Воинство Рассвета

Он повернулся и направился к двери.

– Вы сделали это потому, что ваша жена просила вас сохранить жизнь... колдунам? – усмехнулась вслед Джованнин.

Безликая голова обернулась. Жесткий белый свет волшебных камней блеснул в прорезях для глаз.

– Хотя бы и так.

И Элдор вышел из комнаты.

Руди почувствовал, как над ним опять начинает смыкаться темнота, и начал сползать на пол, в поисках успокоения. Но кто-то подхватил его под руку и поставил на ноги. Сквозь туман, застилавший его глаза, Руди узнал Джил. Он попробовал встать на ноги, но оказалось, что они не чувствуют земли. Его голова болталась при каждом движении, пока Джил тащила его к темной арке дверного проема. Преодолевая порог, он обо что-то споткнулся.

Это была груда кирпичей. Ее бы хватило, чтобы заложить дверной проем в три-четыре слоя. Рядом, в свете магических камней, поблескивал свежий, влажный раствор.

ГЛАВА 4

Руди снился сон, который и раньше время от времени преследовал его. Лихорадка придала этому сну отчетливость галлюцинации, и он не мог, как раньше, проснуться от собственного крика.

Это был сон о темноте Логова, горячей, влажной и липкой. Руди чувствовал запах мокрого мха, во рту появлялся привкус едкой пыли. В этом сне он зашел очень глубоко, глубже, чем когда-либо в жизни, и черная масса земли давила на него, как тяжесть безнадежного горя вкупе с осознанием безвыходности своего положения.

Стада в этих снах не присутствовали. Только Дарки – они покрывали потолок, стены и пол черной копошащейся массой. Он мог их видеть, хотя в пещеру не проникал даже слабый луч света. И еще он видел прижавшегося к стене человека, но, к своему ужасу, не мог разглядеть его лица. Зато он узнал руку, что из последних сил вцепилась в камень, – крепкую, с сильными пальцами, покрытую старыми шрамами былых сражений.

Руди проснулся в холодном поту. Комната была погружена в непроницаемую темноту, которая, однако, не внушала страха.

Благодаря магическому зрению он узнал собственную каморку. И все же Руди испытывал смутное ощущение, что он почему-то не должен находиться здесь. Им опять овладели невыразимо тягостные воспоминания, снова и снова Руди повторял себе: «Ингольд мертв. Он погиб».

И, как будто в ответ, слышал эхо спокойного, с хрипотцой, голоса, вызывавшего в памяти луговой ветер:

«Если бы Лохиро был мертв, я бы это знал».

Руди крутил головой, стараясь освободиться от липкой паутины сна.

«Ингольд мертв», – вновь убеждал он себя, и тем не менее испуганно осознавал: в нем растет чувство, что это не так.

Очевидно, он проспал очень долго, возможно, даже несколько дней. Эта догадка основывалась на голоде, который он испытывал, и на отросшей на щеках и подбородке щетине.

Словно сквозь туман, царивший у него в голове, Руди видел и слышал людей, которые появлялись, как призраки, и сидели у его кровати, а потом исчезали. Не переменил ли Элдор свое решение, и пока он спал, вместо двери выросла кирпичная стена?

«Но это же глупо, – устало говорил он сам себе. – Стены каморки настолько тонкие, что я без особых усилий могу пробить их рукой».

Под дверью появилось слабое мерцание, и до Руди донеслась легкая осторожная поступь Джил. Он услышал, как расплескалась вода, и понял, что умирает от жажды. Когда Джил вошла, ему даже удалось сесть и взять чашку, которую та ему протянула. Голова все еще болела, но тошнотворное головокружение прошло. Для его пересохшего рта вода показалась очень холодной.

Джил пристально смотрела на него светлыми, словно пустыми глазами.

– Выживешь?

– А что, уже делают ставки?

– Пять к семи, что помрешь.

Руди неуклюже порылся в карманах куртки и выудил оттуда несколько монет.

– Поставь за меня. – Он откинулся на смятую подушку. – Где остальные?

Джил осторожно присела на кровать у него в ногах.

– Примерно в пятнадцати милях от дальнего конца Перевала.

Руди так стремительно сел, что это вызвало у него новый приступ тошноты.

– Что?

Ее худые, холодные, как лед, руки снова заставили его лечь.

– Ты слишком долго спал. Кара провела с тобой почти весь вчерашний день, а вечером до захода поспешила за остальными. Ты же был не в состоянии куда-то идти. Ни Элдор, ни Джованнин, ни Алвир больше не интересовались волшебниками, да и в любом случае, Янус ничего не собирается им рассказывать.

Она водила худыми пальцами по складкам на одеяле, которым он был укрыт, – жест, который, как подумал Руди, она позаимствовала у Ингольда.

– Официально Янус ничего не знает о твоем пребывании здесь, – продолжала она, – но он предупредил меня, что Элдор вполне может заменить изгнание на смертную казнь любому волшебнику, который задержится здесь и попадется ему на глаза.

Руди кивнул.

– Никто не увидит меня, – сказал он слабым голосом. – Скрывающие чары не делают совсем уж невидимым, но если я буду тихо передвигаться и не привлекать к себе внимания, меня никто не заметит. Мне просто нужно время, чтобы собраться и уйти. Меня может увидеть только другой волшебник, но, как я понял, – добавил он с горечью, – это исключено.

Джил пристально посмотрела на него.

– Именно так, – ровным голосом согласилась она.

Некоторое время Руди молчал, затем прошептал:

– Так значит, он позволил им уйти?

– О да, – спокойно ответила она. – Джованнин, конечно, была от этого не в восторге, но Янус постарался проследить, чтобы у волшебников не возникло проблем. Я была с гвардейцами, которые сопровождали их до Перевала. Мы вышли часа за два до заката; на другой стороне дороги, нас встретил Кта, солдаты инквизиции так его и не поймали. Подъем был тяжелым, – продолжала рассказывать она все тем же ровным голосом. – Ледяной холод, да еще и пронзительный ветер...

Руди вспомнил эту дорогу: он шел по ней с Ингольдом, это было начало их пути в Кво. Но Кво больше не существует, пепел его магов развеял влажный ветер с моря. Ныне о нем напоминают только этот перевал да проходящая по нему покрытая снегом каменистая дорога, которая ведет теперь в никуда.

Он закрыл глаза, как будто таким образом хотел отогнать от себя нахлынувшее предчувствие печального изгнания; он уже покинул свой собственный мир, а теперь, как только к нему вернутся силы, расстанется и с этим прибежищем.

А мягкий бесцветный голос продолжал:

– Мы остановились отдохнуть: мать Кары почти теряла сознание, ей изрядно досталось от монахов. Но это не заставило ее придержать язык.

Руди нахмурился, вспомнив мольбы Кары о пощаде, в то время как сама Нан безмолвно переносила побои.

– Будь они прокляты за то, что сделали с ней! – устало прошептал он. – Пусть даже она старая сварливая карга. Чем-то она мне все же нравится.

Джил сухо хмыкнула.

– С ней все будет в порядке. Кого мне жалко, так это Томека Тиркенсона.

– Кого? Что? – Он широко открыл глаза и уставился на нее. – А при чем здесь Томек Тиркенсон?

Джил ответила ему безмятежным взглядом и снова заговорила:

– Мы достигли подножья Перевала к закату. Большинство гвардейцев повернули обратно, а несколько человек задержались, чтобы попрощаться с волшебниками. Там были я, Сейя, Мелантрис, Ледяной Сокол, Гнифт и Янус. Мы дали им с собой немного еды, ведь их выпроводили, не разрешив ничего взять с собой.

Руди отвернулся.

– Черт бы их побрал, – прошептал он.

Она пожала плечами.

– Минут через пятнадцать, когда мы уже собрались уходить, Кта указал на дорогу, и мы тут же увидели направлявшегося к нам из леса Томека Тиркенсона со своими людьми. Настоящий караван: воины, лошади и тот провиант, который он сумел выцыганить у Элдора. Все они следовали обратно, в Убежище Томека в Геттсленде. Поравнявшись с нами, он натянул поводья, остановился и долго, со странным выражением на лице смотрел на Кару. Затем спешился и предложил ей руку и сердце.

При этих воспоминаниях ледяные глаза Джил чуть потеплели.