Страница 12 из 21
«Тактика германских бронетанковых войск основывалась в большей степени на быстроте действий, чем на огневой мощи. Основная задача заключалась в том, чтобы внести смятение. Поэтому немцы обычно заботились главным образом в глубине прорыва. Узлы сопротивления, укрепленные районы, противотанковые препятствия обычно обходились; германские командиры старались найти линии наименьшего сопротивления, ведущие в тыл противника. После прорыва успех развивался также в глубину, вместо того чтобы следовать более осмотрительному методу, разработанному французами: расширять прорыв по фронту… бомбардировщики, эскадрильи штурмовиков и танковые роты прекрасно взаимодействовали друг с другом», — анализировал ход событий английский военный теоретик Дж. Фуллер.
9 сентября танки генерала Рейхенау вышли к Варшаве, 15-го Гудериан захватил Брест. Не все прошло гладко, например, через две недели после начала военных действий у Люфтваффе закончились авиабомбы, а расход артиллерийских снарядов достиг трехмесячной нормы их производства военной промышленностью Германии. Помогли старые «друзья» и вновь обретенные союзники из СССР. Узнав о падении Варшавы, советский премьер В.М. Молотов направил телеграмму имперскому министру иностранных дел Риббентропу: «Я получил Вашу информацию о вступлении немецких войск в Варшаву. Я прошу Вас передать правительству Третьего рейха мои поздравления и приветствия».
Но дело было не в телеграмме, а в том, что секретные протоколы советско-германского пакта обрекли Польшу на гибель. Германские и советские военные ведомства обменивались советниками и офицерами связи для координации совместных действий. В тесном контакте работали НКВД и гестапо, для наведения немецких самолетов на польские объекты использовались радиостанции Минска.
Наконец, 17 сентября двинулась в Освободительный поход Красная Армия. В составе двух советских фронтов было около 600 тысяч человек, более 2000 самолетов и около 4000 танков. К концу сентября польское государство перестало существовать. Советский комбриг С.М. Кривошеин плечом к плечу с германским генералом Гудерианом принял совместный парад победы советско-германских войск в Бресте, грандиозной попойкой завершилась встреча «братьев по оружию» под Львовом.
Для нападения на Францию у Гитлера было уже 10 танковых дивизий. Эта кампания стала своего рода образцом «молниеносной операции». Германское наступление было настолько внезапным и мощным, что французское командование просто не ориентировалось в происходящем. Оно не понимало, что, прорвав растянутый неглубокий фронт, немецкие танковые и моторизованные соединения устремляются прямо вперед. Французские генералы ожидали, что противник сделает передышку, подтянет резервы и будет развивать наступление поэтапно, но этого не происходило. «Немцы рвались вперед не только танками и несколькими моторизованными дивизиями, а всем», — писал У. Ширер.
Впереди в тесном взаимодействии шли танки и авиация. Быстрое завоевание господства в воздухе, достигнутое главным образом благодаря уничтожению значительной части авиации противника на аэродромах, позволяло немецким военно-воздушным силам наносить удары по всей оперативной глубине, воздействовать на резервы противника, парализовать управление, срывать перегруппировки войск и нарушать работу тыла. Так как быстрота требовала сохранения коммуникаций, немецкие самолеты очищали французские дороги пулеметным огнем, но не бомбили их. Важнее было сохранить дороги для себя, чем лишить противника возможности пользоваться ими. «Тактика быстроты основывалась на времени, а не на использовании взрывчатых веществ», — писал Дж. Фуллер.
На обеспечение максимальной быстроты наступления были нацелены все тыловые и вспомогательные службы. Саперные и технические части быстро делали все: ремонтировали танки и транспорт, расчищали разрушения, обеспечивали коммуникации, наводили мосты через реки и каналы, подвозили горючее и снаряжение. Эта огромная военная машина работала с точностью швейцарских часов или, по мнению одного американца, «так же спокойно и эффективно, как… наши автомобильные заводы в Детройте».
Кстати, немецкие заводы тоже могли работать спокойно: из Советского Союза в Германию шел цинк, каучук, никель, марганец, хром, нефть, лес, хлеб, хлопок и другое стратегическое сырье и сельскохозяйственная продукция. «Военные поставки из России в Третий рейх, — писал немецкий исследователь Гильдебрант, — помогли преодолеть внешнюю зависимость Германии от сырья и продовольствия». Позиция Сталина здесь понятна — пусть «капиталисты перегрызутся между собой», пусть истощат друг друга, мы вступим, когда нам это будет выгодно. А пока в «мировой пожар» надо подбрасывать дрова, не позволяя ему затухнуть. Поэтому СССР тайно снабжал Гитлера всем необходимым, предоставлял ему базы на своей территории и обеспечивал вывод Северным морским путем германского рейдера на английские коммуникации, а Молотов слал в Берлин поздравления по поводу взятия европейских столиц.
С допущенными к тайнам большой кремлевской политики Молотов откровенно высказывался о намерениях советского руководства: «Сейчас мы убеждены более чем когда-либо еще, что гениальный Ленин не ошибался, уверяя нас, что вторая мировая война позволит нам завоевать власть во всей Европе, как первая мировая война позволила захватить власть в России. Сегодня мы поддерживаем Германию, однако ровно настолько, чтобы удержать ее от принятия предложений о миредо тех пор, пока голодающие массы воюющих наций не расстанутся с иллюзиями и не поднимутся против своих руководителей… В этот момент мы… придем на помощь, мы придем со свежими силами, хорошо подготовленными, и на территории Западной Европы… произойдет решающая битва между пролетариатом и загнивающей буржуазией, которая и решит навсегда судьбу Европы».
К удивлению всего мира и разочарованию Сталина, кампания на Западе не затянулась, Франция пала через два месяца. Для подписания капитуляции Гитлер велел пригнать в Компьенский лес вагон маршала Фоша. Позор Версаля наконец был смыт.
Опыт боев во Франции дал возможность Генеральному штабу сухопутных войск сформулировать в специальной директиве некоторые выводы о ведении наступательного боя: «Смелость решения и его выполнения, быстрота и маневренность и сосредоточение сил на направлении главного удара снова определились как основа успеха. При этом успеху решающим образом способствует осуществление внезапности как в оперативном, так и в тактическом отношении. Решительный прорыв, не опасаясь угрозы с флангов, приводит к разгрому фронта противника. При преследовании противника смелый натиск вперед при использовании всех средств обеспечения подвижности затрудняет организацию и укрепление новых видов обороны. Особенно большое значение имеет при этом взаимодействие с частями бомбардировочной авиации».
На основе опыта боевых действий немецкое командование пришло к выводу, что танки должны действовать только в составе танковой дивизии, а переподчинение танковых частей пехотным себя не оправдывает. Танковая дивизия утвердила за собой роль ведущего и неделимого соединения в наступлении. Жизнь показала, что танковые соединения и объединения способны решать в наступлении разнообразные задачи, придавая операциям большую глубину, маневренный характер и высокий темп. Основными принципами их применения стали внезапность, массирование, а необходимым условием — наличие благоприятной местности. Главными формами маневра были прорыв, фронтальное, охватывающее и фланговое наступление.
В 1941 году у Гитлера была уже 21 танковая дивизия. Правда, это удвоение численности германских бронетанковых войск несколько напоминало фокус, так как было достигнуто главным образом за счет уменьшения количества танков в дивизиях. В кампании на Западе ядро каждой танковой дивизии составляла танковая бригада из двух полков по 160 танков каждый. Перед нападением на СССР фюрер приказал из каждой дивизии изъять по одному танковому полку и на базе каждого такого полка сформировать новую дивизию. Теперь основу дивизии составлял один танковый полк двух- или трехбатальонного состава.