Страница 62 из 68
Губы Зиерн раздвинулись в улыбке, явив ровный жемчуг зубов.
— Это моя судьба, — прошептала она, лаская маленькими руками черно-синюю поверхность Камня. — Гномы не имели права отбирать его у меня. Теперь он мой. Он должен был стать моим. И ты тоже.
Она простерла руки к Гарету, и тот вскрикнул шепотом:
— Нет!
Но обращался он скорее к себе, чем к ней, отчаянно борясь с желанием шагнуть навстречу Зиерн.
— Что значит — нет? Ты создан для меня, Гарет. Создан быть королем. Моей любовью. Отцом моего ребенка.
Призраком она поплыла к нему по маслянисто-гладкому черному полу. Он махнул на нее факелом, но чародейка даже не отпрянула — лишь рассмеялась, справедливо полагая, что у Гарета просто не хватит храбрости ударить ее огнем в лицо. Тогда он занес одной рукой алебарду, но Дженни-то видела, как по бледному лицу юноши катится пот. Еще секунда — и он бросил бы оружие на пол или сломал бы древко пополам.
Дженни шагнула из каменных зарослей, осветив пещеру голубоватым ведьминым огнем, и голос ее рассек трепещущую тишину зала, как нож рассекает ткань.
— ЗИЕРН! — крикнула она, и чародейка обернулась. Глаза ее, желтые, будто у кошки или дьявола, сверкнули белым огнем, как тогда, в лесу, и в ту же секунду Гарет нанес удар алебардой.
Чуть ли не с презрением Зиерн применила отражающее заклятье, и выбитое оружие загремело по камню. Повернувшись к юноше, она вскинула руку, но тут Дженни шагнула вперед, освобождая все накопившееся бешенство; корчащаяся веревка белого пламени сорвалась с ее ладони и полетела в Зиерн.
Та отбила удар, и пламя с шипением и треском ушло в черные каменные плиты пола. В желтых глазах вспыхнули ненависть и торжество.
— Ты!.. — шепнула Зиерн. — Я говорила тебе, что завладею Камнем… И я говорила тебе, как я тогда с тобой поступлю, ты, невежественная сука! Я раздавлю тебя за все, что ты сделала!
Заклинания увечья и разрушения ударили, словно молния, в замкнутом пространстве пещеры, и Дженни содрогнулась, чувствуя, как прогибаются и поддаются все выставленные ею заслоны. Власть, обретенная Зиерн, рухнула на Дженни чудовищной тяжестью, как тогда, на поляне. Но в тот раз это длилось лишь секунду — на большее в ту пору у Зиерн не хватило сил. Теперь же… Каким-то чудом Дженни вывернулась из-под огромной тяжкой тени, но Зиерн, не давая опомниться, ударила вторым заклинанием, затем — третьим. Швы черного балахона задымились; судороги вгрызлись в каждую мышцу. Что-то взорвалось в черепе горячей дымящейся болью, и Дженни ощутила во рту привкус крови. Ослепленная, полузадохнувшаяся, она уже и не помышляла о том, чтобы провести ответное заклинание. Остаться в живых хотя бы еще несколько мгновений — вот все, на что она могла рассчитывать. Зиерн помедлила как бы с сожалением, выверяя напоследок чудовищные, злобные подобия тех заклятий, что применяла сама Дженни, когда нужно было избавить безнадежно больных от лишних мучений. Разум Зиерн, многократно усиленный мощью Камня, словно черная отравленная игла, властно проникал в разум Дженни, ища ее скрытую сущность.
«Так мне и надо… — мелькнула последняя мысль, и, словно черный едкий ил, заклубилась поднятая со дна души застарелая ненависть к самой себе. — Так тебе и надо, Дженни Уэйнест… Ты всегда убивала лишь тех, кто слабее тебя; учителя своего — и того ненавидела; мужчиной, который тебя любил, — помыкала; сыновей — бросила; талант — растратила, погубила из лености и страха… И ты осмелилась бросить вызов Зиерн? Ты же ничем не лучше ее, ты такое же зло, только лишенное величия!..»
А в следующий миг ледяным ливнем Уинтерлэнда хлестнула ярость: Дженни поняла, что отчаяние ее наведено Зиерн. Подобно дракону, Зиерн лгала с помощью правды, но ложь все равно оставалась ложью. С трудом подняв голову, Дженни увидела это прекрасное злое лицо, увидела золотые, полные торжества глаза и, подавшись вперед, схватила чародейку за хрупкие запястья. Хватка была старушечьи слабой, и все-таки Дженни не позволила пальцам разжаться.
«Величие? — мысленно выкрикнула она ей в лицо сквозь пелену боли и наведенных заклятий. — Это ты считаешь себя великой, Зиерн! Да, я зла, я слаба, я труслива, но я это знаю и без тебя! А ты лжешь самой себе, ты боишься заглянуть в свою душу — и попомни мои слова: этот страх тебя и погубит! Умру я сейчас или нет, но ты, Зиерн, сама себя убьешь — не тем, что ты делаешь, а тем, что ты есть!»
Рывком Дженни вывернулась из внезапно ослабшей страшной хватки нечеловеческих заклятий. В тот же миг резкий удар заставил ее разжать руки. Упав на колени, Дженни видела сквозь путаницу волос искаженное, бледное лицо чародейки.
— Ты!.. Ты!.. — вскрикнула Зиерн, и тело ее с какой-то оскорбительной глазу откровенностью стало стремительно пеленаться лоскутьями колдовского пламени. Мгновенно сообразив, что спасать теперь нужно не разум, а тело, Дженни бросилась на пол. В неистовом дымном смерче магии перед Камнем стояла тварь из дурного сна — некая противоестественная помесь тигра и гигантского богомола. С пронзительным лошадиным ржанием чудовище ринулось в атаку.
Дженни откатилась с дороги, спасаясь от гребенчатых, бритвенно острых лап. Она услышала окрик Гарета (именно окрик, а не вопль ужаса); алебарда уже скользила, гремя, по гладкому, как стекло, каменному полу к протянутой руке Дженни. Пальцы сомкнулись на древке буквально за секунду до второй атаки. Металлическое лезвие взвизгнуло, когда Дженни, полоснув алебардой по жвалам, заставила чудовище вжаться спиной в черно-голубоватый Камень. Затем тварь заячьей скидкой, как тогда, на поляне, метнулась прочь, и Дженни почудилось, что она снова слышит отдаленный вопль Зиерн: «Я покажу тебе! Я всем вам покажу!..»
Существо нырнуло в каменные заросли, ища дорогу к туннелям, ведущим наверх.
Дженни поднялась с колен, намереваясь бежать вслед за ним, — — и рухнула у подножия Камня. Жестокие заклятья Зиерн отпускали не сразу: боль разрывала мышцы, мозг казался пульсирующим нарывом, вдобавок вернулись чувство беспомощности и жгучая ненависть к себе самой. С каким-то даже удивлением Дженни осознавала, что рука с обожженными пальцами, лежащая на древке, принадлежит ей и, кажется, еще повинуется ее приказам. Правда, непонятно было, почему пальцы обожжены, — видимо, Зиерн наносила и другие удары, которых Дженни просто не запомнила. Гарет наклонился над ней с факелом в руке.
— Дженни! Дженни, очнись! Дженни, пожалуйста!.. Не заставляй меня одного идти за ней!
— Нет, — с трудом проговорила она и выплюнула кровь. Что-то подсказывало ей, что пораженные органы уже исцеляются — быстро, по-драконьи. Сил, однако, от этого не прибавилось. Дженни снова попыталась подняться и снова упала. Начался приступ рвоты. Гарет пришел на помощь, трясущимися руками поддержал за плечи, и спустя мгновение со слабым проблеском интереса Дженни подумала вдруг: а что будет, упади она сейчас в обморок, — и тут же заставила себя выкинуть эту мысль из головы.
— Она собирается овладеть Моркелебом, — прошептала Дженни, наконец-то поднимаясь с пола; черные волосы занавешивали лицо. — Им правит Камень. Со мной она не справилась, а с ним — может…
Гарет помог ей встать, потом нагнулся и подобрал алебарду.
— Я должна остановить ее, пока она не выбралась наружу. Ее надо уничтожить, пока туннель ограничивает ее размеры. Останься здесь и помоги Джону.
— Да, но… — начал Гарет, но Дженни освободилась от его поддержки, забрала алебарду и, пошатываясь, двинулась к зияющему дверному проему.
Чернота за порогом клубилась, спутанная заклинаниями дезориентации. Руны, которыми Дженни помечала путь, исчезли со стен; на секунду показалось даже, что Зиерн каким-то образом стерла ей память: все туннели выглядели совершенно одинаково. Страх сжал горло при мысли о вечном блуждании в темноте, но навыки Уинтерлэнда, с помощью которых Дженни находила дорогу в самых безнадежных чащобах, не оставили ее и здесь. «Думай, — приказала она себе. — Думай и прислушивайся». Забыв на минуту о магии, Дженни огляделась, инстинктом лесного жителя находя одну за другой неприметные детали, запавшие в память на пути к Сердцу Бездны. Чутко вслушиваясь в тишину, отзывающуюся многократным эхом на любой звук, она уловила приглушенное бормотание Джона, говорящего Гарету что-то относительно дверей, которые гномы собирались замкнуть, и скрежет хитина о камень — там, впереди. Обострившимся слухом Дженни различила суматоху мелких пещерных тварей, бросающихся врассыпную с дороги огромной твари, и, не теряя больше времени, пустилась в погоню.