Страница 39 из 41
— Как двенадцать? — бледнея и поворачиваясь к дяде Аристагесу, синхронно спросили новоиспеченная жена, ее мать и… Ашот.
— Так! Это же мой сын! А у меня по молодости меньше двенадцати раз не бывало! Да и сейчас я крепок!
— Помолчи сейчас же, богохульник и ирод! — вдруг закричала мама Ашота, уважаемая Анико. — Сглазишь! Не ты, так эти двести человек сглазят!
Начался гвалт. Каждый присутствующий мужчина счел своим долгом сообщить, что и у него за ночь никак не менее двенадцати раз, поэтому уважаемой Анико нечего бояться сглаза, мол, завидующих тут нет. Женщины же, напротив, стали доказывать, что ежели более трех раз за ночь, то молодая невеста может умереть от кровотечения, бывали, мол, случаи! Услышав про эти случаи, Диланян и Арсен начали рьяно спорить, какое именно заболевание может вызывать обильное, угрожающее жизни кровотечение; первый склонялся к передозу «Варфарином», второй не соглашался и утверждал, что это наверняка дефицит Кристмас-фактора, сопровождающийся идиопатической тромбоцитопенией.
Словом, воцарилась СИТУАЦИЯ, столь характерная для всех мест скопления армян числом более двух и обожаемая ими же. Размахивания руками и старания перекричать друг друга приняли угрожающий характер.
СИТУАЦИЮ спас дед невесты. Потеребив себя за левый ус, он походкой тифлисского князя с достоинством подошел к новоиспеченному мужу своей внучки, обнял его и сказал:
— Приноси хоть мешок красных яблок — право и честь твоя! Но ежели принесешь хоть одно коричневое — не знать тебе моего уважения и почета! А теперь, как говорят русские, ГОРЬКО!
…Ах, если бы он только последнюю фразу прокричал не в микрофон… Но, обняв Ашота, он оказался в каких-то несчастных двух сантиметрах от сего девайса… По сей день, в редкие моменты ссор с женой, Ашот достает DVD-запись их свадьбы, перематывает на семнадцатую минуту и, победно подняв палец, заявляет:
— Молчи, женщина, ибо уважение и почет твоего деда мне могут стать не так уж и дороги!
Надо сказать, что на его жену, вольнодумщицу и феминистку, сия фраза оказывает магическое действие…
Кое-как разобравшись, церемониймейстер посадил всех дорогих гостей за столы. Началось армянское празднование свадьбы.
Несколько традиционных тостов, скучных, ибо они неизменно звучат на каждой свадьбе на протяжении пяти тысяч лет, произнесли самые близкие и родные. Дальше наступила очередь кавора. Необходимо отметить, что одной из обязанностей крестного является вручение денег тому официанту, который приносит шашлык молодым.
Но наш крестный оказался большим оригиналом…
— Дорогие муж и жена! Дорогие и уважаемые родители мужа и жены! Дорогие и уважаемые деды, прадеды, бабки, прабабки мужа и жены! Дорогие неженатый брат и незамужняя сестра, дорогая моя собственная жена!
Присутствующие благоговейно слушали крестного.
— Как вы все знаете, недавно в республиканской больнице в реанимацию попали двое рабочих, откушавших несвежее мясо!
Пожалуй, единственными удивившимися стали Диланян и Гехандухт-Рипсиме Артаваздовна, сидевшие по левую руку от жениха. Остальные «дорогие и уважаемые» безропотно слушали эту ахинею, никак не связанную со свадьбой.
— Но у нас ничего подобного не будет! — воскликнул крестный. — Ибо мясо для наших дорогих мужа и жены будет самым свежим!
Гвалт аплодисментов, пожеланий счастья и всяческих благ был ему ответом. Но крестный постучал вилкой по микрофону, намекая, что еще не все сказал… Двести человек покорно замолчали, а по спине Диланяна пробежали мурашки, он вдруг почувствовал недоброе.
— И вот почему! — громогласно заявил крестный и хлопнул ладонью по столу.
Примерно с секунду не происходило ничего. Дальнейшее вспоминается отдельными кадрами.
В зал зашел официант с мешком в руке. Встал в центре. Медленно развязал мешок. И отпрыгнул.
Из мешка пулей вылетел… поросенок. Поправка: обезумевший поросенок. Шлепнулся на мраморный пол, перебрал пару раз копытцами, взвизгнул пару раз и метнулся в лес ног под столами.
Зал вздрогнул. Начался переполох.
Официанты на карачках ползали под столом, свинья пронзительно визжала, гости повскакивали с мест…
Неизвестно, чем бы это все закончилось, не будь на свадьбе овцепаса Мовсеса.
С трудом запихнувшись под стол, непостижимым образом убрав внушительный живот куда-то в глубины самого себя, овцепас Мовсес издал ряд странных звуков, отдаленно похожих на «кхчпут-кхчпут-кхчпут». Неизвестно, это ли послужило причиной, но свинья резко остановилась, что позволило овцепасу поймать ее за заднее копытце.
Вылезал овцепас из-под стола как минимум национальным героем. Двести благодарных взглядов были обращены в его сторону, ему все улыбались, в глазах женщин читалось восхищение, мужские же глаза, напротив, пылали завистью.
Церемониймейстер, правильно оценив ситуацию, подошел к овцепасу, спешно уточнив его имя у Диланяна, широко улыбнулся и объявил:
— Слово Мовсесу!
Дальнейшие пятнадцать минут двести уважаемых гостей, среди которых были врачи, учителя, бизнесмены, прокуроры и даже один еврей, молча и со вниманием слушали пространную лекцию о способах поимки свиней в общем и безумных поросят среди безумной же толпы в частности…
Свинью зарезать-таки не дали. Она, как истинная героиня свадьбы, до сих пор живет на ферме овцепаса Мовсеса. Надо отметить, что эта замечательная свиноматка уже родила двадцать два поросенка…
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ БАБУШКИ
«Эйрбас-310» натужно выл двигателями, соседка справа безуспешно пыталась строить Диланяну глазки (и какой физиолог сказал, что женские ресницы не могут вырасти больше чем на сантиметр, ибо питания не хватает? Им и без питания того… триста процентов объема), монотонный и чуть засыпающий голос капитана периодически объявлял, что мы, мол, находимся в зоне турбулентности…
Наконец самолет приземлился, раздались неуверенные хлопки просыпающегося народа. Пожалуй, впервые Диланян не рванул к выходу со всеми, пожалуй, впервые спокойно сидел, дожидаясь «полной остановки двигателей»… Сегодня его никто не встречает. Он прилетел в Ереван инкогнито, не позаботившись о том, чтобы кто-нибудь проснулся рано-рано утром и, поминутно зевая, примчался на радостях в аэропорт. Было полшестого утра третьего мая — день рождения его бабушки. По этому поводу он и прилетел в Ереван…
— Братское сердце, яви великую милость, скажи мне, тебе такси не нужно? — цыкнул криминальным зубом пожилой таксист, увидев лишь одну спортивную сумку через плечо. — Мигом домчу, благо, в это время у нас, не как у вас, пробок нету.
— И почем ты меня до Комитаса домчишь? — малость издевательски поинтересовался князь.
— Ну, обычно тысяч двенадцать берем. Но для тебя, братское сердце, за восемь поеду, газа не пожалеючи! — напевно и с хитринкой в голосе ответил таксист.
Бог мой, до чего же уголовная рожа, подумалось Диланяну. Но потом ему вспомнилось утреннее зеркало и стало стыдно.
— Две тысячи и ни копейки больше, — сказал Диланян. — Я местный.
— Без ножа режешь! — опешил таксист.
— Хирург я, дядь. Могу и без ножа… — чуть улыбнулся Диланян. Улыбка, впрочем, получилась не самой веселой. — Три тысячи, и то за утреннюю прохладу.
— Ну, хоть пять тысяч… — попросил таксист.
— Дядь, ты знаешь такой народ, евреи называются? — вполне серьезно спросил Диланян.
Таксист кивнул.
— Так вот, я столько еврейской крови выпил, что сам наполовину евреем стал. Ты меня в моем же городе объегорить хочешь? Четыре тысячи, и то потому, что половина крови в моих венах осталась-таки армянской. И останавливаемся дважды: пить кофе и купить цветы. Идет?
Услышав про евреев, таксист как-то сразу поник и безнадежно махнул рукой:
— Поехали…
Горестный и тяжкий вздох наполнил душу Диланяна тяжкими думами о тяжкой судьбе армянского народа: первый в двадцать первом веке геноцид, постоянная необходимость дважды в день бриться и Левон Тер-Петросян на нашу бедную голову… Честное слово, евреям проще. У тех хоть Левона нет. Хотя… Есть что-то неуловимо тыкающее в единственном глазу первого президента страны.