Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 25

– Скажите, профессор, положа руку на сердце, смогли бы вы, страдая болезнью, подобной моей в ее теперешней стадии, спокойно отсиживаться, зная, что сотни людей, изнемогая от ран, ждут вашей помощи, именно вашей, профессор?

Врач задумался. Видимо, лед тронулся. После продолжительной паузы уже совсем мирным тоном, не отвечая прямо на вопрос, он сказал:

– Что же, если вы дадите мне честное слово, что будете строжайше соблюдать режим, который я предпишу, то не стану возражать против вашей выписки.

Я пообещал доктору свято соблюдать все его советы. Решение о выписке из госпиталя было принято. Коган ушел.

Целый день я тренировался в ходьбе без трости и достиг немалого успеха. При медленном, расчетливом [33] движении хромота становилась почти незаметной. Во всяком случае, думал я, во время приема в Кремле сумею держаться хорошо.

Приемная Верховного Главнокомандующего… О моем приезде было доложено немедленно. Оставив свою подпорку-палку в приемной, я осторожно, но бодро вошел в кабинет председателя Государственного Комитета Обороны (ГОКО). Большая, несколько продолговатая комната. Мягкий матовый свет. Иосиф Виссарионович, стоя за своим рабочим столом, только что закончил разговор по телефону. В кабинете находились и несколько членов ГОКО.

Выслушав доклад о прибытии, И. В. Сталин подошел ко мне, поздоровался и, пристально посмотрев мне в лицо, спросил:

– Значит, считаете, что поправились?

– Так точно, подлечился, – ответил я.

Кто-то из присутствовавших заметил: «Видимо, рана еще беспокоит, ходит-то товарищ прихрамывая».

– Прошу не беспокоиться, у меня все в порядке, кости срослись отлично, – несколько поспешно, но уверенно возразил я.

– Что же, – снова заговорил И. В. Сталин, – будем считать товарища Еременко возвратившимся в строй. Вы очень нужны сейчас нам. Перейдем к делу, – обращаясь прямо ко мне, закончил он.

Как будто тяжелый груз упал с моих плеч; мучавшие меня сомнения о возможном демарше доктора рассеялись.

Мой рапорт пришелся кстати. В ГОКО решался вопрос об оргмероприятиях, которые необходимо было срочно осуществить, чтобы выправить положение на сталинградском направлении. Обсуждались возможные кандидатуры на должность командующего новым фронтом.

Заключая обсуждение, И. В. Сталин обратился ко мне:

– Под Сталинградом сейчас так сложились обстоятельства, что нельзя обойтись без срочных мер по укреплению этого важнейшего участка фронта, без мер, рассчитанных на улучшение управления войсками. Сталинградский фронт, образованный недавно, решено разделить на два. Возглавить один из них Государственный Комитет Обороны намерен поручить вам. [34]

Пристально взглянув на меня, Иосиф Виссарионович спросил:

– Как вы на это смотрите?

– Готов нести службу там, куда сочтете необходимым послать, – ответил я.

Мне было приказано, не теряя времени, поехать в Генеральный штаб, ознакомиться там с обстановкой на Сталинградском фронте, с указаниями, которые даны Государственным Комитетом Обороны Генеральному штабу по оперативным и организационным вопросам, и вечером вместе с товарищем Василевским снова прибыть в Государственный Комитет Обороны, где и будет принято окончательное решение.

– Рассчитывайте свою работу так, чтобы послезавтра вылететь в Сталинград, – заключил Иосиф Виссарионович, подавая мне руку. Прощаясь, я как-то невольно задержал свой взгляд на Ленине, портрет которого висел здесь над рабочим столом; живые прищуренные глаза Ильича смотрели подбадривающе.

Около четырех часов утра я вернулся в госпиталь, располагавшийся в здании сельскохозяйственной академии имени Тимирязева. Прилег, но заснуть не мог, да и не пытался. В голове уже созрел подробный план работы в Генеральном штабе. Дополнительно к указанному включил в него вопрос об ознакомлении с кадрами начальствующего и командного состава, предназначенными для вновь создаваемого фронта.

В 8 часов уехал в Генеральный штаб и работал там весь день. Уяснив себе обстановку под Сталинградом весьма схематично, насколько это возможно по оперативным документам, я узнал следующее. Сталинградский фронт был образован 12 июля 1942 года (схема 1) {8}. В момент образования в него вошли армии: 62-я, выдвинутая из района Сталинграда на запад с задачей не допустить выхода противника к реке Дон; сосредоточенные здесь из резерва Ставки 63-я, развернувшаяся на рубеже по северной излучине Дона, и 64-я – на фронте Суровикино, Верх. Курмоярская (южнее 62-й армии). Сталинградский фронт граничил на севере с Воронежским фронтом (по линии Камышин, Ново-Анненский, [35] Бабка) и на юге с Северо-Кавказским фронтом (по линии Астрахань, Кетченеры, Верх. Курмоярская).

Во второй половине июля в состав Сталинградского фронта были включены армии: 21 и 57-я (из бывшего Юго-Западного фронта), а также 51-я (из Северо-Кавказского). К 23 июля войска Сталинградского фронта развернулись и заняли оборону.

Ознакомившись также с последующими событиями на фронте (после 23 июля), а также с указаниями ГОКО, связанными с реорганизацией этого фронта, я вместе с начальником командного управления подобрал необходимые для фронта руководящие кадры и к вечеру был готов для доклада {9}. Прием у Верховного Главнокомандующего состоялся вечером 2 августа. На приеме, кроме меня, были начальник Генерального штаба генерал-полковник А. М. Василевский, генерал-майор В. Д. Иванов, тоже из Генерального штаба, и генерал-лейтенант Ф. И. Голиков, вызванный в связи с назначением его под Сталинград на должность командующего 1-й гвардейской армией (эта армия формировалась из воздушнодесантных дивизий, располагавшихся под Москвой).

И. В. Сталин после обычных приветствий, обратившись к товарищу Василевскому, приказал ему доложить проект решения о разделе фронтов. [36]

Пока товарищи Василевский и Иванов развертывали для доклада карту, И. В. Сталин подошел ко мне вплотную и, потрогав две золотые полоски на кителе, сказал:

– Правильно, что мы ввели знаки ранения. Народ должен знать тех, кто пролил свою кровь, защищая Отечество.

Лаконично, вместе с тем четко и ясно доложил товарищ Василевский об организационных вопросах образования двух фронтов, привел цифры состава их сил и средств.

По окончании доклада товарища Василевского И. В. Сталин обратился ко мне с вопросом:

– Вы познакомились с обстановкой под Сталинградом, вернее сказать на сталинградском направлении, и нашими наметками по Сталинградскому фронту?

Я ответил, что почти сутки занимался в Генштабе этим вопросом, что оперативную обстановку, которая является весьма тяжелой, уяснил. Ответил также, что наметки Ставки по реорганизации Сталинградского фронта понял. Выслушав мой ответ, И. В. Сталин заключил:

– Значит, вошли в курс дела? Это и требовалось. Все ли вам ясно, товарищ Еременко?

– Мне все ясно, но, пока вами не принято окончательное решение, позвольте мне доложить некоторые свои соображения, – несколько возбужденным голосом ответил я.

– Хорошо! Докладывайте.

Коротко остановившись на обстановке, сложившейся в большой излучине Дона, я подчеркнул, что придерживаюсь несколько иного мнения (по сравнению с проектом директивы) в отношении разделения Сталинградского фронта на два фронта с границей по реке Царица и далее на Калач. При таком решении Сталинград разрезается на две части. Стык между фронтами и армиями – всегда уязвимое место обороны. Поэтому целесообразно оборону города возложить целиком на один из фронтов.

После этих слов я сделал паузу, чтобы выслушать возможные замечания, если они будут. Неожиданно для меня, да и, по-видимому, для всех присутствующих И. В. Сталин несколько нервно реагировал на предложение. Весьма вероятно, что эта раздражительность [37] явилась следствием телефонного разговора, который Иосиф Виссарионович вел в нашем присутствии с рядом фронтов. Он несколько раз говорил по телефону ВЧ; чувствовалось, что ему докладывали о тяжелом положении, просили помощи. Положение было действительно напряженным. Наши войска продолжали отход. Я невольно подумал о той великой ответственности за судьбы Родины, о той тяжелой ноше, что была возложена на плечи Иосифа Виссарионовича, как главы правительства, как Верховного Главнокомандующего.