Кембриджский затворник

Фрэн подумала, что сейчас, когда дом полон гостей, обстановка стала легче, не такой натянутой. Не надо постоянно держать себя в руках. Это зудящее чувство близости сейчас уже не было таким угрожающим.

— Здорово! — воскликнул Сэм, глядя, как Фрэн доделывает праздничный торт.

— А мне бросаются в глаза только ошибки и неточности.

— Например?

— Например, волосы у куклы должны быть красновато-коричневыми, а не оранжевыми, но то, что получилось, — это лучшее, чего я могла добиться.

— Вы, похоже, все любите доводить до совершенства? Это у вас что, пунктик? — поддразнил Сэм.

— Я… — Она посмотрела на него с плохо скрываемым обожанием. Сэм улыбнулся довольной, радостной улыбкой, и состояние радости и душевного покоя передалось и ей, и она тоже заулыбалась. Однако подумала, что надо бы держать себя в руках, не увлекаться, и продолжала уже ровным голосом: — Да, я люблю все доводить до совершенства. Вы поставили картофель вариться?

Сэм подумал, что эти слова, сказанные как бы невзначай, будут посильнее ледяного душа, в смысле чтобы снять возбуждение. Но промолчал, только согласно кивнул. Он только сейчас понял, что его сексуальное обаяние, которое за последние годы принесло ему больше бед, чем радости, не действует на Фрэн, что Фрэн контролирует ситуацию и свое поведение. Для него это был шок. Казалось, мир переворачивается вверх ногами. И интереснее всего — желание его от этого только росло.

— Да, — ответил он. — И, предупреждая следующий ваш вопрос, сообщаю, что кэссэрол, эта запеканка из риса, овощей и мяса, на огне, а овощи уже приготовлены. Салаты тоже готовы, и я только что вынул из холодильника десерт.

— Очень хорошо, Сэм, — сказала Фрэн. — Сыр. Как у нас дела с сыром? Он должен быть комнатной температуры. Надо вынуть его из холодильника.

— Будет сделано! — по-военному отчеканил Сэм. Вместо ожидаемой улыбки он увидел на лице Фрэн задумчивость.

— Как вам кажется, ваша сестра хорошо ко мне относится? — неожиданно спросила она.

— Которая?

— Мэдди, конечно.

— А почему вы спрашиваете? Фрэн пожала плечами:

— Ну, она постоянно отпускает замечания, цель которых, понятно, озадачить меня, смутить.

— Но вы покраснели только один раз!

— Так что же? Я ей не нравлюсь? Сэм вздохнул:

— Мэдди — актриса, ей интересно наблюдать за поведением окружающих, и часто самый простой способ для этого — спровоцировать ту или иную реакцию, — вот и все.

— Мне бы не хотелось, чтоб она меня провоцировала.

Он задумчиво посмотрел на нес.

— Хотите, я поговорю с ней?

— Ради бога, не надо! Я не из тех, кто просит мужчин о защите. — Она посмотрела на часы. — Господи! Времени-то уже сколько! Вы не знаете, ванная комната сейчас свободна?

— По-моему, там сейчас Мэри, — ответил Сэм не моргнув глазом. — Но вы можете воспользоваться моей.

— Очень любезно с вашей стороны, — с бесстрастным выражением лица поблагодарила Фрэн. — Но я лучше подожду.

Сэм не стал настаивать. А то еще сорвется с языка, чего доброго, вопрос, не потереть ли спинку. Нет, подумал он с почти мазохистской радостью. А все-таки любопытно, какой будет ее реакция, если задать такой вопрос? Наверное, посмотрит сурово, как строгая учительница на расшалившегося ученика.

— Я думаю, она недолго, — сказал он вслух.

Фрэн приняла ванну, переоделась в рекордно короткое время и уселась перед зеркалом, чтобы закрутить волосы на макушке, когда раздался стук в дверь.

— Войдите! — неразборчиво пробурчала она, потому что во рту держала шпильки.

Это была Мэдди, с ног до головы в зеленой замше.

— Садитесь, — Фрэн неопределенно махнула рукой.

— Спасибо. — Мэри запустила пятерню в свои огненно-рыжие волосы и плюхнулась на кровать.

Вставив две последние шпильки в волосы, Фрэн повернулась лицом к гостье.

— Я вас слушаю, Мэдди, — ровным, доброжелательным голосом обратилась она к ней.

— Вы всегда укладываете волосы наверх? — (Вместо ответа Фрэн только улыбнулась.) — А что смешного я сказала?

— Недавно ваш брат задал мне точно такой же вопрос. Да, всегда.

— Почему?

— Потому что это аккуратно, опрятно. Кроме того, я часто работаю с продуктами питания, а клиенты не любят, когда волосы падают в мороженое или еще куда-нибудь.

— Значит, это у вас имидж?

Фрэн начинала раздражаться. Такие вопросы от едва знакомого человека? У нее возникло подозрение, что Мэдди, как и ее брат несколько часов назад, точно уловила в ней что-то характерное, присущее только ей.

— Может быть, и имидж. Мне вообще-то надо на кухню, так что вы говорите, что хотели сказать.

— Я хотела поговорить о Сэме.

— Я так и подумала.

— Вы… живете с Сэмом? Пауза.

— Нет.

— Но вы бы хотели? Фрэн вздохнула.

— Мэдди… Как бы это сказать? Не слишком ли далеко вы заходите в ваших вопросах? Даже если учесть, что он ваш брат. Есть ли у вас достаточная причина для такой пристрастности?

Мэдди провела пальцем по лоскутному одеялу на кровати.

— Я просто не хочу, чтоб ему было больно.

— Но он уже вполне взрослый. Я думаю, ему не нужна такая опека. Он и сам может о себе позаботиться.

Мэдди кивнула.

— Я говорю не о той девушке Рози.

— Прежде чем вы скажете что-то еще, я должна вас предупредить, что Рози — моя подруга.

— Может быть, и подруга, — Мэдди пожала плечами. — Как бы то ни было, она к этому не имеет никакого отношения.

— Что вы хотите сказать?

— Что Сэм когда-то очень обжегся на женщине. С тех пор он дуст на воду.

— Мы все когда-то обожглись. Я пережила развод, между прочим.

— По крайней мере, вы были замужем, и только потом это все перегорело. Ну, перегорело и перегорело. А Сэм… — она закусила губу, — Сэм не дождался семейного счастья. Он был только помолвлен. Вы разве не знали?

Фрэн показалось, что пропасть разверзлась у ее ног. Как будто кто-то заставляет ее заглянуть туда.

— Нет, — прошептала она. — Нет, не знала. А что случилось?

— Она умерла. — Мэдди подняла глаза, и Фрэн увидела слезы. — Мы все ее очень любили. Сэм ухаживал за ней почти до самого конца. Она была такая умница, такая хорошая… Даже когда уже болела, то вязала все время, шила что-нибудь. Все эти вещички — ее творения, она дарила их Сэму. — Она показала в сторону вышитых подсолнухов.

— Очень красиво.

Фрэн вспомнила вышитую подушечку, которую она вертела в руках, когда была здесь в первый раз. Тень боли в его глазах… Так вот почему он живет здесь один, на отшибе, в поле. Потому что так и не смог забыть женщину, которая умерла. Не смог пережить эту боль.

— Я видела и другие вещи, сделанные ее руками, — сказала Фрэн. — Почему вы мне все это рассказываете, Мэдди?

— Потому что вы ему нравитесь.

— По-моему, это не так.

— Нравитесь, нравитесь. Я вижу по его глазам. Рядом с вами он меняется. Он по-особому на вас смотрит.

Фрэн грустно улыбнулась:

— Поверьте, это обыкновенное влечение. Страсть. Желание. Думаю, я ему нравлюсь как женщина, вот и все. Еще, может быть, я нравлюсь ему тем, что не вешаюсь на шею, как все остальные женщины. Он привык к слепому обожанию.

— Сэм не может не нравиться женщинам. Это идет помимо его воли, автоматически. Он не играет, не рисуется, не кокетничает. И он не заслужил, чтобы ваша подруга так говорила о нем, — с горечью сказала Мэдди.

— Не знаю, не знаю. Я уверена в одном: факт об отношениях Рози и Сэма не подлежит сомнению. Сэм сам мне в этом признался. Однако нельзя было допустить, чтобы это все произошло на балу… Теперь я это понимаю. Началось как шутка, а потом пошло само собой, как поезд под гору — не остановишь. Но… все забывается. И Сэм забудет.

— Может быть, и забудет. Но я не понимаю, почему вы здесь.

Фрэн тоже не могла это объяснить, даже самой себе. Он хотел, чтобы она поверила в красивую историю про хорошего парня Сэма Локхарта, но как-то это все не очень убедительно.

— После Дня святого Валентина я осталась должна ему. Мне надо отработать, вот и вес.