Страница 90 из 93
Чёрная бездна, разверзшаяся у него внутри, не всегда будет тем единственным, о чём он сможет думать. А сейчас он просто хотел спать. Лея обняла его за талию, и он почувствовал прикосновение её разума к своему.
— Позже расскажешь, — сказала она. Лее понравилась бы Каллиста, подумал Люк. И Мара тоже полюбила бы её — на свой лад.
— Со мной всё будет отлично, — заверил он, зная, что это ложь.
— В Плавале есть очень неплохой медицинский центр, — говорила Мара, ведя Люка по короткому коридору к одной из маленьких кают. «Охотничье Счастье» было яхтой какого-то богатого юнца. Много лет назад она попала в руки пиратов, но некоторые из прежних удобств ещё остались, включая саморегулирующуюся постель в нише с маленьким экраном монитора, выходившего на мостик. После спанья на кучах одеял на палубе, в углах кабинетов такой комфорт казался странным.
— Малыш, а кто этот старый болван, которого ты поставил гнать стадо на Синем Шаттле? — Хэн, стоявший на мостике, поднял взгляд к его собственному экрану.
Люк чуть улыбнулся, услышав от Хэна такое обращение.
— Трив Потман. Он когда-то был штурмовиком, давным-давно. — Он откинул голову на подушку, едва почувствовав, как Лея распорола штанину комбинезона от лодыжки до бедра, налепила на избитую, горящую плоть два сверхмощных гилокальных пластыря и вколола массированную дозу антибиотиков.
Люк услышал, как Мара выругалась и спросила:
— И давно ты так?
Подсчитать время оказалось трудновато.
— Пять-шесть дней.
Лея срезала шину, наложенную Як; он едва почувствовал, как она снимает трубку и ленту двигателя.
— Ты пользовался Силой? Судя по виду этих ран, у тебя должна быть гангрена от тазовой кости до ногтей ног.
— Арту-Дету! — услышал он донёсшийся из коридора голос Трипио. Повернув голову, он увидел через дверь, как педантичный дройд протягивает свои помятые руки к маленькому товарищу-астромеху, тоже побитому и прокопчённому, покрытому коркой грязи и слизи. — До чего же приятно найти тебя функционирующим!
«Я всегда буду всего лишь дройдом, — вспомнил он голос Никоса. — Если б я не любил её…»
Он попытался закрыть свой разум для этих болезненных воспоминаний. Пять-шесть дней, сказал он…
— Ваше высочество, — продолжал голос Трипио. — Полагаю, ваша миссия на Белзависе прошла так, как вы надеялись?
— Можно сказать и так, Трипио, — отозвалась Лея.
— Если несколько вольно трактовать истину, — вставил с мостика Хэн. — Тпру, что это у вас здесь? Мы получили сигнал в поле обломков. По всем признакам — спасательная капсула.
Люк открыл глаза.
— Крей. — Так, значит, она в конце концов всё-таки решила жить. Что-то у него внутри гадало: почему?
Мара ушла на мостик — манипулировать магнитами, а Люк стал настаивать, чтобы Лея наложила ещё одну шину, чтобы он мог спуститься в трюм, когда туда доставят капсулу.
— О ней нужно будет" позаботиться, — твердил он, принимая сидячее положение, едва сестра плотно закрепила скобы. Сев, он мельком увидел себя в зеркале на другой стороне каюты — когда-то там был бар — и поразился, увидев, как за последнюю неделю исхудало и осунулось его лицо. Голубые глаза словно обесцветило усталостью и бессонницей, а под оставленными осколками скверными рубцами на скулах сияла радуга сходящих синяков. Если добавить к этому ещё и неровную поросль каштановой щетины, он выглядел каким-то неряшливым старым отшельником, опирающимся на свой посох…
Он выглядел, сообразил он, немного похожим на старого Бена.
Лея помогла ему подняться на ноги.
— Что там насчёт Крей? Никос… — Он увидел, что она заколебалась на слове «умер», когда вспомнила, что Никос, после того, что сделала для него Крей, был неспособен умереть.
— Это длинная история, — ответил он, чувствуя себя невероятно усталым. — Я… не ожидал, что она сядет в спасательную капсулу. У меня сложилось впечатление, что она не хотела больше жить.
Он услышал, как голос Мары звучит в динамиках:
— Есть. Провожу её через щит. Лея подставила ему плечо и помогла пройти по коридору. Два дройда и Чуви шли за ними следом.
— Очевидно, штурмовик Потман сумел успокоить клаггов и аффитеханцев на Синем Шаттле, мастер Люк, — уведомил его Трипио. — Генерал Соло уже отправил субпространственное сообщение Отделению Контактов Дипломатического Корпуса. Они организуют группу, которая займётся переориентацией пленников «Глаза». Они говорят, что хотели бы, чтобы вы помогли им в этом.
Люк кивнул, хотя ему трудно было строить планы больше чем на несколько минут или часов. Он теперь понимал, почему Крей сделала всё, что было в её власти, истерзала себе душу и тело, чтобы попытаться сохранить для себя Никоса.
Потому что она не могла и помыслить о своей жизни без его присутствия.
«Он на другой стороне», — сказала она тогда.
Как и Каллиста, которая тоже была теперь на другой стороне. Что бы ни заставило её изменить своё решение, подумал он, она будет нуждаться в нём, когда выйдет из своего холодного сна.
Лампочки на двери трюма загорелись зелёным, и дверь с шипением открылась. Капсула стояла на квадрате меток прямо под потухшим глазом неподвижного притягивающего луча. Она едва достигала двух метров в длину и примерно восьми-десяти сантиметров в ширину и была матово-имперско-зелёной и ледяной на ощупь от холода космоса.
Он сдвинул крышку. Крей лежала там в похожем на кому сне частичной гибернации, её грудь едва поднималась под изорванной, грязной формой; длинные кисти рук сложены поверх пряжки пояса. Несмотря на синяки, её лицо выглядело таким спокойным, таким расслабленным и таким непохожим на мрачное, измождённое лицо той женщины, какой она стала, что он почти не узнал её.
Не так ли она выглядела, гадал он, в тот первый день больше года назад, когда Никос привёз её на Явин? Самая блестящая программистка ИИ в Институте Магроди — да вдобавок владеющая Силой.
Та высокомерная элегантность, которую она носила как защитный плащ, исчезла.
Она сделалась иной женщиной.
Иной женщиной…
«Нет…» — подумал Люк.
И покачал головой.
Нет.
Это было не лицо Крей.
Черты, прямой нос и тонкие кости, полные, почти квадратные губы были те же.
Но все в нём говорило: «Это не Крей».
Нет, снова подумал он, не желая верить.
Вселенная замерла вокруг него.
Затем лежащая сделала глубокий вдох и открыла глаза.
Они были серыми.
Нет.
Он протянул руку, и она быстро подняла свои ладони, словно опасаясь прикосновения. Несколько мгновений она просто смотрела на собственные руки, поворачивая их и словно бы дивясь форме ладоней и пальцев, как будто глядя на какой-то незнакомый образчик скульптуры, гладя ладони, пальцы и рельефные, выпирающие кости запястий. Затем их глаза встретились, и у неё появились слёзы.
Очень мягко, боясь коснуться — боясь, что она исчезнет, испарится, превратится в сон, — он помог ей сесть. Её ладони были тёплыми. Некоторое время они лишь смотрели друг на друга… Этого не может быть…
Она коснулась его лица, синяков и рубцов от осколков, недельной щетины, коснулась его рта, который прижимался к её губам, который не был сном.
Если бы я мог попросить только одно, только одно за всю жизнь…
Он мягко привлёк её к себе, обнимая её длинное худощавое тело, уткнувшись лицом в светлые, неровно обрезанные волосы, которые, как он знал, со временем превратятся в каштановые. Она дышала. Он чувствовал её дыхание на своей щеке, у себя под ладонями, у своего сердца.
А затем она рассмеялась, тихим, чудесным плачем навзрыд, и он откинул голову, и в нём поднялся и вырвался дикий крик торжества и радости.
— Да! — заорал он, и они оба смеялись и плакали, обнимаясь, и она всё повторяла его имя, словно все ещё не веря этому, словно не могла поверить, что Судьба иной раз допускает и такое.
Это был её голос, совсем не похожий на голос Крей.
Его руки дрожали, когда он сжал меж ладоней её лицо, а Лея, Мара, Хэн и другие стояли в дверях трюма, молча глядя на всё это, зная, что происходит Нечто, и не совсем понимая, что именно.