С тобой и без тебя

Конечно, обидно, говорил ей здравый смысл. Но не лучше ли примириться с горькой правдой и признать, что их брак был неудачным? Пусть все закончится теперь, как сказал Камерон, прежде чем кто-то из них будет вынужден сдаться. Или заставит сдаться другого.

Так почему же ей хочется упасть на пол и утонуть в море безутешных слез?

Ей показалось, что в коридоре раздался какой-то шум, и она долго прислушивалась, испуганно глядя на дверь, но никто не вошел. Камерон, конечно, не бродит вокруг, пытаясь ее удержать.

С чемоданом в руке Алессандра грустно прошла по аллее, дрожа от холода, хотя стоял еще только сентябрь и ночи не были холодными. Надо было взять с собой что-нибудь теплое, но она никак не предполагала, что ей придется вот так потихоньку сбегать от мужа.

Ее настроение немного улучшилось, когда она увидела, что такси уже ждет, по крайней мере она была избавлена от тоскливого ожидания. После того как водитель убрал ее чемодан в багажник, она села в автомобиль, бросив последний прощальный взгляд на дом, на яркие огни, которые делали его таким теплым, сверкающим и гостеприимным.

Внезапно сердце Атессандры сильно забилось и во рту стало сухо; подавшись вперед, она приникла к окну. Это просто игра ее лихорадочного воображения, спросила себя Алессандра, или она на самом деле видит вдали высокую, слабо освещенную фигуру Камерона, наблюдающего, как отъезжает автомобиль?

Атессандра расправила плечи и гордо задрала подбородок, ее темные глаза сверкали. Пусть смотрит!

Ей вдруг стало страшно. Как легко она навсегда уходит, исчезает из жизни Камерона. И еще пугало странное ощущение, что их брака вообще никогда не было.

Утром она прибыла в Манчестер, заехала на квартиру Камерона и собрала свои вещи. Сборы не отняли у нее много времени.

Не осталось никаких следов ее пребывания, исчезли безделушки и фотографии — только пара журналов и несколько книг. И как только она упаковала одежду и туалетные принадлежности, квартира стала выглядеть так, как будто она никогда не жила в ней.

Понадобилось две поездки на такси, но к обеду Алессандра уже устроилась в своей старой квартирке. Она хотела чувствовать себя как дома, но расслабиться не получалось. Квартира была не из дешевых, но совсем не напоминала квартиру Камерона — она поймала себя на том, что постоянно сравнивает их, несмотря на желание обо всем забыть.

А дальше, с каждой неделей, становилось все хуже и хуже, особенно когда она окончательно поняла, что ее замужество кончилось.

Алессандра ничего не сказала боссу об их разрыве, просто старалась держаться как обычно, а Эндрю был настолько поглощен собой, что не обратил внимания на ее бледность, на то, какой тихой она стала и что всякая еда потеряла для нее свою привлекательность. В моменты жестоких сомнений она начинала задаваться вопросом, было ли отвращение к пище только следствием ссоры с мужем. Она чувствовала себя такой больной и опустошенной, что у нее появлялось искушение проверить свои опасения. Но не хватало на это сил.

Не нужен ей ребенок для того, чтобы скрасить ее одиночество.

Алессандра знала, что Камерон не будет звонить ей на работу, после всех их яростных споров о карьере, но каждый вечер как дурочка мчалась домой, чтобы посмотреть, не оставил ли он что-нибудь на автоответчике.

Однако Камерон ничего не оставлял, и сколько она ни пыталась убедить себя, что это к лучшему, обрести долгожданное спокойствие не удавалось.

Кроме того, у нее исчезло чувство уверенности и безопасности, которое она всегда испытывала.

В квартире ниже этажом жил парень лет тридцати, которого звали Бриан. Особым воспитанием он не отличался и обычно стучался в дверь по самым мелким поводам, например попросить сахару. Однажды Бриан пригласил ее в кино. Она отказалась. Бриан был обаятелен и даже довольно красив, и он, конечно, не представлял никакой угрозы; другое дело, что он обладал проницательностью, а Алессандра болезненно боялась любых вопросов. Она не хотела, чтобы ее спрашивали, где ее муж.

Это ей казалось недопустимым, как и то, что ни один посторонний мужчина не имел права интересоваться ее возрастом. Потому что она была замужем.

Если не считать, что теперь она замужем лишь формально.

Алессандра презирала себя, потому что все время хотела позвонить Камерону. Периодически снимала трубку и набирала номер, но потом с сердитым вздохом клала трубку на место.

Все кончено. Она приняла решение, и было совершенно ясно, что он тоже. В свое время он свяжется с ней по поводу развода, возможно, через своего адвоката.

Однажды ночью она наконец сняла свадебное и обручальное кольца, засунула их на самое дно ящика комода и, рыдая, забылась сном, чтобы снова проснуться среди ночи и оказаться лицом к лицу с горем, которое теперь стало реальностью.

Было субботнее утро чудесного осеннего дня, когда солнечный свет отражается в золотых листьях деревьев и лучи четко видны в мельчайших пылинках, висящих в воздухе. Алессандра сидела у окна, уныло глядя в голубую, как незабудки, синь неба, как вдруг раздался звонок во входную дверь, заставивший ее сердце тревожно забиться. Это Бриан, сказала она себе, потом встала и с волнением подошла к двери. Но Бриан не звонил так по-хозяйски и требовательно, как...

— Камерон! — выдохнула она, упиваясь одним его видом, когда открыла дверь, совершенно забыв, что собиралась захлопнуть ее перед носом мужа, если он только посмеет показаться здесь. Какой-то момент Камерон стоял в дверях, спокойно глядя на нее, и на его лице ничего нельзя было прочесть. Сейчас Алессандру не интересовало, испытывает ли он раскаянье. Она бы приняла Камерона Калдера обратно, даже если бы он был последним негодяем!

Она замерла на пороге, совершенно не в состоянии оторвать от него глаз.

Камерон был одет в черные джинсы и свитер, черный кожаный пиджак он небрежно накинул на плечи. К тому же он был не брит и потому казался даже немного опасным. Алессандра затрепетала.

Кто-нибудь другой, наверное, спросил бы: «Ты не пригласишь меня войти?» Но только не Камерон.

— Ты всегда открываешь дверь в таком виде? — Вопрос прозвучал как выстрел.

Алессандра пыталась сообразить, что он имеет в виду.

При чем тут ее вид? Она находится у себя дома и имеет полное право одеваться, как ей захочется. С наступлением ранних холодов Алессандра начала мерзнуть, поэтому купила себе простую теплую пижаму, так как ночью в квартире становилось очень холодно. Теперь она носила ее с большим свободным свитером, а ноги согревали теплые, но неказистые шлепанцы.

— Мне казалось, что у тебя была цепочка на двери? — произнес он скептически.

— Она есть, — оправдывалась Алессандра.

— Так почему, черт возьми, ты ею не пользуешься? — требовательно поинтересовался он.

— Тебе-то какое дело? — Она увидела, как его рот напрягся, и вызывающе посмотрела на него. Пусть это звучит по-детски, плевать! — Тебя абсолютно не касается, как я живу!

Камерон долго не отрываясь смотрел на нее.

— Не уверен, — медленно сказал он. — Все зависит...

Ее нежное, глупенькое сердечко снова с волнением забилось. Теперь его слова можно понять как попытку к примирению, но ей не хотелось ошибиться вновь.

— От чего? — как можно более небрежно спросила она.

Он повернул к ней лицо.

— От того, беременна ты или нет.

Алессандра была так ошеломлена, что несколько мгновений не могла выговорить ни слова, а когда открыла наконец рот, то с великим трудом выдавила:

— Только это тебя и волнует?

Камерон помедлил.

— Я несу за тебя ответственность, — ответил он через минуту, и его сузившиеся серо-синие глаза стали непроницаемыми. — Если ты носишь моего ребенка...

— Понятно. И ты наконец нашел время, чтобы это выяснить? — Обидные слова выплескивались наружу раньше, чем она могла остановить их. Боже, что с ней? — Я здесь уже несколько недель, а ты даже не соизволил позвонить мне!