Страница 31 из 32
В 2007 году было опубликовано исследование, выполненное специалистами Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе (UCLA). В нем участвовали две группы пожилых людей: те, кто максимально остро ощущал заброшенность и социальную изоляцию, и те, кто был вполне удовлетворен своими отношениями с людьми. Взяв у тех и других пробы крови и выделив иммунные клетки — лейкоциты, ученые определили уровень активности в них генов, тем или иным образом связанных с работой иммунной системы. Заметные различия обнаружились в активности 209 генов. Направление этих различий оказалось очень характерным: у людей, страдающих от одиночества, была снижена активность ключевых групп генов, отвечающих за продукцию антител и защиту от вирусных инфекций. Зато гены, отвечающие за активацию иммунной системы и запуск воспалительных реакций, были у них гораздо активнее, чем у их благополучных сверстников. Заметим: если гипотеза академика Скулачева верна, то именно эти процессы должны реализовывать программу самоуничтожения в организме, ощутившем свою ненужность. При этом авторы исследования особо подчеркивают: все обнаруженные ими отклонения оказались связаны именно с субъективным ощущением одиночества и никак не зависели от реального числа знакомых у того или иного испытуемого и интенсивности общения с ними.
Благодаря таким работам связь между социально-психологическим статусом человека и работой тонких молекулярных механизмов в его теле понемногу обретает плоть. Но мы пока не можем даже предположительно сказать, как работает эта система. Откуда, например, иммунная система может знать, что человек страдает от недостатка внимания? Работа иммунных клеток и органов не контролируется напрямую нервной системой. Можно предположить, что посредниками между ними выступают гормоны и другие химические сигналы, но какие именно? Где они вырабатываются, на что действуют, какие молекулярные механизмы запускают? Об этом можно только гадать. Даже сама идея о том, что в наше тело встроена программа самоуничтожения, активируемая нехваткой эмоциональных контактов, пока что остается не более чем гипотезой.
Но у этого вопроса есть и другая сторона: допустим, мы выяснили, что так оно и есть. И что мы можем сделать, чтобы воспрепятствовать срабатыванию этой бомбы?
Трудно ожидать, что какие бы то ни было научные данные смогут повернуть вспять изменения образа жизни, происходящие в последнее время в развитых (а теперь уже и в среднеразвитых) странах. Современный человек проводит все больше времени в толпе незнакомцев и все меньше в кругу семьи. Сами семьи стали гораздо меньше не только из-за снижения рождаемости, но и из-за нежелания молодых людей жить одним домом с родителями. Наконец, во всем мире постоянно растет доля людей, живущих в одиночестве. И если для молодежи и людей среднего возраста это, как правило, результат собственного выбора, то старики все чаще оказываются одни по независящим от них обстоятельствам: супруг умер, у детей своя жизнь и часто в другом городе. Единственная альтернатива — это дом престарелых, где им, конечно, будет обеспечен надлежащий уход, но где они не смогут ни на что повлиять и постоянно будут ощущать себя ненужными.
Одиночество — это реальная и серьезная угроза здоровью, но от него невозможно защититься ни вакцинами, ни чудо-таблетками, ни палатами интенсивной терапии. И если к механизмам его разрушительного влияния на человека наука уже подступается, то до практических мер профилактики и лечения дело дойдет не скоро. Кого-то спасают бессловесные друзья (показано, что у людей, перенесших инфаркт, вероятность умереть в первые несколько лет после него значительно ниже, если у них есть какое-либо домашнее животное), кого-то — Интернет, позволяющий общаться и получать знаки внимания от друзей, которых он никогда в жизни не видел, кого-то — интерактивные теле- и радиопрограммы. Но можно не сомневаться, что в ближайшие годы и даже десятилетия острота проблемы будет только расти.
Впрочем, никакую проблему нельзя решить раньше, чем она будет замечена и осознана.
Борис Значков
Страсти по-антигуански
Если вам доведется побывать в гватемальском городе Антигуа и услышать, как кто-нибудь весело насвистывает траурный марш, не удивляйтесь. И не пытайтесь объяснить это макабрическими пристрастиями, свойственными соседям-мексиканцам с их любимым праздником — Днем мертвых. Главные торжества гватемальцев проходят во время Страстной недели. Жители Антигуа готовятся к этому событию целый год: шьют костюмы для процессии, придумывают сюжеты для уникальных «живых» ковров из цветов и в предвкушении праздника дарят друг другу компакт-диски с лучшими записями печальных мелодий. Фото вверху: EYDEA/EAST NEWS
Город Антигуа (полностью — Антигуа-Гуатемала) был заложен испанцами в 1543 году и вскоре стал одним из важнейших в их заморской империи, мало чем уступая Лиме или Мехико. Представьте себе, что к середине XVIII века, когда город достиг наивысшего расцвета, здесь обитали шестьдесят с лишним тысяч жителей — почти вдвое больше, чем сегодня. Но в 1773 году Антигуа был беспощадно разрушен мощным землетрясением, вошедшим в историю под безмятежным именем «Святой Марты» — оно случилось в ее праздник. Новый административный центр решили построить в более безопасном месте, в 45 километрах к востоку от прежней столицы (слово «антигуа» означает «старая», «бывшая»). Сегодня это трехмиллионная Гватемала, большой и шумный мегаполис. А Антигуа со временем превратился в тишайший музей под открытым небом.
То что он сохранил свой старинный облик — большая удача. После катастрофы 1773 года появился королевский указ, повелевавший всем жителям покинуть пострадавший город, а остатки зданий разобрать на стройматериалы для нового. Но подданные повиновались неохотно: почти все сохранившиеся фасады и колонны остались на своих местах, и к концу столетия среди них все еще проживали несколько тысяч ослушников. А спустя полвека в этой местности стали выращивать кофе, и из города-призрака Антигуа превратился в процветающий районный центр. Тогда же началась наконец масштабная реставрация церквей и домов. В 1960-х правительство приняло специальный «Закон, защищающий Антигуа», который не позволял возводить там постройки в современном стиле. В 1979 году, одним из первых на континенте, бывший центр страны был внесен в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО.
Город этот — чудо рукотворное и нерукотворное одновременно. Рукотворные красоты — церкви Сан Хосе, Ла Мерсед, Сан Франсиско, Сан Педро, Санта Клара, женский монастырь Лас Капучинас — безупречные образцы испанской колониальной архитектуры, излюбленного ею барокко. А нерукотворен тот природный «антураж», который окружает здания. Город лежит в широкой горной долине Панчой, зажатой между 13 живописными вулканами. Три из них, между прочим, еще действуют — Пасайя, Сантьягито и Фуэго. В ясный день дымок, вьющийся у кратера Фуэго, отлично виден из города.
Что касается этнографии, то тут преобладают майя — наследники могущественной доколумбовой цивилизации. В этих краях она не оставила зримых следов (древние памятники сконцентрированы на севере страны, ближе к границе с Мексикой), хотя колорит жизни и традиций современных майя, конечно, вносит свою лепту в самобытный облик старого города.
Чествуемая статуя Господа, снятого с креста, почти теряется на фоне громадных бумажных декораций. На переднем плане — приношения в виде цветов и фруктов. Фото: EYDEA/EAST NEWS
Чудеса под ногами
Однако самая яркая местная традиция связана отнюдь не с древними культами. Главный праздник всех гватемальцев — это Пасха и предшествующая ей Страстная неделя (именно от этого времени, а вовсе не от 1 января отсчитывают год многие жители). В эти дни весь темперамент и тяга к театральности находят выход в поразительных шествиях. Католические процессии — это вообще настоящие спектакли со своей драматургией, режиссурой и тысячами исполнителей, ни один из которых не чувствует себя на праздничных подмостках статистом. Собственно, накал эмоций и обеспечивается тем, что люди ощущают себя соучастниками великого, священного и одновременно очень живого, наполненного искренним сопереживанием действа.