Избранница герцога

— О! — произнесла она.

— Сила сарказма свергла меня с мачты возвышенной любви, — пожаловался Роланд. — На свете есть невидимые жала… бойтесь черных знахарей… — продекламировал он, удаляясь за угол дома.

Боже, что в этот миг чувствовала Элинор! Страшное, твердое как кремень, «жало» Вильерса, и отнюдь не невидимое, а во плоти, готово было воткнуться в нее сзади.

— Бойтесь людей с помутненным рассудком, — произнес Леопольд.

Она попыталась развернуться лицом к нему, но он крепко стиснул ее бедра.

— Не двигайся, — потребовал он, ложась на нее сзади и целуя в шею. Однако она сумела вывернуться и ужалить его своим беспощадным взглядом. Она вовсе не согласна была разомлеть перед ним, словно какая-то служанка.

— Теперь я понимаю, почему леди носят на себе эти широченные каркасы, — произнесла она ледяным тоном.

— Чтобы держать на расстоянии своих обожателей? — спросил он.

— Именно так, — подтвердила она. — А теперь разрешите пожелать вам спокойной ночи, ваша светлость. Я несколько утомлена этим происшествием…

Он поймал ее руку.

— Ты выйдешь за меня?

— Подумаю.

— Что?!

— Я считаю, — тщательно подбирая слова, начала она, — что вы с большим уважением относитесь к Лизетт и подумываете о том, чтобы сделать ее вашей герцогиней. Я говорю это вам, Леопольд, как один разумный человек другому разумному, без глупого кокетства.

Его улыбка стала еще шире, что было не совсем приятно.

— Вы необыкновенная женщина, Элинор. Вы мне очень нравитесь, хотя я и не в восторге от вашего имени.

— Скажите мне еще, что у него печальная история, и я спущу вас с этого балкона следом за сэром Роландом.

— Вероятно, вам нравится считать его своим рыцарем Бернаром де Вентадорном. Может быть, мне следует величать вас королевой Элинор?

— Я не королева, — рассмеялась Элинор. — А вот о вас ходят слухи, что вы живете в старинном замке.

— Не обольщайтесь. Я никогда не бываю в нем, там очень неуютно. Моей жене придется обживать другие мои дома.

Она улыбнулась, хотя ей и почудилась какая-то жуткая нота в его голосе.

— Должен признать, — начал он, — что я буквально разрываюсь между вами двумя…

— Между мной и Лизетт?

— Я убедился, что она может стать превосходной матерью моим детям. Ее ничуть не смущает их происхождение, а равно и их присутствие в ее доме.

— У Лизетт нет сословных и других предрассудков. Правда, у нее весьма предвзятое отношение к собакам, — сказала Элинор.

— Бедный Ойстер действительно не попал в число ее любимчиков, — с улыбкой сказал Вильерс.

Элинор подумала, что по отношению людей к бессловесным животным можно судить и о них самих, однако промолчала.

— Когда я думаю о том, чтобы жениться на вас… — начал Вильерс.

— …вы представляете: нас двоих в супружеской постели, и вы даже не прочь затащить меня туда раньше времени, — продолжила за него Элинор.

Наступила неловкая пауза.

— Я никак не могу себе этого позволить, — сказал Вильерс. — Хотя и думаю о вас ранним утром и поздней ночью и даже в промежутке между ними.

Элинор захотелось распахнуть свое полотенце и прильнуть к нему, но она помнила, как печально закончилась ее первая любовная привязанность, и очень боялась навредить себе.

— Я поклялся себе самому, что найду лучшую мать своим детям, — сказал Вильерс. — Сегодня вечером Лизетт так мило возилась в детской с моими крошками. Девочки потянулись к ней. Я спросил Лизетт, как бы она чувствовала себя в обществе с моими детьми, смогла бы она представить их должным образом и быть им защитой.

— И что же она вам ответила? — спросила Элинор.

Хотя ей и хотелось крикнуть: «Ты что, помешался на этой Лизетт?!»

— Она сказала, что научила бы их не обращать внимания на разных глупцов, — ответил Вильерс. — Научила бы жить так же беззаботно, как она сама.

Внутри у Элинор все болело и кричало, но она сдержала себя.

— Лизетт действительно не придает значения условностям, — спокойно сказала она.

— Она словно предназначена стать матерью моих детей, — сказал Вильерс.

— В таком случае вы свободны, ваша светлость, — сказала Элинор. — Я не считаю, что мы связаны. Всему виной нелепая ситуация. Я хотела защитить вас от моей матери, хотя скорее просто хотела позлить ее. Иногда я чувствую себя слишком усталой от ее диктата.

Наступила пауза.

— Черт побери! — произнес он, наконец. — Я решительно ничего не понимаю.

Преодолев расстояние в два шага, разделявшее их, он обвил ее шею руками и уткнулся в ее волосы. Она чувствовала тяжесть и тепло его тела. Потом он взял ее лицо в свои ладони, и она провела языком по его губам.

— Привет, — прошептала она.

— Назови мое имя, — прошептал он.

— Люцифер!

Он улыбнулся и поцеловал ее. Медленно, нежно, требовательно и страстно. Он был мастером поцелуев, и он был ее… мастером. Одним незаметным движением он потянул за край полотенца…

— Леопольд! — вскричала она.

— Ах, ты вспомнила! — Он выглядел моложе и красивее в этот момент. Его волосы рассыпались, и он казался менее одиозным.

Его пальцы рисовали кружок в самом низу ее спины, отыскав странную дырочку в полотенце. И откуда только она там взялась?

— Я должна идти, — холодно произнесла она. — Мне действительно пора.

— Произнеси мое имя, еще хотя бы раз.

— Вильерс, — отрезала она, и их взгляды скрестились. — Позвольте мне мое полотенце.

Прочертив еще один кружок внизу ее спины, он отступил, сверкая глазами.

— Утром я обо всем уведомлю мою мать, — сказала Элинор. О чем таком она ее уведомит? Ах да! — После этого вы можете считать себя свободным и вести брачные переговоры с Лизетт, — сказала она, чувствуя, что ноги не держат ее.

Он молчал.

— Хотя вы уже, возможно, сговорились с ней? — предположила Элинор. — Это было бы так… естественно, — грустно улыбнулась она.

— Меня можно обвинить во многих грехах, но двоеженство не мой конек, — холодно заметил Вильерс.

— О чем вы? — спросила она. — Мы с вами не в браке.

Поклонившись, он двинулся прочь от нее.

— Леопольд! — не выдержала она. — Я просто испытывала вас. Должна же я знать…

— Я не могу договариваться ни с какой другой леди, будучи помолвлен с вами.

— Но я не знала, что вы считаете себя помолвленным.

— Я считал себя помолвленным, и это также верно, как и то, что я продолжаю считать себя помолвленным теперь. Вы ведь еще не успели переговорить со своей матерью, не так ли?

— Это лишь формальность.

— Я буду считать себя помолвленным, пока вы остаетесь со мной на этом балконе, расспрашивая и удерживая.

Она попробовала рассмеяться, но что-то в его лице погасило ее смех.

— Я всего лишь мужчина, моя принцесса. И продолжаю желать вас, — сказал он, внезапно сорвав с нее полотенце.

Она даже не успела сообразить, что происходит. Полотенце валялось на земле, а она застыла перед ним совсем нагая. Что это, злые шутки изменчивой луны? Первый испуг быстро прошел, и она ощутила вдруг свою женскую силу, все провокационные изгибы своего чувственного тела.

— Могу я… — промямлил Вильерс.

— Вы можете только смотреть, — ответила она.

«Пусть убирается к своей Лизетт», — подумала она. Он еще больший слепец и глупец, чем Лизетт. Они будут отличной парой. Он получит то, чего достоин. И потеряет ту, которой недостоин. Он потеряет ее, Элинор.

Этот новый надвигающийся разрыв приносил ей болезненное удовлетворение. Пусть все идет под откос, как пошло с самого начала, как с Гидеоном… Похоже, она здесь задержится, чтобы испытать до конца его мужскую силу. Она оценивающе пробежала взглядом по его груди и скользнула вниз…

Интересно, как это будет с ним? Может быть, самой сорвать с него одежду? Она вдруг отвела слегка в сторону ногу и с усмешкой отшвырнула подальше полотенце, а потом откинулась на балюстраду, словно приглашая его.

Леопольд не спешил, внимательно изучая ее, словно фальшивый соверен, отыскивая медь под слоем золота. Она соблазнительно прогнулась, искушая своей упругой торчащей грудью с деликатными розовыми сосками.