрой, он часто подолгу лежал и глядел в потолок, ощущая, как сладко расплавляется, теряет четкие очертания тело там, где к нему прижимается Кэтрин. Он думал.