Мать Зимы

– Лучше бы ты этого не говорила, детка. Сам я боюсь о таком даже помыслить.

– Оставьте нас.

Джил этот глубокий, надтреснутый голос показался незнакомым, но она увидела, как замялся охранник, опускавший вниз лестницу, и поняла, кто это может быть. Чуть погодя Йори-Эзрикос спустилась по ступеням, поддерживая шелковое желто-зеленое платье, чтобы юбки не путались под ногами. К огромному изумлению Джил, принцессу сопровождал маг Бектис, неприязненно озиравшийся по сторонам и скривившийся от запаха пролитого спиртного.

– Встаньте в конце коридора, – велела девушка через плечо, обращаясь к своим охранникам, а затем вопросительно взглянула на Бектиса.

Старик прислушался, затем кивнул. Конечно, в этом помещении он был практически лишен магических способностей, но чувства его, как у всякого колдуна, были обострены, и он вполне мог расслышать даже тишайшие шаги на большом расстоянии.

При появлении молодой женщины Джил поднялась на ноги и склонила голову в неловком поклоне. Ингольд, лежавший на каменной скамье, также пытался приподняться. Йори-Эзрикос жестом наманикюренной руки с золотыми ногтями велела ему остаться на месте.

– Как он?

Джил прикусила язык, чтобы не вырвался гневный ядовитый ответ: «Черт возьми, как может чувствовать себя раненый старик, приговоренный к смерти?» – и ответила спокойным тоном:

– Лучше. Он пострадал после сражения с ледяными магами. Это лишило его последних сил. Но он поправится, если сможет отдохнуть.

– А еще лучше, если смогу поесть, – добавил Ингольд. Цепи на его руках слабо звякнули, когда он попытался шевельнуть рукой.

Несколько мгновений девушка созерцала его холодными глазами поверх вуали, а затем повернулась к Джил.

– Он твой любовник? – спросила она. Говорила она очень медленно, тщательно произнося все звуки, словно это стоило ей больших усилий.

Джил кивнула.

– Откуда тебе известно о жрецах подо льдом?

Ингольд распахнул глаза.

– Я и не знал, что на юге о них существуют легенды. Я бы предложил вам присесть, ваше величество, вот только эта лавка не слишком чистая и, к тому же, было бы высокомерием с моей стороны полагать, что вы и без того не вправе присесть, где пожелаете. Не предложишь ли нашей гостье воды, Джил?

Взгляд серых глаз ничуть не изменился. Она приняла флягу с водой из рук Джил, обмакнула в нее пальцы и поднесла их к губам.

– Это не совсем легенда, – промолвила она после долгих раздумий. – Моя няня была родом из горной деревушки, где верят в очень странных святых. Во всех ее историях вместо одного дьявола – сразу три, и они живут во льдах. Свое зло они творят, заставляя людей делать скверные вещи с помощью песен, которые поют в их сознании. Один из них играет на флейте. Эти сказки, кроме горцев, больше никто не рассказывает.

Молочно-белые брови сошлись на переносице, и впервые за все время серые глаза слегка потеплели.

– Наверное, вот почему мне приснился такой сон, – продолжила она. – Это вновь вспомнились нянины сказки, когда я вдруг замерзла и испугалась. – Оглядевшись по сторонам, она присела на нижнюю ступеньку лестницы. Бектис остался стоять рядом в почтительной позе. Джил, как и подобает в присутствии правительницы, также не стала садиться. Глиняные сосуды в камере заменили на деревянные плошки и кожаные фляги, но Джил все равно осматривала темницу в поисках того, что можно использовать как оружие.

– И что же вам приснилось? – мягко спросил ее Ингольд. – И почему вам было страшно и холодно?

Йори-Эзрикос, не поднимая глаз и сложив руки на коленях, проговорила:

– Четыре года назад умер мой отец. Он пережил нашествие дарков, заставив рабов каждую ночь складывать костры вокруг летнего дворца. Дарки, в основном, нападали на город, где людей было больше. Но потом пришла чума, отец умер, и братья тоже. Я была обручена со Стиартом на-Сталигосом, моим кузеном, но он погиб на севере. Ваир на-Чандрос, полководец, возглавлявший войско, двинувшееся на помощь королевству Дарвет, вернулся и заставил меня выйти за него замуж, чтобы стать императором, как отец... Я знаю, что так не всегда бывает между мужчинами и женщинами. – Подняв глаза, она взглянула, сперва на Ингольда, затем на Джил, и во взгляде ее было нечто более пугающее, чем слезы и даже гнев. – Мои служанки говорят, что не все мужчины таковы, как Ваир, иначе, полагаю, женщины разбивали бы головы своим сыновьям, едва лишь они покинут материнское чрево, как поступила я со своим первенцем. Он добр к тебе? – Голос ее не изменился ни на йоту. С тем же успехом она могла бы говорить о домашнем хозяйстве. – Я имею в виду, как мужчина? Джил коснулась руки Ингольда.

– Да, – сказала она. – Он добр ко мне. Он научил меня владеть мечом, чтобы я могла защитить свою честь.

Впервые за все время в серых глазах вспыхнул интерес.

– Правда? – Она опять взглянула на Ингольда, и в этот миг Джил ощутила в ней юную жизненную силу, намеренно придавленную под маской ледяного жестокого холода. – Я не думала... – и осеклась.

Эта женщина с юных лет приучилась взвешивать каждое слово, а потому она просто сказала:

– Это хорошо. – Словно захлопнулось забрало стального шлема...

Пару мгновений спустя она продолжила:

– Вскоре после того, как я пришла в себя после свадьбы и опять встала на ноги, я сбежала. Я похитила лошадь и ускакала из города через ворота Хатиобара. Сама не знаю, куда я направлялась. Мне было всего двенадцать лет. В ту пору все мои родичи желали этого брака, хотя, позднее, передумали. Ваир погнался за мной со своими людьми, а я была так напугана, что поскакала к холмам, отпустила лошадь и спряталась среди гробниц. Была ночь, и впервые за весь год пришли такие холода, что убили на корню тростник и папирус. Мне приснились трое ледяных жрецов.

– А откуда вы узнали, – спросил ее Ингольд хрипловатым глухим голосом, – что это были жрецы? Ведь ваша няня именовала их. дьяволами?

– Не знаю, – тихонько отозвалась девушка. – А, впрочем, знаю. – Она прикрыла глаза, погрузившись в воспоминания. – Они молились... Они поклонялись... Ей. Они были магами, но их магия была песней служения, песней силы для Той, что обитает в колодце.

– Да. – Само это слово было подобно дыханию белого дыма, поднимающегося с поверхности густых вод, – темным контуром под самой поверхностью существа, замершего в ожидании.

– Они так долго поклонялись Ей в этом месте, вытягивая силы из земли, что сами скалы источились, – продолжила девушка. – Порой благодаря их магии из камней выбирались существа, ужасные, пугающие, которые проползали несколько шагов и погибали. Кажется, мне снилось, что я шла по комнатам, по коридорам... Через трещину в стене, сквозь лед. Должно быть, я потеряла сознание, но точно не помню. Было холодно.

Она стиснула руки у груди.

– Они сохраняли Ей жизнь с помощью сил, которые тянули из земли, пели Ей песни, поклонялись в ожидании, пока Она пробудится и заговорит. Я подумала, что когда Она проснется, то будет знать мое имя. Я боялась того, что случится, когда Она заговорит. Не знаю, откуда мне стало это известно. – Она вновь подняла заледеневшие глаза на Ингольда. – Кто Она такая? Ты видел Ее, когда сражался со жрецами подо льдом.

– Она – Мать Зимы, дитя мое... дети мои. – Он сумел протянуть руку и кончиками пальцев коснулся бедра Джил. – Когда габугу и служители ледяных магов загнали меня в усыпальницу, – там, где я должен был столкнуться с ними в бою и погибнуть, – я слышал, как они пели о ней, для нее. Она – Жизненное Древо мира, который прекратил существовать с первыми жаркими лучами солнца. В ее теле лежат семена той жизни, которая существовала в этом мире прежде. Она – Мать Магии, прибежище плоти, ее магия есть понимание всех сущностей, судеб и очертаний мира. Ее магия принадлежит душе и плоти, а не рассудку. Магия матерей, семян, будущего, заключенного в мысли. Она ждала очень долго.

– Но чего? – глубокий голос Йори-Эзрикос гулко разнесся во тьме.