Адмирал Ушаков

— Почему тогда не накрываешь?

— Изволь, батюшка, сейчас накрою.

Федор подал на стол все, что нужно, спросил, надо ли анисовой. Услышав отказ, разочарованно вздохнул. Если бы адмирал согласился принять рюмку, он бы тоже выпил. А одному нельзя. Неудобно.

— Гость наш утрешний что-то не идет.

Ушаков не ответил. Федор продолжал:

— Жалко его. Глаза будто после похорон…

Ушаков промолчал и в этот раз, только нахмурился чуточку и принялся за еду. Вызывать его на разговор Федор больше не стал. Еще, чего доброго, вспылит. Характер у него не сахар. Раз молчит, значит, не в духе. Как вернулся из министерства, доброго слова не сказал. Знать, худо там встретили. Или с прошением об отставке что-то не так получается. Молчит, не говорит. Теперь только завтра можно начистую с ним, когда хмурь в нем уляжется…

Занятый мыслями о своем хозяине, Федор в то же время настороженно прислушивался: не послышится ли стук в калитку? С улицы доносился только вой ветра. Вот бестия! Как начал перед обедом, так и не унимается. В такую погоду не только стука в калитку, крика не услышишь. Вся надежда на Полкана. Гость появится — Полкан сразу даст знать. Умная собака.

Ужинали долго, не торопясь. Когда дошло до чая, Федор стал потихоньку убирать со стола. Он уже убрал все тарелки, как вдруг послышался лай Полкана. Федор просиял: должно быть, гость!..

Предчувствие не обмануло. Явился и в самом деле Арапов. Навеселе, даже чуточку больше, чем навеселе.

— А мы вас ждали, — обрадованно сообщил ему Федор.

— Я не собирался… Шел мимо, увидел в окнах огонек и решил зайти, — стал объясняться Арапов.

Ушаков посмотрел на него строго:

— Не понравилось у дяди?

— Нет, Федор Федорович.

— Что ж, живите тогда у нас, места хватит.

— Ужинать хотите? — в свою очередь спросил Федор, которого худое настроение хозяина теперь уже не пугало.

— Благодарствую. Я, можно сказать, прямо с обеда. Впрочем, если водочка найдется…

— Как не найдется, для хорошего гостя все найдется, — подхватил Федор и тотчас поставил на стол из шкафа настойку анисовой.

Ушаков отошел к окну, отодвинул занавеску и стал всматриваться в вечернюю тьму. Федор налил гостю рюмку.

— Пейте. Холодно на улице?

— Метет ужасно.

— Выпейте и сразу согреетесь.

Арапов выпил.

— А в Севастополе сейчас, наверное, теплынь, — не желал прекращать разговора Федор.

— Да, в Севастополе тепло.

Несмотря на старания Федора, беседа не получалась. На Арапова действовал мрачный вид хозяина дома. Совсем другое дело, если бы Ушаков сел рядом, тоже налил себе рюмку. Им было бы о чем поговорить…

Ушаков наконец оставил окно и вернулся к столу. Федор тотчас взялся за штоф.

— Прикажешь, батюшка, налить?

— Налей.

Федор, обрадованный, налил ему полную рюмку, а заодно и гостю и себе тоже. Хмурь с адмирала вроде бы сошла, а за это стоило выпить.

Ушаков, попробовав настойку, поморщился — не понравилась — и пить больше не стал. Федор, словно желая убедить хозяина, что настойка сделана на совесть и морщиться от нее не следует, выпил рюмку до дна и даже крякнул от удовольствия.

— Ишь ты, окромя калгана и травок ничего в ней нету, а как по жилам-то пошла!.. Страсть!

Ушаков, не обращая на него внимания, изучающе смотрел на гостя, слегка раскрасневшегося от выпитого и упиравшегося взглядом в край стола.

— В тысяча семьсот девяносто шестом году, — медленно заговорил он, продолжая глядеть на гостя, — с Черноморского флота была послана в Англию группа офицеров. Помнится, в числе оных по списку значился некий Арапов. Не вы ли были тем офицером?

Арапов, не поднимая головы, махнул рукой, давая понять, что ему не очень-то хочется ворошить прошлое.

— Утром вы так ничего и не рассказали о себе, — не отступал от него Ушаков. — Что было с вами после службы у Потемкина? Впрочем, — сделав паузу, сменил он тон, — если воспоминания связаны с неприятностями, можете не рассказывать.

— Нет, отчего же?.. — вдруг оживился Арапов. — Извольте. От вашего высокопревосходительства таить мне нечего. Только история моя не очень веселая.

— Долго служили у Потемкина? — пропустил мимо ушей его последние слова Ушаков.

— До самой его смерти.

— Потом вернулись на море.

— Меня рекомендовали Мордвинову. Это случилось в тот самый год, когда в Черноморском флоте главным снова стал он. Вместо вас, — добавил Арапов таким голосом, словно принимал на себя часть вины за случившееся.

В Ушакове шевельнулась обида: нехорошо с ним поступили тогда, несправедливо. Почти всю войну предводительствовал Черноморским флотом, и предводительствовал так, что действия флота приводили в восхищение всю Европу, но кончилась война, и он стал не нужен, его переместили на должность командующего Севастопольской эскадрой, а главным над флотом сделали Мордвинова. То было время торжества нового фаворита Екатерины II Платона Зубова — время, когда давались чины не по заслугам, а по связям. Связи же Мордвинова в Петербурге имели надежную крепость.

— А что было потом? — возобновил разговор Ушаков.

— Потом?.. — Арапов наполнил свою рюмку, поднес было ко рту, но, видимо вспомнив, что эта уже третья и может оказаться лишней, поставил ее на стол. — Кому-то захотелось сыграть со мной в нечестную игру…

Ему стало трудно говорить. Голос его прерывался; временами, умолкнув на полуслове, он задумывался, затем встряхивал головой и продолжал рассказ все так же несобранно и торопливо, словно история, которую решил поведать, ему страшно надоела, и он не чаял, как скорее ее окончить. История же его была такова. Поступив по рекомендательному письму на службу к Мордвинову, он сразу попал под его покровительство. Адмирал был к нему добр, выделял его, относился к нему совсем не так, как к другим офицерам. Арапов почувствовал себя настолько устроенным, что решил жениться. Сделал предложение одной девушке и получил согласие. Однако Мордвинов, узнав о его намерении, посоветовал не спешить с обручением, а поехать в Англию на учебу. Подобные счастливые случаи молодым офицерам представляются не так уж часто, поэтому Арапов согласился ехать, тем более невеста обещала ждать его возвращения. Он поехал в Англию с радужными надеждами, ему казалось, что счастливее его нет никого на свете. Однако судьба жестоко посмеялась над ним. Когда через два года он вернулся из заграничной поездки, его невесты в Херсоне не оказалось. Он спрашивал, но никто не мог сказать, где она находится. Сказали только, что после его отъезда нашелся один негодяй, который, соблазнив, увез ее в Вену, где пожил с ней немного, после чего бросил… И еще узнал Арапов: невесту его с тем негодяем свел Мордвинов человек, который ему покровительствовал и которого он, Арапов, почитал как отца родного…

Дойдя до этого места рассказа, Арапов снова потянулся к рюмке, одним глотком опорожнил ее и застыл, задумавшись.

— Неужто, сударь, перенес такое? — подал голос Федор, смотревший на гостя с возрастающим интересом.

— Перенес… — в мрачной усмешке скривил губы Арапов. — Переживал, разумеется, негодовал… Окажись мой начальник-благодетель на месте, продолжал он, — могло дойти до дуэли. Но начальник мой в то время находился в Петербурге. Я не стал ждать его возвращения. Я понял, что после случившегося служить у него более не смогу, оставил в канцелярии рапорт с просьбой об увольнении и уехал к отцу в деревню.

Рассказ Арапова тронул Ушакова. Чтобы унять волнение, он поднялся со стула и отошел к окну. Спросил, не оборачиваясь:

— Вы больше его не видели?

— Нет. — Арапов сделал большую паузу и продолжал: — В деревне я все время думал о ней. Не мог не думать. Меня угнетала тоска. Прожил так месяца три, а потом не выдержал и поехал ее искать. В Херсоне мне удалось узнать, что Мордвинов дал ей приют в своем имении, которое находится в Инсарском уезде. Я поехал туда, но Марии там не оказалось: за неделю до моего приезда она ушла в монастырь.