Не покидай меня, любовь

Вот тогда-то Эмма и обнаружила, что денег совсем не осталось — все ушло на лечение. Более того, мать наделала огромные долги. Дом пришлось продать, чтобы заплатить по счетам, после чего осталось не больше нескольких сотен фунтов.

Неожиданно для себя Эмма решила потратить эти деньги на отдых. Жизнь внезапно показалась слишком короткой, чтобы трястись над каждой монеткой. Ей захотелось развеяться, захотелось солнца и красоты, и она отправилась на Сицилию,

И встретила Винченцо.

Это был один из тех дней, которые навечно запечатлеются в ее памяти в сочных и ярких красках.

Эмма обнаружила уединенную маленькую бухточку недалеко от того места, где проживала, и всласть накупалась. Потом она задремала, а проснувшись, увидела мужчину, который стоял и смотрел на нее. Он был смуглый, стройный и мускулистый, черные волосы ерошил ветерок с моря. Но Эмма вспомнила, что уже видела его раньше: она пила утром кофе на площади, а он промчался мимо на одном из тех маленьких скутеров, на которых, похоже, ездят все сицилийские мужчины.

Вблизи он показался еще красивее, и сейчас рассматривал ее с ленивым и в то же время явным сексуальным интересом. Что-то в этих черных глазах и немного жестоких губах затронуло ее на каком-то глубоком, стихийном уровне, о существовании которого она даже не подозревала. Ведь Эмма была мечтательницей, читательницей и никогда не встречала никого, кто бы соответствовал тому образу романтического героя, который она почерпнула из романов. До сих пор.

— Come si chiama? — мягко спросил он. Казалось грубым — и невозможным — не ответить ему, когда эти глаза-угли прожигали ее насквозь.

Эмма. Эмма Шрив.

Вы понимаете по-итальянски?

Она покачала головой, говоря себе, что не следует вступать в разговор с совершенно незнакомым человеком, но впервые за долгое время чувствуя себя беззаботно.

— Не совсем, но пытаюсь. Я не принадлежу к тем людям, которые, отправляясь куда-нибудь, ожидают, что все должны говорить на их языке. К тому же итальянский не такой трудный. — Эмма вздохнула. — Вот сицилийский — это нечто.

Тогда она не знала, что именно это приятно услышать гордому сицилийцу.

А как вас зовут? — вежливо поинтересовалась Эмма.

Винченцо. Винченцо Кардини, — ответил он, внимательно наблюдая за ней.

Пройдет некоторое время, прежде чем Эмма узнает, насколько влиятельно и могущественно семейство Кардини. Но тогда она полагала, что он обычный парень, хоть и необычайно обаятельный. Винченцо сел с ней рядом и поделился своей водой. Рассмешил ее. А когда солнце стало слишком жарким, повел на ланч в ресторан.

Винченцо говорил о своем острове со страстью и знанием, перед которым бледнели все путеводители. Он вздохнул, сказав ей, что теперь приезжает сюда только в отпуск и на праздники и что его бизнес базируется, главным образом, в Риме. Эмма подробно расспрашивала его о работе, в основном, чтобы отвлечься от суровой красоты его лица.

Но когда он попытался поцеловать ее перед расставанием, она покачала головой.

Извини, я не целуюсь с незнакомцами. Он улыбнулся ленивой улыбкой.

А я не принимаю «нет» в качестве ответа.

— На этот раз примешь. — Но Эмма не была бы женщиной, если бы не испытала сожаления, когда Винченцо приложил кончики пальцев к ее губам и посмотрел на нее таким взглядом, от которого она почувствовала слабость.

На следующий день он позвонил в маленькую гостиницу, в которой Эмма жила, и, естественно, она согласилась встретиться с ним снова. Да и как она могла отказаться, когда была уже влюблена в него?

Он показывал ей свой родной остров, хотя с родными не знакомил. Родители его умерли, но у него была бабушка и многочисленные кузены, которые «не одобрят то, что мы встречаемся, сага», лениво пояснил он ей.

Но какое ей было до этого дело, когда каждый вечер Винченцо все больше приближал ее к наслаждению, о котором она и не мечтала? Эмма боялась, что он может счесть ее неуклюжей и наивной, но ему, похоже, нравилось учить ее, как и нравилась ее инстинктивная сдержанность.

Все было идеально до той ночи, когда она, наконец, позволила ему обладать ею, а потом был тот взрыв ужасных эмоций, которые последовали за их любовью. Боль, неверие, радость, а потом, наконец, раскаленная злость, когда он сел в кровати и уставился на нее так, словно увидел призрак.

Почему ты не сказала мне?! — взревел он. Эмма съежилась.

Я не знала, как!

— Ты не знала! — горько повторил Винченцо. — И позволила этому случиться. — Он покачал головой. — Я украл твою девственность — самое дорогое, что есть у женщины.

Но на следующее утро его злость улеглась, и последующие несколько дней он учил ее, как любить свое тело и его. Поэтому когда он приехал в аэропорт попрощаться, Эмма плакала по всему тому, что обрела и теперь теряла навсегда.

Она не ожидала, что еще когда-нибудь увидит его, но он неожиданно объявился в Англии и с такой злостью сказал ей, что не может выбросить ее из головы, словно она совершила преступление, став причиной его одержимости. Обнаружив, что у нее нет ни близких родственников, ни постоянной работы, Винченцо увез ее с собой в Рим, где Эмма и обнаружила, что встречается со сказочно богатым человеком.

Водворив ее в роскошную квартиру в качестве своей любовницы, он купил ей новый гардероб и одевал как куклу, превращая в женщину, которая кружит голову мужчинам. Эмма расцвела от его ухаживаний, но была слегка шокирована тем, что ее превращение выпустило на волю ужасную ревность. Винченцо подозревал даже своих друзей в том, что они домогаются ее.

— Мне невыносима одна только мысль, что кто-то другой прикасается к тебе, — бушевал он.

Не для того ли, чтобы целиком и полностью завладеть ею, он женился на ней? Или просто потому, что считал, будто скомпрометировал себя, лишив ее девственности? Но брак также означал респектабельную основу для кое-чего еще, чего Винченцо хотел больше, чем все богатство мира.

— Сын, — выдохнул он в их брачную ночь, гладя ее плоский живот. — Я хочу, чтобы ты подарила мне сына, Эмма.

Кто бы не пришел в восторг от этих слов? Уж конечно, не женщина, подхваченная и увлеченная головокружительным водоворотом любви. Но течение их занятий любовью, казалось, изменилось именно с этого момента. Теперь в них как будто появилась цель, которой не было раньше. А неизбежное разочарование каждый месяц, когда его долгожданный сын все никак не материализовывался, заставляло Эмму дергаться.

В одно из их периодических посещений Сицилии даже любимый кузен Винченцо, Сальваторе, заговорил о детях. Точнее, об их отсутствии.

Эмма чувствовала себя оскорбленной и уязвленной.

Вскоре эта тема стала главенствующей в их мыслях, но не в разговорах, ибо Винченцо упорно отказывался обсуждать это. Доведенная до отчаяния, Эмма втайне отправилась к врачу-англичанину на виа Мартинотти в Риме.

Новость была достаточно удручающей, но Эмма была так напугана, что засунула медицинское заключение в ящик стола, предполагая признаться Винченцо, когда будет «подходящее» время. Но как сказать мужчине, что его самая заветная мечта никогда не исполнится?

Винченцо нашел секретный конверт. Таким взбешенным она его еще никогда не видела.

— Когда ты собиралась сказать мне? — спросил он чужим голосом. — Или, может, вовсе не собиралась?

— Конечно, собиралась!

— Когда?

— Когда момент был бы подходящим, — пролепетала Эмма.

— И когда же он был бы подходящим? Разве существует оптимальное время, чтобы объявить мужу, что ты неспособна родить ему ребенка?

Она никогда не видела Винченцо таким. Как будто сама жизнь ушла из него.

Ее бесплодие вбило еще глубже клин между ними. Винченцо предпочел сосредоточиться на ее обмане. На том факте, что она пошла к врачу тайно. В конце концов, Эмма поняла, что ему надо кого-то винить, а кто подходит лучше, чем она? Мало того, что он поплыл против течения, женившись на англичанке, а не на сицилийке, так еще и выбрал бесплодную!..