Страница 25 из 40
Голландцы встретили белого медведя у острова Медвежий. Здесь и далее иллюстрации из первого издания «Морского дневника» Геррита де Фера, 1598 год. Фото: AKG/EAST NEWS (x6)
«Большая вода до самого солнца»
На родину мореплаватели привезли «богатейшие» трофеи — медвежью шкуру и три моржовых клыка. Тем не менее встретили их, как ни странно, с большим энтузиазмом — рассказ Баренца об открытом на востоке море только укрепил всеобщие надежды. Принц Мориц Оранский даже велел срочно снаряжать новый флот, уже из шести кораблей, причем Виллем Баренц назначался не только капитаном одного из них, но и главным шкипером (штурманом) экспедиции. Именно ему были вручены грамоты и подарки для китайского богдыхана. Суда тронулись в путь — вновь под орудийные залпы и приветственные крики горожан — в июне 1595 года и к августу вошли в пролив между материком и островом Вайгач (на меридиане Новой Земли, но много южнее). Тут они неожиданно встретили людей — обнаружили стоянку ненцев, которых поморы называли самоедами. Через предусмотрительно взятого на борт еще в Амстердаме русского переводчика посланные на берег люди Баренца кое-как объяснились с ними — и те подтвердили: «У большой воды нет предела в той стороне, где встает Солнце». «Великого шкипера», судя по всему, одержимого идеей во что бы то ни стало добиться успеха экспедиции, это вдохновило — и он отправился вперед, несмотря на цингу и появившихся белых медведей: 4 сентября они загрызли на стоянке двух голландцев… Наконец история первого плавания повторилась — другие капитаны и матросы вопреки мнению штурмана решили повернуть назад. Баренц умолял, грозил им, указывал, что нетрудно будет перезимовать в устье открытой Оби (оно вот-вот покажется), а потом пуститься в новую навигацию на восток. Все напрасно — никто не поддержал его.
Зато дома его убежденность и аргументы, очевидно, возымели действие: новая попытка найти Северо-Восточный проход была предпринята уже в мае 1596-го. Правда, на сей раз купцы снарядили только два корабля, причем непосредственное командование ни одним из них не доверили лично Баренцу. На капитанский мостик одного встал Ян Рийп, другого — весьма способный и опытный Якоб ван Хемскерк. Бывший «великий шкипер» был назначен штурманом только одного судна — второго. Вероятно, потому, что упрямство и «неблагоразумие», которое «мастер Виллем» постоянно проявлял на морях, уже стали хорошо известны в деловых кругах — там просто боялись потерять корабли.
Пройдя побережье Скандинавии, экспедиция, как всегда, двинулась на север. В начале июня позади остался знакомый голландцам остров Медвежий. Потом западный ветер слегка отнес флот от курса, и это позволило сделать, пожалуй, самое крупное географическое открытие, в котором принял участие Баренц. В тумане над горизонтом открылась часть архипелага Шпицберген («Острые горы»). Ее нанесли на карту (сейчас это остров Западный Шпицберген), на берегу поставили крест и выгравировали памятную надпись от имени голландского штатгальтера, но приходилось торопиться — изучение интереснейшего архипелага пришлось оставить последователям. Между прочим, ныне единственное российское — по международному юридическому статусу — поселение на острове Западный Шпицберген называется Баренцбургом.
На 80-м градусе северной широты корабли были остановлены — на сей раз уже сплошными льдами. Но о поражении пока никто не думал — решили свернуть чуть на юг, обратно к Медвежьему, и разойтись кто куда считает нужным. Рийп полагал перспективным новый путь на восток мимо Шпицбергена. Хемскерк же с Баренцем взяли привычный курс на Новую Землю и 13 июля на широте 73-го градуса, наконец, высадились в заливе Ломсбей (современная Сульменева губа), где на берегу установили навигационный знак. Но, не желая терять остатка лета (хотя надежды найти путь за одну навигацию были фактически исчерпаны первыми двумя плаваниями), голландцы решили все же рискнуть: не стали на зимовку, как собирались предварительно, а пошли дальше — мимо Оранских островов в Карское море.
Поначалу повезло: спустились немного вдоль восточного берега Новой Земли, но там, южнее, природа словно бы в насмешку над моряками встретила их льдами — пришлось уходить обратно на север, к мысу Желания. Тут и наступил настоящий кошмар. Не дойдя до мыса нескольких миль, корабль Баренца и Хемскерка 26 августа оказался скованным со всех сторон в бухте, которая справедливо была нанесена на карту как Ледяная. Этот топоним по сей день сохранился на Новой Земле в соперничестве, правда, с поморским названием Спорый Наволок. Участник и летописец того нелегкого плавания Геррит де Фер пометил в тот день в дневнике: «Под вечер мы добрались до западной стороны Ледяной гавани, где нам пришлось провести всю холодную зиму в большой нужде, страданиях и тоске».
Голландский корабль освобождается из ледяного плена, но вскоре его затрет в Ледовой гавани
Не полагаясь более на корабль, который в любой момент мог быть раздавлен льдами, моряки выгрузили все необходимое имущество на берег. В первую очередь — провиант, одежду, оружие, инструменты и, что очень пригодится потом, две небольшие лодки. Потом держали совет и пришли к единственно возможному заключению: надо защититься от холода и диких зверей, построить дом, а в остальном довериться Господу. Никто не мог знать, чем все это закончится, выживет ли хоть кто-то из 17 зимовщиков, не говоря уже о том, вернется ли домой.
С огромным трудом обессилевшие люди заготавливали плавник, необходимый для по стройки избы и растопки печи. Разбирали на топливо ненужные корабельные переборки. Место для зимнего дома Баренц, на которого в трудную минуту все возложили надежды, выбрал, естественно, так, чтобы был виден в своей ловушке корабль, хотя для этого пришлось отдалиться на некоторое расстояние. Избу поставили на 12-метровой береговой террасе более чем в 200 метрах от воды. Вместо трубы приспособили бочку.
22 сентября, еще до завершения строительства, экипаж понес первую утрату: скончался корабельный плотник — его похоронили в расселине скалы у ручья. В начале октября изба была готова. Для топки очага поначалу использовали все тот же плавник, но вскоре он стал заканчиваться. Попытались воспользоваться имевшимся на борту (для балласта) каменным углем — в результате моряки, не имея в этом опыта, едва не угорели. Огонь при режиме строжайшей экономии топлива удалось, правда, поддерживать всю зиму, но все-таки в помещении держалась минусовая температура, а внутренние стены оставались покрыты ледяной коркой. Одну из крупных бочек Баренц велел приспособить для мытья, что значительно облегчило участь команды. Спали все вповалку на широких нарах...
4 ноября 1596 года солнце окончательно скрылось за горизонтом, уступив место жуткой для пришельцев полярной ночи. Основные продукты и напитки — сухари, солонину, пиво — штурман решил сразу разделить между членами команды и выдать каждому на всю зиму вперед во избежание бунтов изголодавшихся и полагаясь на их благоразумие. Сработало: люди жили далее дружно, претензий друг к другу не имели. Вот только донимали белые медведи — от них приходилось обороняться чуть ли не ежедневно . В оборонительных целях было застрелено не менее десятка зверей (шкурами выстилали полы и обкладывали стены для обогрева); из одного по распоряжению Баренца даже пытались сделать чучело — ничего не вышло. Но через некоторое время зимовщики открыли для себя другое, куда менее опасное и более ценное для них в смысле меха и мяса животное — песца, которого отлавливали с помощью расставленных вокруг дома ловушек. Из прекрасного меха шили теплую одежду, а мясо разнообразило их скудный рацион.
В свободное от расчистки снега, заготовки плавника и охоты время голландцы гуляли по берегу и даже играли в мяч. Дома играли в кости и читали. И вновь де Фер подчеркивает, что главную роль в поддержании бодрого духа играл штурман Баренц — образец спокойствия и уверенности не только в благополучном исходе зимовки, но и в успехе всей экспедиции. Но, конечно, в основном людей грела все же надежда не на достижение Китая, а на возвращение домой: «все мы рассчитывали, что останемся в живых и вернемся на родину, где обо всем расскажем».