Страница 10 из 41
Стоит ли удивляться, что Сицилии опять повезло и ничего подобного в мире нет?
Мозаики украшали полы грандиозной по своим размерам и богатству римской виллы. После нашествия готов и вандалов она была заброшена, а потом вообще погребена под горным оползнем.
Ученые провозгласили владельцем виллы соправителя Диоклетиана императора Максимиана, и она получила пышное наименование Императорской. Но последние находки указывают на то, что, скорее всего, хозяином был крупнейший «продюсер» древнеримского «шоубизнеса» Валерий Популоний. Он устраивал гладиаторские бои и звериные травли по заказу императора Константина. Не случайно сцены в цирке, а также ловли зверей встречаются чаще всего. Но хватает и других сюжетов — недаром вилла Казале считается самым богатым «справочником» по древнеримскому быту. Муссолини, например, был вне себя от радости, когда обнаружилось, что одежду легионеров украшали знаки свастики. А вот на римских дам в бикини тогда никто не обратил внимания. Только после того как подобный купальник был заново изобретен французскими модельерами в 1940-е годы, «танцовщицы в бикини из Казале» стали популярны. Журнал «Тайм» даже украсил их изображением свою обложку.
Уже в 1960-е годы над мозаиками возвели стеклянную крышу и перекинули металлические мостки, по которым может гулять публика. Две сцены заинтересовали нас особо: «Битва богов с гигантами» и «Одиссей и Полифем». И не потому что у циклопа Полифема не один глаз, а почему-то два нормальных и еще один во лбу. Заинтересовали — потому что напомнили о вулкане Этна, куда мы собирались на следующий день. Греки верили, что Афина придавила этой горой самого сильного из гигантов — Энкелада. Когда он пытается вылезти наружу, начинается извержение. А согласно Гомеру и Вергилию, именно на склонах Этны находились пещеры циклопов, в одной из которых Одиссей ослепил Полифема.
И вот мы у самого большого вулкана Европы . Чем дальше от последнего жилья в местечке Николози, тем сильнее ощущение, что ты попал в пространство древнего мифа. Пышная зелень остается внизу, и редкие поначалу языки остывшей лавы вскоре уже видны повсюду. Такой была Земля, когда родился наш мир, такой, возможно, она будет, когда он умрет. На высоте 1900 метров садимся в подъемник, и из кабинки открывается вид на кратеры прежних извержений. Этна каждый раз изливает свою лаву из нового отверстия в земной тверди.
На отметке 2550 метров пересаживаемся в автобусы-внедорожники и по черной пустыне из вулканической пыли, где местами лежит снег, катим вверх почти до 3000. Дальше нас пешком ведет гид Луиджи. Первое, что он говорит: если начнется извержение, то убежать успеем — у нас будет минимум 20 минут. За горой все время следят специалисты, а главное — новую попытку титана Энкелада выбраться наружу выдаст цвет дыма. Обычно сероватый, он сначала становится молочно-белым, затем красным и, наконец, синим. Потом начинается извержение. При нас все было тихо. Этна мирно курилась сероватым дымком, мы цепочкой шли по склону и любовались сногсшибательными видами лежащей внизу Катании. Было даже видно материковую Италию за зеленой гладью Мессинского пролива. Внешне разочарованные, но втайне обрадованные спокойствием вулкана, мы спустились вниз, а рванула Этна на следующий день — 10 мая. Луиджи не обманул — жертв не было. Извержения мы не видели, поскольку были уже в Сиракузах, но слышали — взрыв прогремел мощный.
Кинопутешествие
Во время извержения мы сидели в греческом театре под открытым небом в Сиракузах и смотрели трагедию Эсхила «Агамемнон». Несмотря на то что и театру, и трагедии два с половиной тысячелетия, древностью на сцене и не пахло. Музыканты играли на аккордеонах, актеры ходили с микрофонами и безо всяких масок и котурнов, а хористы вообще демонстративно курили, пуская дым колечками. Весь этот модернизм понятен: труппа и режиссер самовыражаются, им хочется показать, что театр в Сиракузах — дело живое, а не туристический аттракцион. Но Эсхил, который, кстати, умер не в родных Афинах, а во время «гастролей» на Сицилии, вряд ли бы был в восторге. Это все равно как если бы в Большом театре князь Игорь пел под балалайки, а половцы отбивали чечетку. Доконали нас кепки, которые поголовно носили все мужчины на сцене. Я не удержался и спросил соседей, что это значит. «Коппола — символ мафии». При чем здесь режиссер «Крестного отца» Фрэнсис Коппола, мы с первого раза не поняли. «Копполой по-сицилийски называется традиционная крестьянская кепка, которая стала символом сельских мафиози. Трагедия Эсхила прочитывается сквозь призму проблемы мафии», — пояснили нам.
Осознав всю глубину и многогранность связей италоамериканца Копполы с темой мафии, мы покинули гостеприимную, но уж слишком «зализанную» и забитую туристами родину Архимеда — Сиракузы. Последним из наших мини-путешествий на Сицилии стало кинопутешествие в мир «Крестного отца».
Все основные сицилийские сцены из фильма, за исключением концовки «Крестного отца — 3», разворачивающейся в палермском Театре Массимо, Коппола снимал на востоке острова, в районе города-курорта Таормины. В самой Таормине можно сделать только рекламный туристский ролик про бесконечные гостиницы и орды отдыхающих.
Кепку-копполу носят многие сицилийцы, а вовсе не только мафиози (которых еще иногда называют «копполами набекрень» — считается, что они носят традиционный головной убор с вызывающим видом)
Образ родины дона Корлеоне режиссер создавал в горных деревушках, лежащих в глубине от побережья. Например, в эпизоде, где телохранитель говорит Майклу (Аль Пачино): «Микеле, вот Корлеоне», — и нам показывают живописные домишки и церковь, прилепившиеся на вершине горы, — снялась деревня Мотта-Камастра. Кстати, у всех участников этой сцены на головах кепки-копполы.
Но большинство из тех эпизодов, где дело якобы происходит в Корлеоне, были разыграны в деревне Савока. Это до сих пор, несмотря на появление уродливых современных домов, настоящее сицилийское горное гнездо. Припарковав машину у легендарного бара Вителли, где Майкл просил у отца своей ненаглядной Апполонии ее руки и сердца, испытываешь странное чувство. Вроде как надо бы снисходительно улыбнуться, услышав льющуюся из динамиков мелодию из «Крестного отца» и увидев англичанок, фотографирующихся у входа. Но вот ты садишься точно там, где сидел Аль Пачино, старуха Мария, которая хозяйничает тут полвека, приносит тебе кофе — и восторг личной причастности к кинолегенде начинает проникать в душу. То же чувство охватывает и в местной церкви Санта Лючия, где венчались Майкл и Апполония. Советую побывать и в церкви Богоматери в соседней деревне Форца-д’Агро: это с ее ступеней убийцы-мафиози кричат жителям, чтобы они выдали маленького Вито.
Но самое легендарное место съемок «Крестного отца» на Сицилии — это вилла Кастелло деи Скьяви на окраине городка Фьюмифреддо, километрах в пятидесяти от Таормины. Это райское место, окруженное апельсиновыми садами, принадлежит Франко Платанья. Начинался наш визит туда не очень удачно: из-за глухого забора раздался ожесточенный лай собак. Но едва хозяин узнал, что мы русские журналисты, перед нами распахнулись все двери. Приговаривая: «Все для матушки России», он повел нас по своим владениям, которые «играют» во всех трех «Крестных отцах» роль усадьбы сицилийского друга семьи Корлеоне дона Томмазино. Здесь скрывался после бегства из Нью-Йорка Майкл (Аль Пачино), здесь раздавал подарки родственникам молодой дон Корлеоне (Роберт де Ниро), здесь совещался со стариком доном Томмазино Винсент (Энди Гарсиа).
Мы стоим у старинных ворот, где взорвался автомобиль с Апполонией: «Вот так же, как вам, я показывал свою виллу в первый раз Копполе, и он сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться», — смеется Франко. Предложение это озолотило хозяина: провести пару дней в Кастелло деи Скьяви стало модным у богатых любителей кино. С некоторых пор еще и крупные корпорации облюбовали это место для переговоров а-ля мафия. Уже внутри дома, с его неповторимой атмосферой настоящего сицилийского кланового гнезда, мы узнали причину любви хозяина к русским. За неделю до нашего приезда газпромовские начальники пригласили сюда «посекретничать» людей из «Рургаза». Апофеозом нашего визита стал момент, когда Франко поставил стул на то место во дворе, где умирает Майкл, и я картинно упал с него, разыгрывая финальную сцену из «Крестного отца».