Страница 26 из 64
Она виновато улыбнулась. В скудном свете, лившемся из дома, его глаза казались совсем черными. Тень от густых ресниц падала на его скулы.
— Кажется, я о чем-то задумалась, — призналась она.
После натянутой паузы он рассмеялся:
— Вы и Тобиас. Только перед вами обоими я испытываю это странное чувство, крупицу непонятного мне унижения.
— Вряд ли вы на это способны, — заявила она.
Он прищурился:
— Вы думали об Эстли, признайтесь.
Она ощутила изумление в первый момент и, казалось, не вполне отдавала себе отчет в том, что он говорит, находясь под влиянием спиртного.
— Прошу прощения, если я задела ваше самолюбие, — произнесла она. — Это был превосходный поцелуй.
— Вам понравилось? — недоверчиво переспросил Вильерс, привыкший к мгновенным победам и слегка разочарованный ее равнодушным видом.
— На ваших губах остался вкус аниса, — сказала она, выпрямляясь в своем кресле. — Я люблю этот вкус. Доводилось ли вам когда-нибудь в детстве рыскать в полях в поисках корня лакрицы?
— Нет.
Она кивнула, словно ждала именно этого ответа. Он был, затянут в бархат лет с пяти или даже с четырех. Кто позволит наследному герцогу сбегать из дома и бродить где попало?
— Вы снова мечтаете о своем Эстли? — спросил он.
Она снова глотнула ликера, еще больше разгорячившего ее кровь и рвущиеся к поцелуям губы. Возбуждение усиливалось. Перед ней был второй мужчина в ее жизни, с которым она целовалась. И это ей нравилось. Может быть, была права ее мать, называя ее вертихвосткой?
— Признаться, я думала о нем, — ответила она.
— Он красив, мечта любой девушки, — заметил он небрежно.
— Нет, он — моя мечта, а не другой леди, — сказала Элинор.
Лизетт и Роланд, заспорив о тональности, перестали петь.
— После смерти отца, — продолжила Элинор, — он, можно сказать, переселился в наш дом, играл с моим братом, приезжал к нам на каникулы…
— Из Итона, — договорил за нее Вильерс.
— Совершенно верно, — сказала она. — Я вообще-то не обращала на него внимания, но однажды, в один прекрасный день, мы по-новому взглянули друг на друга.
Рассказывая об этом, она вдруг ощутила странный прилив нежности к Вильерсу. Ей захотелось прильнуть к его губам, куснуть, лизнуть их.
— Взглянули по-новому, и что же дальше? — поинтересовался Вильерс.
— О, не подумайте, — игриво произнесла она. — Несколько месяцев мы были заняты поцелуями. Впрочем, все это было так обычно для нашего юного возраста.
Вильерс спокойно кивнул.
— А вы? — неожиданно спросила она, попытавшись представить его молодым и влюбленным.
— Что — я?
— Вы, ваша светлость, как вы влюблялись? — спросила она.
— У меня была возлюбленная по имени Бесс, служанка из трактира.
— Грудастая и прекрасная? — усмехнулась Элинор.
— Не помню, какая у нее была грудь, — ответил Вильерс. — По-моему, вам больше повезло в этом отношении.
— Ах, — смутилась Элинор, — вам просто, кажется. У меня слишком тугой лиф, это платье моей сестры, которое мне мало. Вообще-то я предпочитаю более скромную одежду, вы уже имели возможность это заметить на балу у герцогини Бомон, — сказала она. — После этого бала сестра решила всерьез заняться моим гардеробом.
Вильерс кивнул.
— Эта Бесс, разумеется, отвечала вам взаимностью? — спросила Элинор.
— Еще бы, я ведь как-никак герцог.
— Но это ведь не означает…
— Поверьте мне, — прервал ее Вильерс, если бы на свете нашлась служанка, которая отвергла бы притязания герцога, ей следовало бы отлить памятник из бронзы.
— И каковы последствия вашего увлечения? — спросила Элинор. — Эта Бесс стала матерью одного из ваших детей?
Вильерс лукаво улыбнулся.
— Мои дети не должны вас беспокоить, — произнес он.
Она задумалась.
— Не должны беспокоить в каком смысле: религиозном? Этическом?
— В одном из них, — неопределенно ответил Вильерс.
— Вообще-то я предпочитаю ясность в семейных отношениях, — сказала Элинор. — Разумеется, если вы не намерены жениться на мне…
— Вы сами решили выйти за меня, — напомнил он, — все об этом знают, вы этого не скрывали.
Элинор, хотя и была уже порядком пьяна, решила вновь прибегнуть к испытанному средству от охватившего ее волнения и поднесла к губам бокал.
— Возможно, я это сказала, чтобы утихомирить мою мать — произнесла она. — Мы оба по-прежнему вольны решать, кого нам избрать.
— Выходит, вы смотрите на нашу помолвку как на некий пробный акт?
Она подумала о Роланде, который являлся воплощением средневекового трубадура. Настоящий Бернарде Вентадорн! Томный и романтичный, он казался ей весьма привлекательным. Прислушавшись, она уловила обрывок песни о какой-то вдове, имевшей шесть мужей.
— Вы умеете петь? — спросила она Вильерса.
— Таким талантом не обладаю, — ответил он.
— Я тоже, — вздохнула Элинор.
— Бесс не стала матерью ни одного из моих детей, — сказал, наконец, Вильерс.
— Прекрасно, — ответила Элинор.
— Она променяла меня на другого, более красивого, — признался Вильерс.
Элинор внимательно посмотрела на него. Нет, он не был красив. Но в нем чувствовался настоящий мужчина.
Он привел Элинор в замешательство. Ей вдруг захотелось, чтобы он повалил ее прямо здесь и тут же овладел ею. Но вслух она произнесла:
— Она променяла вас на кого-то? Я думала это невозможно для такой, как она, учитывая ваш главный козырь — герцогский титул. Вы и сами об этом говорили.
— Да, но нашелся другой герцог, который переманил ее у меня, — Элайджа Бомон.
— Да она просто счастливица! — воскликнула Элинор. — Ее расположения добивались сразу два герцога. Не из-за нее ли вы дрались на вашей знаменитой дуэли?
— Эта женщина слишком низкого звания, чтобы драться из-за нее на дуэли. Я просто уступил ее этому красавцу, похожему на Адониса.
— Герцог Бомон красив, — согласилась Элинор, думая, что он все же уступает ее Гидеону. К тому же Элайджа казался слишком усталым, чтобы представить его в роли волокиты.
— Пожалуй, вы первая леди, которая не слишком высоко его ценит, — заметил Вильерс. — Видимо, герцог Гидеон кажется вам красивее?
Элинор кивнула.
— Более блестящий, стройный, привлекательнее во всех отношениях?
— Да, — согласилась Элинор.
— Простите, что посмел допрашивать вас, — произнес Вильерс.
— Но это было давно, несколько лет назад, — сказала Элинор, с интересом поглядывая на него.
— Если вы думаете о нем, целуясь с другим, значит, для вас все это еще слишком свежо, — возразил Вильерс.
Ей было трудно отрицать очевидное. Их помолвка с Вильерсом становилась все менее вероятной, хотя она и не старалась нарочно разрушить ее.
В этот момент раздался звон и стук со стороны Роланда и Лизетт. И кажется, последняя готовилась разбить о его голову лютню. Тот вовремя перехватил ее руку.
— Ты маленькая заносчивая штучка… — донесся голос Роланда.
Лизетт поспешно скрылась за дверями библиотеки.
— Простите, — сказал Роланд, направляясь к остававшейся парочке. — Когда два музыканта объединяются, они теряют не только чувство времени, но и рассудок… — Он выразительно посмотрел на Элинор.
Та смутилась, почувствовав в его словах подвох. Она не учла, что могли быть свидетели ее смелого поцелуя с Вильерсом.
— Ночью на свежем воздухе ваша музыка звучала так волшебно, что потерять чувство времени совсем не сложно, — заметил Вильерс. — Я говорю не только о вас.
Роланд внимательно глянул на него.
— Я мечтаю переложить на музыку строки Шекспира, — сказал он. — Вот эти, например: «Если музыка питает любовь, играй еще…» Это, случайно, не из «Сна в летнюю ночь»? Вы не помните?
— По-моему, это из «Двенадцатой ночи», — ответил Вильерс.
— Мне не очень нравятся все эти старомодные пьесы, — сказал Роланд. — От них пахнет антиквариатом.
Он не смотрел на Вильерса, улыбался только Элинор. Она тоже едва сдерживала улыбку. Она была почти уверена, что Роланд видел, как она целовалась с Вильерсом.