Воинство Рассвета

– Стюарта там нет, – пожала плечами Джил.

Точеные ноздри ее собеседника слегка раздулись.

– Рано или поздно появится.

Он как кошка обходил замерзшие лужи, почти бесшумно ступая по взрыхленному по краям дороги снегу.

– И когда это случится, поверь мне, сестра, он будет мечтать хотя бы о половинной дозе того яда, который подсыпал мне в ту ночь у реки.

– Я все гадала, как ему удалось с тобой справиться, – немного помолчав, сказала она.

Ледяной Сокол усмехнулся.

– Не знаю, хотел ли он меня отравить, или просто усыпить. В долине, под открытым небом, нет никакой разницы. – Его бесцветные глаза внезапно сверкнули как льдинки. – Для него было бы лучше, если бы он довел дело до конца.

Джил вздохнула. Она не стала бы ничего говорить, ибо знала, как близок к смерти был Ледяной Сокол, но... если Стюарт умрет, то командующим армии станет Ваир На-Шандрос. «Это меня совершенно не касается, – с отчаянием подумала она. – Я уберусь отсюда еще до вторжения, а что тут случится после – пусть разбираются сами». Однако она вспомнила ту ненависть, которая светилась в глазах Ваира, когда он разговаривал с Ингольдом на ступенях Убежища, и ее передернуло.

– Странно все же, что Стюарт не удосужился убедиться, что ты мертв, – заметила она. – Если уж он взял с собой в дорогу яд, значит, с самого начала собирался его использовать.

– Не обязательно. – Ледяной Сокол пожал плечами. – На юге все по-иному. Такой человек как Стюарт носит с собой яд как нечто само собой разумеющееся.

Почему-то Джил вспомнились изящные, разодетые, увешанные драгоценностями люди, которых она видела в кристалле, во время древней церемонии на причале... Интересно, они тоже были отравителями?

– Расскажи мне про юг, – попросила она.

Он поморщился.

– Мужчин ты видела сама. Юг – земля многоцветья. Люди наряжаются, как попугаи. Цветы пурпурные, с желтыми прожилками... прямо как в бредовых снах. И даже муравьи там всех цветов радуги.

Его высокий выразительный голос рисовал в ее мозгу удивительно четкие цветные картины.

– Море там теплое. Алкетч – страна джунглей, пальм и многомильных нетронутых белых песчаных берегов. На западе – горы, неприступные, как стена. – Его рука очертила туманный горизонт. – И люди там тоже разных цветов кожи: черные, красные, золотистые. В пищу кладут слишком много специй, воняют пастой для удаления волос, а к женщинам относятся как к скоту. И на юге нет Дарков.

– Почему?

Он пожал плечами.

– Спроси Дарков. Спроси Ингольда. Спроси леди Джованнин. Она тебе скажет: это потому, что в Империи так сильна Церковь и там верят в Истинного Бога. Местами ходят какие-то странные слухи... но это всего лишь россказни. Якобы где-то пропадают люди, или кто-то видел что-то странное... Однако все, с кем я разговаривал на юге, похоже, полагают, что нашествие Дарков – это нечто вроде чумы, свалившейся на север.

Джил притихла, встревоженная случайно всплывшим в памяти воспоминанием. Что-то такое говорил Ингольд...

– Однако, – возразила она наконец, – Унголард, старик-ученый из Алкетча, который вступил в Совет Магов, сказал, будто Логово есть под развалинами старого города в джунглях, недалеко от тех мест, где он родился. И еще он сообщил, что архивы их империи тоже не сохранили никаких записей о древних временах... как и здесь, у нас.

Светлые брови ее собеседника изогнулись. Ледяного Сокола не слишком интересовали хроники и книги.

– Как долго живет пергамент? – спросил он. – Даже слова, высеченные на камне, могут быть стерты. На юге слишком жарко, там ничто не может сохраниться навечно.

– А к каким временам возводят свою историю твой народ? – поинтересовалась Джил.

Ледяной Сокол улыбнулся.

– Ко дням богов, – тихо ответил он. В его ровном голосе она уловила эхо песен шаманов, звуков тундры и ледяных полей, приносимых ветром. Его голос почти выпевал слова, как будто они приходили к нему из далекой памяти о его диком детстве среди своего народа. – К тем дням, когда дождь пал на траву и человек вышел из проросшего семени. К тем дням, когда еще не слагались Длинные Песни, ибо малым было число героев. К тем дням, когда Владыка Солнца сдвинул Ледяную Стену, чтобы создать Море Трав, где могли бы жить люди, руками наловил в воздухе птиц и из них сотворил нам коней.

Джил нахмурилась, какая-то мысль шевельнулась в дальнем уголке ее сознания. Что-то в этом негромком хрипловатом голосе... что-то в словах Томека Тиркенсона, сказанных во время снегопада в ущелье... Холмы Гая над гаванью с тропическими деревьями... отпечаток сандалии, оставшийся в пыли пещеры...

Она вспоминала теплые гнилостные испарения в Долине Тьмы и темно-синие глаза Минальды, сквозь слезы глядящие в прошлую жизнь...

Джил застыла на месте и незряче уставилась в серую холодную даль. Догадка поразила ее, как удар молнии.

С той же уверенностью, с какой она помнила свое имя, Джил теперь могла ответить, почему восстали Дарки.

ГЛАВА 8

– Северные льды, – задумчиво произнес Ингольд, сцепив покрытые шрамами пальцы. Он словно что-то пытался разглядеть за стенами своей тесной каморки. – Лохиро говорил о них перед смертью. Самая суровая зима на памяти человечества... – Он посмотрел на Джил. – Невероятное объяснение... Ты можешь это доказать?

– Не знаю! – в отчаянии она развела руками. Объяснение заняло у нее довольно много времени, так как старик был не знаком со многими понятиями и терминами из тех, что она использовала, но когда она окончила, его лицо помрачнело. – Я уверена в своей правоте. Это единственное объяснение, которое включает все: почему Дарки покинули свои логова, расположенные на севере, и почему на юге они никогда не появляются. Я не могу указать на какое-то единственное доказательство и сказать: «Вот в чем причина». Но... я уверена.

Под седой щетиной у Ингольда заходили желваки. Джил подумала, что в последние дни он выглядел очень усталым, вымотанным и ослабевшим, как будто постоянно жил со страхом в душе или с тайным знанием, которое было ему не под силу.

– Алвиру это не понравится, – вздохнул Ингольд. – Ты сможешь представить доказательства до Зимнего празднества?

– Попытаюсь.

В последующие дни обитатели Убежища Дейра почти не видели Джил. Ее друзья из королевской стражи, Ледяной Сокол, Сейя, Мелантрис общались с ней только во время тренировок, которые она по-прежнему посещала. Иногда в маленькую комнатку в казармах королевской стражи, где Джил занималась научными изысканиями, заходила Минальда и болтала с ней, дожидаясь, когда Руди закончит свои дела в лаборатории. Руди тоже навещал ее, он приносил обед из кухни королевской стражи и напоминал ей, что надо поесть. Но мысли Джил витали где-то очень далеко.

Ингольд старался помочь ей. Его часто можно было застать у нее в каморке; маг сидел на ковре, скрестив ноги, занятый изучением хроник Кво. Но большую часть времени Джил проводила в одиночестве, слыша, как в коридорах меняется стража, и не зная, продолжается ли день или уже наступила глубокая ночь.

Порой она заходила в общую залу побеседовать с шаманом Белых Всадников, Тенью Луны, или с Унголардом, застенчивым темнокожим ученым, который оставил университет в Кхирсрите и приехал к Ингольду. Однажды она долго расспрашивала Кальдерна, здорового, смуглого стражника из северян, о его детских годах, а однажды целый день провела на четвертом уровне в Церкви, где заправлял своим неряшливым выводком пенамбрийцев Майя. Долговязый прелат терпеливо отвечал на вопросы, не вдаваясь в подробности, зачем ей это понадобилось.

В один из вечеров, когда молодые маги в общем зале были заняты тем, что забрасывали горящие шары в кольца, она отозвала в сторону Кта, и он дрожащим голосом поведал ей о некоторых странных вещах, которые наблюдал собственными глазами, пока соблюдал обет молчания в Геттлсендских пустынях, и о том, что ему рассказывали дуики.

– Я не знала, что дуики способны о чем-то говорить, – удивилась Джил.