Страница 24 из 35
На вопросы задержанная отвечать отказалась, не захотела она и назвать себя. При обыске обнаружился паспорт: модистка Фейга Хаимовна Каплан, девица 19 лет от роду, место жительства — город Речицы Минской губернии. Но при проверке выяснилось, что в Речицах девицу Каплан никто никогда не видел. Понадобилось несколько допросов, чтобы установить личность задержанной. Из всех сведений, указанных в фальшивом паспорте, верным было только имя. Молодую террористку действительно звали Фейга, тогда ей было всего 16. Родилась она 10 февраля 1890 года в семье учителя хедера — еврейской школы — из Волынской губернии. Кроме нее в семье было семеро детей. Четыре брата Фейги учились в хедере, а дочерям грамоту отец преподавал дома.
Соседи хвалили набожного и чадолюбивого Нахима Ройдмана, но от почета и уважения денег в семье не прибавлялось, на приданое девочки должны были заработать сами. Фейгу к 14 годам выучили на белошвейку и пристроили на работу в швейную мастерскую. Владелица мастерской в молодости имела ателье в Санкт-Петербурге, работала со столичным шиком, платила щедро. Замуж ее работницы не спешили, набирались опыта, копили деньги и мечтали со временем открыть собственное дело. Среди подруг Фейга оказалась белой вороной — она с первой минуты возненавидела шитье, от мелкой кропотливой работы у нее начинались головные боли, темнело в глазах. Единственным выходом оставалось замужество, но упрямица мечтала о любви, а к ней сватались заурядные женихи, не вызывавшие ничего, кроме презрения.
Революция 1905 года всколыхнула сонную губернию, в унылое волынское захолустье ветер перемен занес группу анархистов-агитаторов. Надолго они не задержались, их путь лежал в Одессу. С ними уехала и Фейга: она выдержала битву за свободу с хозяйкой, отцом и сама с собой. До знаменитого приморского города беглянка добралась к концу весны, море и бурные политические страсти поразили провинциалку. Вскоре она вступила в «Южную группу анархистов-коммунистов» и сменила имя на звучную партийную кличку Дора. Среди соратников новоявленная анархистка встретила мужчину своей мечты. Виктор Гарский был старше ее на несколько лет, он уже успел поработать подмастерьем у сапожника, продавцом в лавке… Промаявшись три года, несостоявшийся торговец сбежал на поиски удачи. Известие о революции застало его на пути в Херсон, он изменил траекторию движения и прибыл в Одессу на два месяца раньше Фейги Ройдман.
Счастье Доры
Одесское лето 1906 года стало для Доры самым счастливым в ее короткой жизни. Рядом были товарищи, под руководством которых она прошла «краткий курс бойца революции» — вот только стрелять не умела и не пыталась научиться. Нелюбовь к оружию компенсировалась преданностью революции, соратникам и Гарскому. Дора готова была умереть за революцию и Виктора, другим чувствам в ее жизни места не осталось. Прирожденный авантюрист, Гарский легко освоился с новой ролью налетчика-экспроприатора, ему поручали добывать деньги на подпольную работу — доставку оружия в Одессу, фальшивые документы и разработку операций. Чувства боевой подруги он принимал как должное, сразу объявив, что никогда не женится, поскольку это будет мешать деятельности профессионального революционера. Но Дора ни на что не претендовала, она лишь хотела быть рядом с ним и работать на благо революции. «Южная группа» начала подготовку покушения на киевского губернатора. Все участники получили новые паспорта, теперь Дора превратилась в Фейгу Каплан, но прежнее имя казалось ей настолько чужим, что она заменила его уменьшительным — Фаня. На вокзале заговорщики расстались: девушки отправились в Киев, а Виктор уехал в Кишинёв — добывать деньги.
Его вооруженный налет на швейный магазин прошел успешно, и Гарский со взятой кассой бесследно исчез… Крайний срок ожидания истек 10 декабря, известий от любовника Каплан так и не дождалась. Они с подругой решили готовить покушение самостоятельно. Сняли квартиру, раздобыли взрывчатку, однако изготовлять бомбы девушки не умели. Операция оказалась под угрозой срыва, когда на связь с анархистками вышел некто Зельман Тома, родом из Румынии. На встречу отправилась Каплан, но вместо незнакомого румына она обнаружила своего ненаглядного Виктора — он тоже успел обзавестись новым именем.
18 декабря 1906 года в гостинице «Купеческая» любовники сняли номер на третьем, самом фешенебельном, этаже. «Экспроприированные» деньги Гарский намеревался потратить с пользой для революции и с удовольствием для себя и Доры. Только теперь они звались Фаня и Мика, но эти новые имена ничего не меняли ни в их отношениях, ни в планах террористической операции. Вечером 22 декабря Фаня помогала любовнику собирать бомбу, как вдруг из-за неверной сборки раздался взрыв. Девушку контузило, два осколка ранили в голень и ягодицу, Мика не получил ни царапины. Гарскому грозила смертная казнь, а несовершеннолетняя Фейга могла рассчитывать на снисхождение. Договорились, что выберутся вместе, она отвлечет полицию, а потом, когда Виктор будет в безопасности, он обязательно за ней вернется.
Юная террористка предстала перед военно-полевым судом уже 8 января 1907 года. За покушение на убийство Фанни Каплан полагалась смертная казнь, но как несовершеннолетняя она была помилована и… приговорена к пожизненной каторге. Семнадцатилетняя девчонка не вполне понимала, что ее ждет, кроме того, она не сомневалась — Мика найдет способ вытащить свою подругу из этой передряги. После приговора осужденная Каплан провела в киевской тюрьме почти полгода, пока Главное тюремное управление особым отношением № 19641 не определило местом отбытия наказания Нерчинскую каторгу. Фейге Хаимовне Каплан предписывалось следовать в ручных и ножных кандалах — к ней и тут подошли с максимальной меркой. Небрежным росчерком пера было добавлено: может следовать пешком, требует усиленного надзора по причине склонности к побегам.
Тогда же составили и описание внешности потенциальной беглянки: «рост около 156 см, лицо бледное, глаза продолговатые, карие, с опущенными уголками, волосы темно-русые, над правой бровью рубец от раны». Весь долгий путь до Забайкалья Фанни проделала как особо опасная преступница, закованная «по всей строгости закона» в кандалы. В Нерчинске ее определили в печально знаменитую Мальцевскую тюрьму: там за несколько лет чахли и умирали некогда здоровые люди, а потерявших рассудок узников тут было больше, чем в остальных нерчинских острогах, вместе взятых.
Осенью 1907 года у Каплан начались сильные боли в области шрама над бровью, потом они прошли, стало легче, и тут Фанни в первый раз ослепла. Ее заподозрили в симуляции, но после обследования потерю зрения связали с последствиями контузии от киевского взрыва. Каплан перевели в лазарет, но она внезапно прозрела — ее снова вернули в камеру. Через месяц приступ слепоты повторился, и с тех пор она постоянно проваливалась в темноту, а когда слепота отступала, перед глазами появлялись сырые стены и бледные лица подруг-каторжанок.
Товарищ бежать пособит?
Приступы слепоты повторялись все чаще и раз от разу становились длиннее. Свое восемнадцатилетие практически ослепшая Фанни Каплан встретила на поселении, куда ее перевели под наблюдение надзирательниц. Каменные стены здесь сменились деревянным теплым срубом, пахнущим терпкой смолой. А главным подарком стали вести о пропавшем Мике Гарском, теперь его звали Яковом Шмидманом. В этот раз его банда ограбила банк в Кишиневе, всех взяли на месте, и лишь Яшке-Виктору удалось скрыться, да еще и вместе с кассой. Окрепла надежда на освобождение, вместе с ней вернулось и зрение. Растаял Байкал, его серые волны уходили далеко за горизонт. Фанни слушала, как каторжанки поют песню о «славном корабле — омулевой бочке», и ждала, чтобы «товарищ бежать пособил».
На сей раз ее соратник прислал привет из Одесской тюрьмы. Его вычислили филеры, после чего авантюрист предстал перед военнополевым судом. Троих его подельников приговорили к повешению, а Яшка снова вышел сухим из воды. Правда, 12 лет тюрьмы ему все-таки дали. Гарский сдержал слово, данное любовнице, — сознался в причастности к киевскому взрыву и заявил, что Каплан оказалась в гостинице случайно. Показания Яшки отправили в Москву, в Министерство юстиции, но там решили не ворошить прошлое. По взрыву на Подоле следствие давно закончилось, и приговор Фанни пересматривать никто не собирался.