Моя герцогиня

Наконец, все еще не произнеся ни слова. Элайджа выпустил возлюбленную на свободу. Джемма взяла его за руку и спросила:

— Сам завяжешь глаза или довершив мне? — Она помолчала. — Но если процедура напоминает о пристрастиях отца, можно отказаться от глупой затеи и сыграть в открытую.

— Ни за что! — отрезал Элайджа. Улыбка доказала, что печальная судьба покойного герцога Бомона не имела к сегодняшнему вечеру ни малейшего отношения. Он взял в руки полоску розового шелка, изысканно гармонирующую с цветом сорочки. — Просто завязать, и все?

Секунду спустя повязка уже оказалась на месте, и Джемма со смехом наблюдала, как, вытянув руки и натыкаясь на мебель, Элайджа пытается ее поймать.

Наконец, после шутливых обвинений в нечестности, он наткнулся на громоздкую кровать и рухнул. Джемма взяла простой белый шарф, который приготовила для мужа, завязала глаза, и мир мгновенно погрузился во тьму.

— Господи помилуй… — Пробормотала Джемма.

— Странно, правда? — Ленивый, довольный голос донесся откуда-то справа.

— Ты на кровати? — уточнила она.

— Да, лежу и представляю, как ты беспомощно стоишь посреди комнаты.

— Злодей! — Джемма повернулась, вытянула руки и пошла на голос. Сделала несколько шагов, стукнулась о край кровати и потеряла равновесие.

Сильные руки подхватили ее и посадили рядом.

— Надо было заранее разуться, — задумчиво произнес Элайджа. — Приподнять повязку уже нельзя? Сомневаюсь, что удастся справиться вслепую.

— Ничего не поделаешь, придется, — сурово заключила Джемма, пытаясь устроиться как можно надежнее, чтобы ненароком не упасть.

— Ты тоже кое-что забыла. — Раздался глухой стук: должно быть, башмак полетел на пол.

— Только не шампанское. — Теперь она точно знала, где находится: на левой половине кровати, в изголовье, а это означало, что столик с закусками и бокалами совсем близко. Действительно, осторожно исследовав пространство, удалось без труда нащупать тонкую ножку и надежно ее обхватить.

Как оказалось, ничто не мешало сделать глоток-другой.

— Забыла приготовить шахматную доску? — насмешливо уточнил Элайджа. — Что ж, придется заняться чем-нибудь другим.

— Доска нам не нужна! Ты где? — Она вытянула руку. — Возвращаешься на кровать?

— Да. — Матрас слегка просел, подтверждая правдивость ответа.

— Сейчас дам тебе бокал.

— Как только твоя кровать окончательно промокнет, можно будет перейти на мою, — жизнерадостно отозвался Элайджа.

Джемма попыталась поставить свой бокал на стол и взять другой. Руки столкнулись, но шампанское, к счастью, не пролилось.

— Пожалуй, выпью все сразу, — пробормотал Элайджа ее над ухом. — В ином случае неприятностей не избежать.

— Забавно было бы увидеть тебя в таком же состоянии, в каком пребывала маркиза, — заявила Джемма, пытаясь найти свой бокал.

— Что ты делаешь?

— Всего лишь хочу… — Послышался подозрительный звон. Кажется, хрусталь не выдержал. — Пыталась найти опрометчиво оставленную без присмотра посуду, — печально сообщила Джемма.

— Не грусти, бутылка пока цела. Сиди тихо. — Он протянул руку и, судя по всему, благополучно овладел бутылкой. — Ничего не поделаешь, придется за тобой ухаживать.

— О! И как же ты намерен это делать?

— Очень просто.

Джемма неожиданно почувствовала на лбу большую теплую ладонь — ласковую и нежную. Палец коснулся кончика носа, и тут же ему на смену пришел поцелуй.

Палец скользнул по губам, и новый поцелуй не заставил себя ждать.

— Только представь, — прошептал Элайджа. Где бы ни остановилась рука, губы без труда найдут нужное место. Возможности… безграничны.

Трудно было удержаться от смеха, однако правда заключалась в том, что повязка на глазах лишала уверенности. Еще ни разу в жизни не доводилось посвящать себя любви, не имея возможности постоянно следить за тем впечатлением, которое производят на партнера неоспоримые женские прелести. Так было в юности с Элайджей, то же самое повторилось и во Франции, с каждым из двух любовников.

Откровенно говоря, значительная доля наслаждения проистекала именно из осознания собственного всемогущества. Мужчина таял, созерцая великолепную грудь. Легкое, тщательно рассчитанное движение ногами вызывало тяжкий стон. Глаза темнели от вожделения, а лицо принимало болезненное выражение.

Но сейчас…

С завязанными глазами Джемма чувствовала себя слабой, уязвимой — словно и притягательность, и власть, и искусство обольщения улетучились вместе со зрением.

— Какие-то странные ощущения. Может, продолжать не стоит? — жалобно прошептала Джемма.

Сильные пальцы снова оказались на губах, а в следующий миг их сменило холодное гладкое стекло.

— Я не пью из бутылок! — возмущенно воскликнула Джемма.

— Сегодня пьешь, — успокоил Элайджа. Безапелляционный тон в сочетании с низким чувственным голосом заставил еще острее ощутить собственную беспомощность.

Джемма осторожно сделала несколько глотков. Все отпущенные человеку чувства сосредоточились на ледяном, покалывающем горло напитке. В этот момент Элайджа не прикасался к ней, однако она явственно сознавала его близкое присутствие. Теплое дыхание шевелило волосы, сильное, полное нерастраченной мужественной энергии тело неудержимо притягивало, а чистый и в то же время пряный запах окончательно лишал самообладания.

— Достаточно! — Джемма попыталась вернуть хотя бы малую толику обычного самообладания.

Раздался звук, означавший, что бутылка благополучно вернулась на стол.

— Итак, позволь выяснить, насколько точно я понимаю условия игры. Нам предстоит лечь — в конце концов, правила требуют, чтобы мы оставались в постели, — и мысленно представлять шахматную доску.

— Да.

— Но мне ни разу в жизни не доводилось играть без доски, — задумчиво признался Элайджа.

— Не исключено, что ты проиграешь, — ехидно вставила Джемма.

Он уткнулся носом ей в ухо, и она едва не подпрыгнула.

— Сама проиграешь.

— Что ж, теоретически возможен и такой исход. — Неожиданно вместо носа в ухе оказался влажный кончик языка.

— Элайджа!

— Будем лежать рядом, как два средневековых надгробия.

— Что? — Он отвлекал, теребя губами ухо, в то время как большой палец нежно гладил шею.

— Знаешь старинные мраморные изваяния леди Уотсмит и ее супруга? Они торжественно возлежат, глядя в небо и молитвенно сложив руки. Нам предстоит то же самое… по крайней мере, до конца партии? — Конец фразы прозвучал шепотом.

— Хм, неопределенно произнесла Джемма, пытаясь сосредоточиться. Ничего не получалось: мысли разбегались, решительно отказываясь подчиняться. Поскольку она предусмотрительно устроилась на середине кровати, падения можно было не опасаться. Элайджа наслаждался, словно она представляла собой одно из лакомств, а о сопротивлении с завязанными глазами не приходилось даже мечтать. — Тебя это беспокоит? — наконец спросила она и повернула голову на голос.

— Ничуть. — Интонация подтверждала, что так оно и есть. — Как ты себя чувствуешь?

— Одиноко, — неуверенно ответила Джемма.

— Но ты же не одна. — Элайджа тихо рассмеялся, и смех почему-то показался обидным.

— Не нравится мне все это. — Джемма подняла руки, чтобы снять повязку, однако Элайджа каким-то образом узнал о ее намерении: мгновенно оказался сверху и поймал ладони.

— Нельзя изменять правила, — прошептал он и легко поцеловал ее в губы.

Сильное твердое тело придавило немалым весом, лишило воли и желания двигаться. Сквозь тонкий шелк сорочки ощущались и пуговицы на панталонах, и рельефно очерченные мускулы, и полный страсти сгусток мужественной энергии.

Раздражающая неопределенность и неуверенность переросла в новое, прежде неведомое эротическое ощущение. Элайджа удерживал руки Джеммы над головой, и от этого осознание собственной беспомощности могло бы усилиться, но ничего подобного не случилось.

Стремясь прильнуть каждой клеточкой, Джемма медленно вытянулась, потерлась, словно счастливая, готовая замурлыкать кошка, и не столько услышала, сколько всем существом почувствовала приглушенный стон любимого.