Страница 14 из 30
— Шелли, что такое? Что происходит?
— Ничего не происходит! — Шелли всхлипнула. — Ничего!
— Но…
— Оставь меня в покое, мамочка, — взмолилась она. — Пожалуйста!
Пошатываясь, она вошла в ванную, заперлась там, сбросила с себя всю одежду и начала яростно мыться. При этом она так натирала себя мылом, что это было похоже на самоистязание.
Одежда казалась ей грязной; Шелли чувствовала, что никогда не сможет ее надеть. Поэтому она затолкала все в пакет и уже направлялась с ним к мусорному баку, когда из темноты к ней шагнула высокая фигура.
Она начала виновато:
— Д-Дрю…
Голос изменял ей.
— В чем дело, Шелли?
Низкий, тихий, холодный голос. Она еще никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном.
— Н-ни в чем, — чересчур беззаботно ответила она.
— Вот как? Ты очень бледная… Посмотри, у тебя дрожат руки.
— Да… Холодно…
— Да, — подтвердил Дрю. — Холодно. В такой холод не обязательно выносить мусор.
Вот тогда ей следовало выложить все. Выпалить все и выслушать все упреки и проклятия, которые он мог произнести. А потом, может быть, заслужить его прощение. Но она боялась. Шелли пугало то, что она совершила, и тогда она выбрала самый худший путь.
— Понимаешь… — Она нервно облизнула губы. — Я хотела помочь маме.
— Как мило. — Молчание. — Что ты выбрасываешь? — вдруг спросил он.
Шелли вздрогнула.
— Что?
— Ты слышала мой вопрос. Я спросил: что ты несешь выбрасывать?
Тут она совершила страшнейшую ошибку — она попыталась избавиться от пакета.
— Неужели ты интересуешься нашим домашним мусором, Дрю?
— Ты не скажешь?
— Дрю!
— Покажи.
— Дрю…
— Покажи.
Она отвернулась. Сердце ее стучало так, что у нее мелькнула мысль о смерти. Но она не услышала, как шуршит пластиковый пакет, который Дрю извлек из мусорного бака. Она вновь повернулась к нему. Последняя надежда еще оставалась в ней, и она взмолилась о том, чтобы ей был дан еще один шанс.
Увидев его лицо, она поняла, что ее молитвы не услышаны. Темное, жестокое, неумолимое, дьявольское лицо. И она сникла.
— Так, — с насмешкой произнес он. — Неверность. Это слово как будто несмываемыми чернилами написано у тебя на лице.
— Я объясню…
— Что объяснишь? — ледяным тоном спросил он. — Объяснишь, что ты гуляла со своим красавцем, итальянским плейбоем?
— Дрю…
— Пила с ним? Выставляла себя напоказ вместе с ним в «Западном»?
— Это же не то…
— Что — не то? Не то, о чем мне твердят на каждом углу?
Шелли облегченно вздохнула. Значит, сам он ничего не видел. Слава богу. Она попала в переплет, но это все можно исправить.
— И он покупал тебе шампанское и кормил оливками из своих рук? И ты сидела там и хихикала, как тринадцатилетняя девчонка?
— А не как старуха, которой почти уже двадцать один год? Это ты хочешь сказать? — закричала она, уязвленная откровенным презрением, отразившимся на его лице. — Которую жених водит на поводке?
А он продолжал, как будто не слышал ее. Голос его звучал несколько спокойнее, но от этого ей стало еще больше не по себе.
— А потом он привез тебя сюда на своей пакостной машине?
— Да ты завидуешь…
— Его машине? Нет. Мужчины часто покупают такие машины в порядке компенсации за некоторые… как бы сказать… отклонения. Знаешь, говорят: большой «ситроен», да маленький… — Непроизнесенное слово повисло в воздухе. — И об этом ты должна была знать, не правда ли, Шелли?
— Черт подери, о чем ты?
— Я не настолько глуп, и не строй из себя оскорбленную невинность! Я видел тебя! Этого достаточно? — Голос его задрожал. — Собственными глазами видел!
— Ты… видел меня?
Она застыла, не веря.
— Да. Видел, как именно он тебя целовал. Я стоял и смотрел и запомнил все, котенок…
— Тогда ты видел и то, как я вырвалась из машины, — защищалась она.
— Конечно, — подтвердил он. — Я не думаю, что даже у тебя хватило бы наглости заниматься сексом в машине рядом с домом твоей матери и жениха!
— Ты с ума сошел!
— Так оно и должно быть, — холодно согласился он, и внезапно в его глазах появилось нечто непонятное, что заставило ее сердце вздрогнуть от страха. И возбуждения.
— Дрю!
Она интуитивно ощутила какую-то опасность.
— Что? — негромко откликнулся он. — В чем дело?
И тут он сжал ее руками, впился губами в ее губы, но это действие никак не могло называться поцелуем. Если только поцелуй — это знак взаимного влечения и нежности. Влечение здесь присутствовало, но о нежности не могло быть и речи.
— Дрю! — прошептала она сквозь струю его жаркого, гневного дыхания.
— Что?
Он еще сильнее смял ее губы и дальше протолкнул язык. Рука его грубо скользнула под ее свитер и с силой сжала грудь. Ее тело переполнилось желанием. Шелли со страхом почувствовала, что у нее подгибаются колени.
— Господи, да ты горишь! — зашептал он. — Неужели он разжег тебя для меня, а, котенок?
Она хотела было что-то возразить, но он уже прижал ее спиной к стене и заглушал поцелуями ее протестующие стоны до тех пор, пока они не перешли в стоны наслаждения. Затем его дрожащие пальцы расстегивали ее джинсовую юбку, его горячая рука легла на ее бедро, и он с силой прижался к ней. Желание пронзило ее насквозь, когда его нетерпеливые пальцы содрали с нее трусы, и тогда он неожиданно оторвался от нее, тяжело дыша. Дыша как умирающий.
И что-то умерло.
Шелли точно знала, что именно. Любовь, неизменно вспыхивавшая в его глазах, когда он смотрел на нее. И Шелли опустилась на колени и зарыдала.
Некоторое время он не мог говорить, а когда наконец заговорил, то оборвал последнюю ниточку призрачной надежды.
— Ты ранила меня, Шелли, — наконец выговорил он. — Почти убила. Иди к своему богатому любовнику. И дай ему то, чего он добивается. А ты, кажется, тоже добиваешься того же самого. Уж конечно, это больше, чем достоинство и уважение.
Он резко повернулся и исчез так же внезапно, как и появился.
Шелли смотрела на него сквозь пламя свечи, стоявшей посредине стола.
— Ты был так груб, Дрю, так безжалостен… Как же ты не понял, что я напрягла все свои нервы, чтобы собраться с духом и прийти к тебе на следующий день? Обрести мир!
— Ты задела мою гордость, — просто ответил Дрю. — Унизила меня своей ложью. Я сам испугался своего гнева, боялся того, что мог бы наговорить тебе, что мог бы натворить…
Дженни открыла дверь; на ее лице читалось неодобрение.
— Дженни, можно мне его увидеть? Ну пожалуйста! Объяснить ему…
Дженни покачала головой, повторяя про себя все, что ей, несомненно, наговорили о ее лучшей подруге.
— Шелли, он не захочет с тобой говорить. Он принял решение. Он сказал, что не хочет больше никогда тебя видеть.
— Вот… — Со слезами на глазах Шелли принялась стягивать с пальца тоненькую золотую полоску с маленьким бриллиантом. Наконец ей это удалось. — Верни ему кольцо.
— Он не возьмет.
— Тогда пусть расплавит его! Или сохранит — как воспоминание о ловушке, в которую он, к счастью, не попал!
По городку поползли слухи, и даже мать не могла разговаривать с Шелли иначе как с видом тяжелобольной. О Шелли шептались на улицах, а наиболее решительные молодые люди из окрестностей очень ясно давали понять, что дурная слава бежит впереди нее.
Даже Джефф, несмотря на то, что получил значительную выгоду от продажи автомобиля, осуждал ее. Ему нравился Дрю. Он нравился всем. Это усугубляло тяжелое состояние Шелли.
Шелли оказалась парией, изгоем, на краю пропасти. В отчаянии она извлекла бежевую карточку Марко. На ее обороте был записан номер его лондонского телефона.
— Если захочешь увидеться, звони, — мурлыкал он при прощании.
Она уехала в Лондон, где почувствовала себя потерянной и очень маленькой. И нелепой в своих нищенских тряпках рядом с Марко в фойе отеля, выстроенного с учетом всех требований роскоши.