Страница 9 из 14
Картинка десятилетней давности всплыла в памяти так ярко, будто это было вчера.
Мы с Ромкой идем по залитому солнцем Старому Арбату. Вокруг бродят толпы народу. Щелкают фотоаппараты туристов, рядом поют и пляшут брейк, у стены бородатый художник рисует портреты желающих. Но я все вижу словно сквозь серую дымку. Солнце припекает, Ромка обнимает меня за плечи, но я дрожу от холода. Меня предал любимый, и мне больше никогда уже не согреться. Я вновь начинаю плакать и в который раз говорю Роме, чтобы он бросил меня, я моральный урод с разбитым сердцем и не стоит ему губить свою жизнь вместе с моей. Мне всего 26 лет, и я так думаю на самом деле.
Ромка утешает меня, мы свернули с шумного Арбата на другую улицу, потом еще и еще, пока не забрались куда-то в кривой тупичок. И там вдруг услышали слабый девичий вскрик. Я подняла залитые слезами глаза и увидела, что двое не слишком крепко держащихся на ногах парней прижимают к старому забору юную девочку в мини-шортиках. Девочка металась вдоль забора, но парни с радостным ржанием преграждали ей дорогу.
– Постой здесь. – Ромка развернулся на пятках и вразвалочку пошел к гоп-компании, а я смотрела ему вслед, на минуту даже позабыв о своих горестях.
– Чё, пацаны, в натуре, справитесь вдвоем? – с наигранной тревогой в голосе спросил Ромка, подойдя к одному из уродов вплотную. – Или помощь нужна?
– Греби отсюда, гондон, пока не…
Договорить свою страшную угрозу парень не успел. Ромкин кулак ушел в глубь его живота, и парень, перегнувшись пополам, повалился на землю. В руке моего кавалера откуда ни возьмись появилась заточка, но пускать ее в ход не пришлось. Второй паренек, прижавшись к забору, по-крабьи быстро-быстро перебирал ногами вбок и, лишь удалившись метров на двадцать, повернулся и побежал. Похоже, от страха он даже протрезвел, так как бежал довольно резво. А девушку мы проводили до самого дома.
Именно в этот вечер я согласилась стать женой Ромки…
– О чем задумались, Вероника Николаевна? – по-отечески спросил генерал.
– О порке, – честно призналась я. – Если ваших хулиганов выпороть, может, и судить их не придется?
– Увы, на это мы пойтить не могем, – голосом Лелика – Папанова прогнусавил майор. – Иначе показательная порка ждет нас самих. Ладно, довольно о грустном. Господа офицеры, предлагаю тост: за знакомство с очаровательной женщиной и чтобы оно продолжалось и после того, как она покинет наш город!
Наконец жаркое было съедено, а шампанское и коньяк выпиты. Платон в баре так и не появился. Но когда я в компании офицеров вышла в холл, он тут же подошел к нам.
– Ваши распоряжения выполнены. Вещи гражданки Неждановой доставлены в номер, – отрапортовал он майору, стоя перед ним навытяжку, но глядя в сторону.
– Отлично, лейтенант! – бодро отреагировал майор. – Теперь проводите Веронику Николаевну до номера, убедитесь, что она в безопасности, и можете быть свободны.
– Слушаюсь! – еще более вытянулся Платон, развернулся на пятках и, так и не взглянув на меня, отправился к широкой лестнице.
Я тепло попрощалась с офицерами и медленно пошла за ним.
Платон ждал меня на втором этаже, возле двери с чрезвычайно приятным мне номером «7». Он первым вошел в номер, демонстративно распахнул дверцы узкого шкафа и жестом предложил мне тоже заглянуть внутрь. Когда я отказалась, со злостью захлопнул хлипкие дверцы, отдернул занавески, даже заглянул под круглый одноногий столик и под аккуратно застеленную зеленым шелковым покрывалом кровать.
Убедившись в безопасности номера, он вновь вытянулся в полный рост и четко проговорил:
– Еще указания будут или я могу быть свободен?
Задавая этот вопрос, он все же взглянул на меня с таким выражением, словно перед ним была не симпатичная, пусть и строгая женщина, а горбатая, кривая каракатица.
Возможно, после поезда и ресторана я выглядела не лучшим образом. И для него уже перешагнула из категории «Простите, девушка, можно ваш телефончик?» в категорию «Эй, женщина, подвиньтесь, вы тут не одна!». Но ведь обидно… Я далеко не урод, и, когда симпатичный молодой человек так на меня смотрит, мне, мягко говоря, неприятно. И как при таком отношении нам работать вместе? Надо бы его как-то к себе расположить. Пококетничать немного что ли?
– Почему вы так на меня смотрите? – неожиданно для себя выпалила я. – Я не украла у вас корову и не подожгла ваш сарай!
Платон запнулся на полуслове и вытаращил на меня глаза. Охнув, я поднесла руки к мгновенно вспыхнувшим щекам. Откуда взялась корова, какой-такой сарай, что я такое несу? Пококетничала, называется…
Спасло положение лишь то, что Платон сам смутился. Он как-то съежился, немного пожевал губами и, похоже, тоже на автомате выпалил:
– Вы слишком молодая!
От изумления я сразу успокоилась. Интересно, как это понимать – как оскорбление или как комплимент?
– Так и вы не старик, – вполне кокетливо заметила я в ответ.
– Мне двадцать восемь!
– А мне тридцать пять!
После этого мы в некотором оцепенении уставились друг на друга, затем я тяжело вздохнула. Да уж, кокетка из меня, как из слона балерина. Пора бросать это гиблое дело.
– Я думал, вам меньше, – как-то по-детски промямлил Платон. – Прислали совсем девчонку – и что с ней делать?
Я вновь с тоской подумала, что давно пора перекрасить волосы. Я очень гордилась густой копной длинных русых кудрей, хотя понимала: блондинка в науке – это почти приговор. До какого-то момента природная миловидность помогала мне в работе, но с возрастом начала сильно мешать. Стричься я не хотела категорически, но вот перекраситься в брюнетку собиралась неоднократно. Это сразу прибавит возраста и солидности. И останавливало лишь одно смешное соображение. Когда черные волосы отрастут хоть на миллиметр и покажутся светлые корни, это будет выглядеть как лысина. Вернее, как небольшие, но многочисленные плеши. На такой эффект согласиться я никак не могла.
– Платон, поверьте, кормить меня с ложечки и утирать сопли вам не придется, – мягко сказала я. – Давайте мы с вами сейчас сядем и побеседуем немного. У меня к вам куча вопросов.
– Почему вы их не задали тем, кто выше по званию? – уже более миролюбиво спросил Платон.
– Не хотела людям аппетит портить, – кратко ответила я. – Садитесь вот на этот стул, а я на кровати устроюсь.
Платон резко покраснел, и лишь тут я сообразила, что последнее предложение звучало несколько двусмысленно. Да ну его, с этим мальчишкой еще слова подбирать надо, как на приеме у английской королевы! Я села на кровать, дождалась, пока Платон решится опуститься на предложенный стул, и спросила:
– Мьсе Лемерье поселили в этом же номере?
– Нет, он жил на третьем этаже, – сухо сказал оперативник.
– И что, он в самом деле исчез прямо из запертой комнаты? Или сумел незаметно сбежать из гостиницы?
– Ушел по запасной лестнице через служебный ход, – так же без эмоций ответил Платон. – Эксперты обнаружили на лестнице его следы, а на перилах – отпечатки пальцев.
– Тут есть неохраняемый открытый служебный ход? – изумилась я. – Вот тебе и хваленая безопасность!
– Он всегда заперт. Ключи есть лишь у служащих гостиницы, причем лишь у тех, кто на дежурстве. После дежурства они сдают ключи портье.
– И как же вышел француз? – изумилась я. – Портье принял его за местную горничную и выдал ключ?
– Кто-то из сотрудников вывел, – пожал плечами опер. – Даже не обязательно из тех, кто был в ту ночь на дежурстве. Полагаю, сделать дубликат ключа – не проблема.
– Но зачем ученый пошел куда-то с непонятным служащим? Глубокой ночью? И что, ваши люди не могли допросить всех работников и выяснить их передвижения?
– Вероника Николаевна, сделано было все, что можно, и даже больше того. – Платон, казалось, немного оттаял и говорил уже вполне дружелюбно. – Не беспокойтесь, в гостинице вполне безопасно. Замок на двери служебного входа недавно поменяли. В вашем номере есть засов, который вы сами запрете изнутри. Я приду завтра утром, часам к девяти. На всякий случай до моего прихода не отпирайте дверь никому – даже местным горничным.