Страница 17 из 39
— Шансов остановить их возле Луары мало, — продолжал Сен-Тьерри. — Школа вступает в бой. Теперь мы — моторизованный взвод.
Он говорил неторопливо, короткими и чеканными фразами. Был ли он взбешен новостями о поражениях? Почувствовал ли он облегчение? Ведь после десятого мая он так мучился из-за того, что оказался вдали от фронта.
Он с нажимом произнес слово «Луара», растянув его и сильно грассируя. Оно прозвучало несколько раз подряд: сектор Луары, оборона Луары… битва за Луару…
На офицера смотрели глаза тридцати мальчишек. Этот высокий худой человек, стоявший у двери, обладал какой-то удивительной силой воздействия. Даже самые слабые больше не ощущали страха и тревоги за свою жизнь.
Они воспринимали Сен-Тьерри как существо высшего порядка, и даже помещение показалось им гораздо просторнее и обрело нереальные размеры, которые навсегда отпечатаются у них в памяти. Инструктор не стал говорить ни о Франции, ни о чести Школы, ни даже о кавалерийском духе, поскольку считал, что затрагивать эти вопросы будет просто некорректно. Он относился к курсантам как к равным. Закончил он свою речь так:
— У нас есть час на подготовку. Пожалуйста, побрейтесь.
Выйдя в коридор, Сен-Тьерри на мгновение почувствовал бесконечную усталость. Он даже не представлял себе, сколько было затрачено нервной энергии, сколько он отдал и сколько взял. Никто даже и не подозревал о том, что он чувствовал себя крайне неловко, так как и по возрасту, и по воспитанию был гораздо ближе к своим курсантам, чем они думали.
— Потрясающая личность! — говорили курсанты.
Все глаза заблестели как-то по-другому, в головах зародилась новая мысль. Нет, даже не мысль, ведь они ничего не анализировали. Их наэлектризовало слово, точнее, цепочка тесно связанных, произнесенных на одном дыхании слов: «Битва-за-Луару!» И слово это донеслось сквозь три этажа — от вестибюля почета, от Орнано и Галифе.
Раз двадцать оно варьировалось в разных фразах, которые и составляли-то лишь для того, чтобы его произнести. Оно перелетало из уст в уста, и все невольно произносили его с интонацией Сен-Тьерри…
…и к этой битве готовились, как к состязанию.
В комнате царила предотъездная лихорадка, слышался стук наспех собираемых сундучков. Среди всей этой неразберихи один только Сирил спокойно закурил трубку, подошел к стойке с оружием, взял свою винтовку и начал методично ее чистить.
И когда через час лейтенант обнаружил своих курсантов, построенных во дворе с оружием наперевес, он улыбнулся, что с ним случалось довольно редко.
— У меня такое впечатление, что я командую бригадой офицеров.
Бригада в последний раз прошла мимо памятника погибшим кавалеристам, приняв традиционное «равнение налево», которое вскоре обрело трагическое значение.
Уже маршируя вместе с бригадой, Шарль-Арман вдруг обнаружил, что в суете забыл надеть шпоры. Над рядами разнесся его горестный вопль, но вернуться в комнату было уже нельзя. Шпоры так и остались там, среди разбросанных вещей. Шарль-Арман усмотрел в этом дурное предзнаменование.
Плац был переполнен возбужденными людьми: туда высыпала вся Школа. Бронемашины маневрировали с огромным трудом. Бригады садились в грузовики. Из конюшен медленно выводили под уздцы лошадей. Они были предназначены для конкура и для предстоящего сражения не годились, а потому командование эвакуировало их на юг. Грустно было смотреть, как они шли парами, опустив головы, и их холеные, блестящие шеи вздрагивали от холода. И на фоне скопления ревущих машин они выглядели странно и дико. Казалось, время уже заранее занесло их в список побежденных.
Бригада, к которой были приписаны Большой Монсиньяк и Лопа де Ла Бом, чеканя шаг, пробиралась сквозь толпу. Она должна была занять позицию на мосту через Луару.
— Ну что, всадники, — крикнул Юрто. — Сегодня пешком?
Лопа де Ла Бом обернулся и ответил:
— Да, старина, пешком, зато впереди!
— Нет уж, это мы — летучий отряд, мы настоящие кавалеристы, — заявил Ламбрей. Он сам толком ничего не знал, но ему ужасно хотелось покрасоваться.
Бригада Сен-Тьерри получила трудное задание — отыскать асфальтовую площадку и выстроить там свои мотоциклы с колясками. Пулеметы погрузили на машины, запустили двигатели, и сразу ничего не стало слышно.
— Куда едем? — спрашивали курсанты.
Сен-Тьерри, судя по всему, дожидался приказа. В толпе появился Флатте, инструктор по боевому снаряжению, с моноклем, в каске с плетеным ремешком. Он сопровождал капитана Декреста. Капитан тоже был в полевой форме, в портупее, с пистолетом и в каске, полностью скрывавшей седую шевелюру, а потому сильно менявшей его внешность. Он пробрался между группами курсантов и что-то сказал Сен-Тьерри.
— Ну, по коням! — крикнул тот по старой привычке, обернувшись к курсантам. — Направление — замок Шеневе. Занимаем там временную позицию.
Ребята переглянулись с радостным удивлением. Шеневе! Полевые маневры…
— Ну, пусть немцы только сунутся! — с энтузиазмом воскликнул Бебе.
— Уж мы их встретим как следует, мы-то это местечко знаем, — откликнулся Коллеве.
Даже Бруар засмеялся, ибо все были уверены: чтобы выиграть сражение, достаточно хорошо знать мелкие тропинки и расставить там засаду. Знание поля боя, как написано в учебнике.
— Готовы? — скомандовал Сен-Тьерри.
— Готовы! — ответили экипажи, подняв руки.
— Удачи вам, дети мои! — крикнул капитан Декрест.
Парни опустили под кожаные околыши касок большие мотоциклетные очки, и бригада двинулась, как на учения. Только на этот раз лейтенант был впереди. Бобби ехал в последнем мотоцикле, с собакой на коленях.
На закате они въехали в парк Шеневе, свернули на песчаную дорогу и медленно покатили вдоль здания.
Когда заглушили последний мотор и ветер перестал свистеть в ушах, курсанты с удивлением обнаружили, как спокойно кругом. Они еще не отошли от долгой езды, и их поразила звенящая тишина. В воздухе пахло скошенным сеном. Сквозь ветви тополей пробивались золотые лучи заходящего солнца. К большому белому замку, чуть позолоченному солнцем, поднималась лужайка с чуть пожелтевшей высокой травой. В парке было пусто, только из окна на втором этаже доносились женские голоса.
— Ламбрей, велите поставить мотоциклы под навес, — скомандовал Сен-Тьерри, махнув в сторону хозяйственных построек, и направился к подъезду.
На верхней площадке лестницы в четыре марша появилась женщина лет пятидесяти, высокая, худая, с убранными назад светлыми волосами.
— Что вам угодно, лейтенант? — спросила она.
Слегка поклонившись, Сен-Тьерри представился. Он, конечно, предпочел бы иметь дело с мужчиной.
— Сожалею, мадам, но мой взвод получил приказ занять здесь позицию.
— А-а! Прекрасно, — сказала она, и в ее глазах промелькнула тревога. — А что, лейтенант, вы полагаете… здесь будут сражения?
— Полагаю, мадам. Это вопрос нескольких дней.
— Боже мой! Думаете, они дойдут сюда? А где они теперь? У вас есть какие-нибудь новости? Я знаю, они вошли в Париж. Вы говорите, Дрё? Господи! Бедная наша страна. И вы считаете, что смогут…
— Не стоит отчаиваться, мадам. Я твердо уверен, что мы остановим их у Луары.
— Да, вы правы, надо надеяться. Какое несчастье. Кто бы мог подумать! Бедная наша страна! — повторяла она, прижимая руку ко лбу, а потом, подняв голову, продолжила: — Вы, как я вижу, кавалерист?
— Да, мадам, и со мной бригада курсантов Сомюра.
— А, да… у меня сын тоже в кавалерии. Лейтенант де Буа-Шасе. Вы с ним не знакомы? Шестой драгунский. Они стояли в Люксембурге. Не знаете, где они теперь? Прошу прощения, что заставила вас ждать на улице. Совсем голову потеряла. Входите, лейтенант. Будьте как дома! Как будто приехал мой сын. И эти юноши тоже у себя дома. Нас, правда, многовато, но как-нибудь разместимся. Если вам что-то нужно, только скажите.
Она повернулась к двери, продолжая на ходу: